Сóрок сорóк

Принимая во внимание то, что Доган был не только сооснователем и крупным руководителем РПК, но и одним из её идеологов, само по себе протестное самоубийство стало шоком для партийных кадров.

А учитывая то, что самоубийство произошло в день Навруза, и методом ухода из жизни стало самосожжение, неудивительно, что поступок Мазлума, “современного Кавы”, пожертвовавшего жизнью ради других, предав самого себя священному огню Навруза (как это интерпретировала партийная пропаганда), стал одной из моральных основ, на которой будет возводиться модель “нового человека” (Yeni İnsan), новой курдской идентичности. Ну а три спички, которые, согласно легенде, использовал Доган для того, чтобы себя поджечь, превратились в символ мученичества во имя организации.

Уже 18 мая того же года в той же самой тюрьме Диярбакыра произошло скоординированное протестное самосожжение еще четырех членов РПК; это событие входит в историографию партии как Dörtlerin gecesi, “ночь четырех”.

После 1982 года самосожжение станет одним из “фирменных” методов протеста членов и сочувствующих РПК. За всю историю партии более 180 человек совершили или попытались совершить такую акцию; бóльшая часть из них естественно происходила в тюрьмах, но с конца 80-х “священный огонь” запылал и за пределами тюремных стен.

Причем подожгли его женщины, удельный вес которых внутри РПК стал увеличиваться многократно. Сначала это были матери арестованных, сжигавшие себя протестуя против истязаний государством собственных сыновей, а в 1990-92 протестные акты самосожжения во время празднования Навруза начали практиковать уже и молодые девушки, сторонницы РПК.

В 1996 году произошел качественный скачок в практике “самопожертвования во имя идеи”. И вновь пионерами инновационного метода “борьбы с системой угнетения” стали женщины: 30 июня 1996 года 23-летняя Зейнеп Кынаджи (“Зилан”), обвесившись взрывчаткой, подорвала себя в толпе правительственных солдат в Тунджели во время церемониального подъёма турецкого флага. Далее тактика использования “живых бомб” и суицидальных атак продолжалась, а поступок “Зилан” повлиял не только на укрепление концепции “нового человека”, стремящегося отдать жизнь в борьбе за общее благо, но и дал мощнейший импульс развитию радикального курдского феминизма с культом богини Иштар (женского аналога “современного кузнеца Кавы”) и образом “женщины, освобождающей саму себя”, о чем напишу в другой раз.

Очевидно, опыт РПК оказал прямое влияние и на другую левую (заявляется что коммунистическую) вооруженную турецкую организацию, Революционную народно-освободительную партию-Фронт (DHKP-C), которая, - ориентируясь примерно на аналогичную систему фанатизации собственных кадров через концепцию рожденного в борьбе “нового социалистического человека”, с 2001 года тоже начала использовать тактику “suicide attacks”.

В общем, хотя на первый взгляд самоубийственные атаки РПК кажутся таким же восточным безумием, как и самоподрывы во имя веры мусульманских фанатиков, идейная мотивация курдов все-таки ближе, например, к советскому образу Александра Матросова или Николая Гастелло (к месту можно вспомнить и о нереализованном проекте чумового большевика Камо Тер-Петросяна по использованию “живых бомб” для атак на белогвардейцев, описанном им в собственных мемуарах). Хотя и то и другое и третье, при желании, можно свести просто к военному культу героического самопожертвования ради великой цели, в том или ином случае эти цели различаются, и у курдов, - по крайней мере формально, - они конечно поблагороднее.

Почти месяц назад, 23 октября, два боевика Рабочей Партии Курдистана, - мужчина и женщина, - посреди бела дня осуществили самоубийственную атаку в Анкаре на штаб-квартиру крупного оборонного предприятия Turkish Aerospace Industries, занимающегося, в том числе, производством дронов и БПЛА, с помощью которых турецкое государство бомбит курдские территории на северо-востоке Сирии (в Рожаве). Спустя 2 дня РПК взяла на себя ответственность за нападение, заявив что погибшие - члены батальона “Бессмертных” (пишут, что это типа партийного спецназа), и выразив сожаление по поводу гибели в ходе акции случайного человека (несчастного водителя такси, на котором бойцы добрались до места).

То, что нападавшие изначально даже не рассчитывали на спасение, очевидно: получив ранение в перестрелке с охраной, женщина взорвала себя; то же самое сделал чуть позже и оказавшийся в окружении силовиков мужчина. 

Мы привыкли к тому, что подобные суицидальные акции характерны исключительно для мусульманских радикалов, для которых мученическая смерть на пути джихада выступает свидетельством веры. Такой сложился стереотип, хотя уже в 80-х тактику “амалия истишхадия” (операция мученичества) применяли в ходе войны в Ливане и члены совершенно светской Сирийской социал-националистической партии (которые впервые в истории в качестве смертника использовали девушку, да еще и православную).

РПК как раз входит в список немногочисленных нерелигиозных организаций (наряду с вышеупомянутой ССНП, ныне разгромленными шри-ланкийскими Тиграми освобождения Тамил-Илама, турецкой Революционной народно-освободительной партией-Фронт и пакистанской Армией освобождения Белуджистана), которые систематически использовали/используют в своей борьбе т.н. смертников.

Но если с мотивацией мусульман все более-менее понятно, то что же толкает на исполнение самоубийственных акций членов левой (изначально вообще марксистско-ленинской) Рабочей Партии Курдистана?

Я уже много раз писал об использовании левыми народной/национальной специфики и традиций для продвижения своих идеалов. “Кейс” РПК - как раз из этой серии.

Вообще, еще в ту пору, когда РПК держала курс на создание социалистического государства (т.е. в 80-е), партия уже активно использовала доисламские народные верования и традиции в деле мобилизации отсталого сельского населения, плохо откликавшегося на “классическую” марксистскую пропаганду об общественной собственности на средства производства.

Одним из ярких примеров чего стал образ кузнеца Кавы, героя древнего эпоса ираноязычных народов Ближнего Востока, который в далеких горах организовал армию свободных людей и восстал против жестокого иноземного захватчика, царя Захака (Дахака). Почитание Кавы-кузнеца, мифического прародителя курдского народа и предтечи повстанцев из РПК, распространилось и среди самих партизан, а образ царя Захака, у которого вместо рук росли змеи, питавшиеся человеческими мозгами, столь же широко использовался сначала для иллюстрации культурного и полицейского террора турецкого государства против курдов, а затем - и в качестве олицетворения американского империализма.

Напрямую с образом кузнеца Кавы было связано и празднование Навруза (дня весны и освобождения от тирании Захака в курдской традиции), который в конце 70-х был превращен РПК в “народно-революционный” праздник, мистически воспевающий национальное и социальное освобождение. А связанный с Наврузом культ огня (по легенде Кава на радостях от победы над тираном поджёг окружающие холмы) сыграл крайне важную роль в зарождении среди партизан культа “жертвующего собой во имя идеи” (fedai şehit). 

Произошло это следующим образом.

21 марта 1982 года один из основателей РПК и член центрального комитета партии 24-летний Мазлум Доган, арестованный еще в 1979 году за членство в “подрывной ассоциации”, в тюрьме города Диярбакыр, - одной из самых жестоких в те времена, -  совершил акт самосожжения в знак протеста против условий содержания, еще более ухудшившихся после военного переворота 12 сентября 1980 года.

KOP - Ciutat morta https://youtu.be/jT-HeoNDr9s?si=tCkmCqOGh90IGINI

Ebri Knight - Guerrilla https://youtu.be/JIt9smkeq7k?si=ZIAS6ofAJeJAdI3g

Atzembla - Cors armats https://youtu.be/u6WDLwWG1zs?si=xckqILEqQNFarcyw

Feliu Ventura - Torn de Preguntes https://youtu.be/5QKdYuMLV5s?si=aLVs7vvRKZqBxWtf

Camarada Kalashnikov - Tirano-saura https://youtu.be/fMiWRksNdss?si=Qe8QHcjJ8YdxktFZ

Obrint Pas - Mil nou-cents trenta-nou https://youtu.be/FXOz1Brinvw?si=oIfn1I8X_904bKbt

Indefinits - A quatre bandes https://youtu.be/fT7-LOuTE-k?si=QwnnGSzey2cEa-aH

Opció K-95 - Terra de sang https://youtu.be/Qd_KgxBcv6Q?si=CWlF0oUtCoE4U8gC

Xeic! - Tornarem https://youtu.be/wvhC9p5-LNs?si=aEiwlKgQlG6TQAS2

А по теме современного левого каталонского национализма сойдет и музыкальный пост.

Хотя левонационалистическая сцена в Каталонии и так существовала со времен “новой каталонской песни” 70-х, в 90-х в регионе поднялась воистину грандиозная музыкальная волна, пошедшая на спад буквально недавно, в конце 2010-х годов, аккурат после истории с референдумом 2017.

Некоторым образом начало этого подъёма было связано с тем, что автономное правительство в рамках поддержки каталонской культуры, долгое время находившейся под прессингом франкистского государства и потому считавшейся отсталым сельским андеграундом, с конца 80-х вводило программы спонсирования групп и исполнителей, поющих на каталонском языке. Не совсем понятен масштаб влияния этих правительственных грантов, однако в устах испанских правых и ультраправых, вещающих о “единой, великой и сильной” Испании, эта деятельность региональных властей, подрывающая “национальное единство”, приобретает формы вселенского заговора против страны. Т.е. звучат привычные в данном случае доводы о том, что украинцев македонцев австрийцев каталонцев придумали враги отчизны, на самом деле мы один народ.

В любом случае, помимо аполитичных коллективов, в этот период появились и исчезли десятки (если не сотни) ансамблей различных жанров, поднимающих в своих песнях, - принципиально исполняемых на каталонском/каталанском или валенсийском языке, - социальные, национальные и политические вопросы, воспевающие антиимпериализм и борьбу народов за освобождение (особо популярными темами являются Палестина и Западная Сахара), антифашизм и славное республиканское прошлое. Антирасизм, феминизм, антикапитализм - туда же; все это является частью левонационалистического каталонского дискурса.

Понятно, что в силу своей широты и относительной массовости каталонский политический рок (rock catalá) не является гомогенным ни по стилистике, ни по идеологии. Существует великое разнообразие: от умеренно-левой до крайне левой (коммунистической) лирики, от поп-рока и ска с вкраплениями традиционной дудки (дульсайны) до какого-то жуткого ревущего хардкора. На любой вкус, короче.

Обращаю внимание, что, несмотря на масштаб явления, каталонский социально-протестный рок-н-ролл как не был “коммерчески успешным” в начале 90-х, так и остался вне сферы испанского шоу-биза. Хотя концерты проводятся, диски записываются, а таланты рождаются без перерыва, rock catalá вообще не коммерциализирован, потому что его целевая аудитория даже в самой Каталонии на самом деле довольно узкая. Это, в общем-то, по-прежнему молодежный андеграунд и do it yourself, держащийся на плаву за счет энтузиастов развития современной каталонской прогрессивной культуры, типа знаменитого журнала Enderrock (enderroc на каталонском - “ниспровержение”, игра слов такая), который и дистрибуцией занимается, и организацией концертов, и студии с записями проплачивает для молодых дарований. 

В качестве дополнительной информации, укажу, что в Испании существуют так же астурийская и галисийская левонационалистические сцены, идейно абсолютно идентичные каталонской, только менее масштабные и поют там люди, соответственно, на галисийском и астурийском языках. Ну и, само собою, еще в 80-х годах в Стране Басков зародился и вроде развивается и поныне т.н. “Баскский радикальный рок” (Euskal Rock Erradikala), имеющий в себе мощную левонационалистическую (abertzale) компоненту.

Ну а чтоб создать какое-то представление об каталонской левонационалистической сцене, будет задействован youtube; выборка абсолютно рандомная и не раскрывает всей палитры этого народного творчества. Кому интересно, может послушать/посмотреть, чего там каталонцы эти наваяли.

Inadaptats - 11 de setembre https://youtu.be/umse1pDdMzE?si=LWpJ9ThEIpEwQRUx

La Gossa Sorda - Respira https://youtu.be/KZIi_vHuWiE?si=kftGkBTJVnKLcHnD

Eina - L’Estat i la’Revolució https://youtu.be/4BO5hA8z-90?si=xafaZqAzedLoOLNo

Aspencat - Música naix de la rábia https://youtu.be/0l10OvFwEik?si=9Asl5kyRgF5FV45m

Brams - Sáhara https://youtu.be/a4AGAOFHIDk?si=654eYi-sdcthTdXJ

Продолжая “испанскую тему” чиркнул небольшой опус об отношении испанских коммунистов к каталонскому национализму, которое в течение истории диалектически менялось аж 5 раз - от отрицания к принятию и обратно.

Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2024/11/blog-post.html?m=1

и достаточно радикальными. Получая, - что удивительно, - немалый (по нынешним временам) отклик снизу, что немного даже удивляет.

В этом плане баскский “кейс” разительно отличается от аналогичного ирландского, где местные католические националисты, тоже попавшие под влияние социалистических идей в 60-70-е, после крушения “реального социализма” в большинстве своём начали отступление от марксизма, не сумев увековечить былой антикапиталистический курс в качестве неотъемлемой части своего освободительного национализма.

С этого момента начинается история т.н. движения “abertzales” (“патриотов”); радикальных левых националистов, противостоящих старому “аграрно-расистскому” национализму “jeltzales” (производное от аббревиатуры лозунга БНП “Jaungoikoa eta Legezarra” - “Бог и старый закон”). 

И хотя исходным импульсом к развитию этого нового национализма стала деятельность ЭТА и ее многочисленных ответвлений, в 60-70-е движение продолжало идеологически “обогащаться” и расширяться; не имея никаких жестких доктринальных границ, “abertzale” как идейная тенденция охватывала все больше общественных слоёв (особенно, молодежных), привлеченных модными в ту эпоху радикальными идеями социального освобождения, которые на баскской земле приобретали почти что обязательный национальный “окрас”. Даже местное отделение еврокоммунистической КП Испании, и то в 1970 году перешло на позиции “abertzales”, широко открыв двери для многочисленных левых националистов.

Естественно, подъём левого национализма привел к открытой конфронтации с национализмом “старой школы”, олицетворенной Баскской Националистической Партией. Эта динамика тотальной поляризации (а-ля “есть только два баскских национализма, и кто не за один, тот, значит, за другой”) еще больше расширяла движение за счет поглощения “колеблющихся” и даже изначально вовсе не националистических левых групп. 

А после смерти Франко и старта “демократического перехода” в 1975 году, когда БНП из оппозиционной структуры начала трансформацию в партию политического истеблишмента, движение “abertzale” испытало настоящий взлет, т.к. продолжало принципиально выступать и против “фальшивой демократизации”, якобы продолжающей традицию франкизма в более мягкой форме, и против “предательства консервативных националистических элит”, торгующих идеей ради получения власти из рук Мадрида, и против укрепления либерального капитализма. В этот период возникли десятки левонационалистических организаций различной степени радикальности, бóльшая часть которых в 1978 году объединились в две конкурирующие коалиции - “Herri Batasuna” (Народный союз) и “Euskadiko Ezkerra” (Баскская Левая). Причем каждая из этих коалиций была связана с одной из двух фракций ЭТА (“военной” и “военно-политической” соответственно), а участники блоков безостановочно перемещались из одной коалиции в другую, пока наконец в начале 90-х годов “Эрри Батасуна” не победила в этом соревновании, оставшись единственным политическим рупором движения “abertzale”.

К тому моменту левые националисты превратились в весьма мощное политическое и, самое главное, внепарламентское движение, “держащее” улицу и распространившее свою идейную и культурную гегемонию не только в испанской, но и во французской части Страны Басков. 

Т.о. благодаря радикальным левым 70-80-х баскский национализм в довольно короткий срок кардинально изменил политический облик, вобрав в себя демократические и социалистические требования, которых он изначально был совершенно лишён, но которые теперь превратились в своего рода “исконную традицию”, воспринимаемую как данность следующими поколениями националистов. 

А принципиальное противостояние “старым” националистам из БНП, держащимся либерализма, клерикализма и уважения к испанской короне, до сих пор обеспечивает оппозиционным левым “abertzales” симпатии многих недовольных секторов баскского общества (на местных апрельских выборах 2024 левонационалистическая коалиция EH Bildu завоевала 32% голосов, заняв второе место).

Естественно, сам этот левый национализм неоднороден и включает в себя широкий спектр идей - начиная со своеобразной социал-демократии, заканчивая ультралевыми группами, типа вышеописанной Gazte Koordinadora Sozialista, выделившейся из EH Bildu в 2019.

Тем не менее: даже сегодня, после судебного разгрома “Эрри Батасуны”, разоружения ЭТА, повальной деполитизации 2000-х, крушения социалистического идеала, трансформации “умеренных” социалистов в безумствующих социал-либералов, деиндустриализации, эпидемии наркомании и тому подобных проблем, левые в Стране Басков продолжают активничать и шевелить общество социальными призывами, в том числе -

👆Вообще, вся эта баскская атмосфера впечатляет потому, что изначально баскский национализм, - даже в эпоху Второй Республики, - не был левым вообще. Родившийся в конце XIX века баскский национализм исторически был откровенно правым и реакционным (используя заезженное клише, вполне можно было бы квалифицировать его вообще как “фашистский”); он был тесно связан с католическим клерикализмом и имел расистско-шовинистический характер (защита “чистоты крови” немаловажное место занимала вплоть до того, что баски крайне негативно воспринимали трудовую миграцию из Испании, видя в ней инструмент уничтожения нации). И хотя баски в гражданской войне тоже сражались с мятежниками Франко, но делали они это прежде всего как националисты, не желающие жить в “единой, великой, сильной” Испании.

Позиции коммунистов и анархистов в Стране Басков были не сказать что очень сильны, поэтому, например, в отличие от Каталонии, - где разыгралась “гражданская война внутри гражданской войны”, - местные анархисты отказались от критики баскского автономного правительства даже тогда, когда в марте 1937 оно закрыло редакцию газеты CNT del Norte. Да и в целом, автономные баскские провинции оставались островками консерватизма в революционном море испанской республики, что совершенно не спасло местных националистов от возмездия за лояльность республике (достаточно вспомнить разбомбленную немецкой авиацией баскскую Гернику, ставшую грустным символом гражданской войны). Ну и, понятно, победивший Франсиско Франко сразу же свернул в бараний рог всю местную самостийную публику, запретив любые проявления баскской идентичности, вплоть до фольклора.

В дальнейшем, ушедшие в подполье и эмиграцию баскские националисты были последовательно кинуты всеми своими друзьями, на помощь которых в борьбе с Франко они рассчитывали: Францией, США и даже Папой Римским. В новом геополитическом раскладе Холодной войны, где Франко выступал уже как борец с “советской экспансией”, баски со своими идеями были как пятое колесо в телеге никому не нужны. На фоне воцарившейся в националистическом движении апатии и безверия, в 1951 году в Бильбао сынками местных элит был образован крохотный культурный кружок “Ekin” (глагол “действовать”). Эти юные выскочки впервые усомнились в религиозном фундаментализме и приверженности “расовой чистоте” старого национализма, предложив светскую модель “культурного национализма” в качестве ориентира. 

От этого всего веяло некоторой новизной, поэтому “Ekin” довольно быстро завоевал популярность в среде “Баскской Молодежной Силы” (EGI), юношеской организации Баскской Националистической Партии. Конечно же вскоре начался типичный конфликт отцов и детей промеж старым поколением “проигравших” и новым поколением рвущихся в бой горячих голов. В 1959 году EGI раскололась и возникла знаменитая “Эускади та Аскатасуна” (ЭТА), организация вооруженной борьбы баскских националистов против франкизма.

Ни о каком социализме пока что речи не шло; “историческое ядро” ЭТА по сути придерживалась тех же основ реакционного национализма, граничащего с анти-испанским шовинизмом, попутно критикуя и коммунизм, и либерализм как системы, порождающие несправедливость. 

Однако, влияние Кубинской и Алжирской революций, вкупе с подъёмом моды на неортодоксальный марксизм, потихоньку подтачивали фундамент баскской политической традиции, и уже с 1963 года со стороны ЭТА, разросшейся в серьёзное и авторитетное движение, начала звучать обидная критика в отношении старого национализма, связанного с местными элитами и бизнесом, раздавались призывы к поддержке рабочих (в том числе и трудовых мигрантов, которых классические националисты считали за “враждебный элемент испанского колониализма”), укрепилась антиклерикальная риторика. И наконец, в 64-65 гг. ЭТА окончательно сползла влево, объявив своей целью не только национальное освобождение, но и борьбу за социализм.

Давеча ундециллионы россиян широко справили день народного единства, а в Нижнем Новгороде один патриотический миллиардер организовал даже чумовой парад с иконами, транспарантами и боевыми лозунгами про бога, было очень помпезно. 

Меж тем, на выходных от души повеселились не только россияне. В далекой испанской глубинке, Стране Басков, тоже прошло одно веселое мероприятие, Слет социалистической молодежи называется. 

Проводится оно ежегодно и ежегодно (что удивительно) собирает тысячи людей. Причем даже не со всей Испании, а только с баскских провинций (ибо вся программа слета идет на баскском языке, который остальным испанцам совершенно непонятен). Видимо, Страна Басков это какой-то заповедник, где еще теплится некое подобие молодежной публичной политики, этого атавизма 20 века, заменяемого ныне повсеместно на постмодернистский симулякр.

Организаторами этого трехдневного слета в городке Альцасуна, куда понаехало более 3 тысяч вьюнцов, выступили Gazte Koordinadora Sozialista (Молодежная Социалистическая Координация, об ней я писал один-два-три раза) и Ikasle Abertzaleak (Студенты Патриоты; крупнейший союз учащихся Страны Басков, изначально левонационалистический, но теперь еще более "полевевший").

Что тут можно отметить, основываясь на описаниях, да на фотокарточках? Судя по всему, в отличие от многих подобных политических фестивалей, организованных почтенными идейными старцами на основе проверенных временем методичек 50-летней давности (как в фильме “Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен”), у басков для молодежи организует праздник все же сама молодежь.

Поэтому, помимо всяких полезных политических демонстраций, лекций и дискуссий о социализме, фашизме и войне, тут все это было густо разбавлено всевозможными потехами, которые молодежь привлекают наверное даже больше, чем Маркс и Энгельс вместе с Лениным: спортивные соревнования (бокс, футбол, баскская игра с мячом под названием пелота), танцы до упаду под самую разнообразную музыку (широкий ассортимент ди-джеев, приглашенных групп и исполнителей), всякие самопальные стендап-сеты и театральные сценки, совместные обеды/ужины (очень важная штука на самом деле: общая трапеза в свое время была одним из трех правил построения победоносной “народной армии”, которые придумал Хо Ши Мин), каких-то пожарных еще притащили, продемонстрировавших своё мастерство распила машин. Вроде бы весело и в какой-то мере даже бесшабашно. Не так весело конечно, как было россиянам в Нижнем Новгороде (куда уж там), но вполне симпатично.

Фотокарточки я бы сюда прилепил, да ковыряться в исходном коде, нарушая авторские права этих бравых баскских молодчиков, не хочу. Поэтому, кому угодно поглазеть на этот слет, сразу могут проследовать на сайт онлайн-журнала Gedar, “официального голоса” баскского социалистического движения. Там обширный фотоотчет прилагается.

День первый: https://gedar.eus/aktualitatea/hasi-da-aurtengo-gazte-topagune-sozialista-altsasun-beste-behin-ere/

День второй: https://gedar.eus/aktualitatea/milaka-gazte-elkartu-dira-gazte-topagune-sozialistan-bigarren-egunez/

День третий: https://gedar.eus/aktualitatea/sozialismoaren-alde-lan-egiteko-eskuzabaltasunak-elkartu-gaitu-altsasun/

республику. Протестующие пожгли маленько офисы правящих националистов, исписав стены лозунгами, типа “Смерть любому национализму!”, пободались с полицией, поустраивали стачек, попытались выстроить некое подобие “прямой демократии” с “пленумами” (советами) в качестве низовой власти…Но весь этот прекрасный народный порыв, - тоже казавшийся очень перспективным, - угас еще быстрее, чем энтузиазм сараевских неоязычников-панславистов. И все потихонечку вернулось на круги своя.

Не оставив после себя, - ни в том, ни в другом случае, - вообще никакого идейного наследия. 

Наблюдая за трансформацией Натальи Поклонской, которая, - немного шокировав преданную патриотическо-православную публику, ударилась в неоязыческую мистику, - я тут совершенно ни к месту вспомнил случай с боснийскими “новыми левыми”, которые через неоязыческий панславизм думали преодолеть тяжелый национально-религиозный раскол, превращающий Боснию и Герцеговину в зону взаимной ненависти между сербами, хорватами и мусульманами.

В 2009 году группа сараевских интеллигентиков во главе с Ясмином Хасановичем учредила сообщество “Praskozorje” (Рассвет) с целью распространения в обществе “культуры боснийского средневековья” и южного панславизма. От классического, известного нам хорошо славянского “родноверия”, “Praskozorje” отличалось тем, что основной целью культурно-просветительской работы предполагалась не борьба с губительным “еврейским влиянием” и насаждение ура-патриотизма, а противодействие шовинизму и узкому национализму (как хорватскому и сербскому, так и мусульманскому), разбившему идеализированное юго-славянское единство. Ну и, что тоже не очень характерно для большинства подобных движений, стрелы критики были запущены в сторону уничтожающего “народный дух” капитализма и империализма в любых его формах: сказывалась, видать, очевидная зависимость БиГ от ЕС и рост в стране турецкого и российского влияния.

В общем, речь шла о какой-то новой, но очень смутной мистической интерпретации демократическо-федеративного “югославизма” в бакунинском стиле, в основе которого положили миф о раннесредневековом “золотом веке”, когда южнославянские народы не знали религиозного разделения и современного централизованного государства, порождающего национализм, разрывающий единое славянское племя на куски. Это не совсем даже чистое “родноверие” с его возвратом к “дохристианским корням” и общинности, потому как, наравне с народными “славянскими обычаями”, духовно-историческим маяком был выставлен средневековый Боснийский банат, державшийся, как известно, довольно самобытного “боснийского христианства”, объявленного ересью и преследуемого как католической, так и восточно-православными церквами. 

Впоследствии, в 2011, под эгидой “Praskozorje” была учреждена и ассоциация “Круг Сварога” (Svaroži krug); уже более понятная нам “родноверческая” секта с культом матери-природы, славянского единства и неприятием меркантильного духа капиталистического индустриализма.

Интересно, что будучи очень немногочисленной группой левоватых сараевских интеллигентов, проводивших кое-какие культурные мероприятия и принципиально дистанцировавшихся от большой боснийской политики, пронизанной религиозным и национальным сектантством, “Praskozorje” таки умудрилось вызвать неприязнь во всех трёх общинах; сербы обвиняли организацию в “скрытом усташском национализме”, хорваты - в “четничестве”, а мусульман до чертиков разозлило мемориальное мероприятие, посвященное битве при Билече 1388 года (когда славянская армия Боснийского королевства разгромила османские войска). В общем, никому это новое панславянское "движение" не понравилось.

Соответственно, несмотря на красоту идеи нового федеративно-демократического и антикапиталистического братства южных славян на основе возврата к мифическому средневековому единству, “Praskozorje” потерпело полное поражение, не сумев привлечь особого внимания боснийского общества, которое, - чисто теоретически, - должно было бы устать от фатального религиозно-этнического разделения, превратившего страну в грустный и бесконечный цирк. Этого не произошло и проект тихо прекратил своё существование в 2013 году.

А весной 2014, как назло, в БиГ вспыхнул крупный социально-экономический бунт, который прошел мимо нашего внимания, потому что все мы были увлечены происходящим вна Украине. И в ходе него неожиданно ярко проявилась стихийная ненависть простых боснийцев к проворовавшимся хорватским и мусульманским националистическим партиям (сербскую часть страны мятеж обошел стороной - там хорошо сработала пропаганда “усташско-мусульманского заговора против сербов”), устроившими из страны бесперспективную, нищую и коррумпированную банановую

Мол, большевики, глядя в будущее, просто форсируют этот необратимый процесс, придавая национальному движению социалистический уклон.

Т.о. под эгидой Сталина пошел процесс форсированной “коренизации” Беларуси, сопровождавшийся еще и укрупнением республики, которой в 1924 году были переданы Могилевская и Витебская области, что вызвало широкое недовольство местного населения, которое к тому моменту было уже изрядно русифицировано и становиться белорусами не желало. Весьма забавно, что “белорусизация” охватила даже Смоленщину, которая формально находилась в составе РСФСР, но имела значительный компонент обрусевших белорусов (именно в Смоленске была провозглашена первая ССРБ в 1918 году). Которые столь же равнодушно отнеслись к новой политике властей и белорусскую идентичность принимали безо всякого энтузиазма.

Как и в Украине, политика “коренизации” подверглась существенному пересмотру в начале 30-х годов, в эпоху “великого перелома”, когда органами ОГПУ была погромлена местная интеллигенция, обвиненная в “кулацком национал-уклонизме”. Однако к нулю “белорусизация” всё-таки сведена не была, но был значительно усилен курс на сближение с русской культурой, выражением чего стала языковая реформа 1933 года, совершенно не принятая западнобелорусскими националистами, расценившими орфографические перемены как ползучую русификацию. Снизилась и интенсивность насаждения национальной идентичности среди городского населения, а на Смоленщине “белорусизация” и вовсе была свернута.

Понятное дело, в ходе террора 37-38 гг. обвинение в симпатиях “буржуазному национализму” тоже активно использовалось в отношении местных аппаратчиков и интеллигентов, что отразилось еще больше на снижении темпов почти что затихшей “белорусизации”.

Однако после аннексии в 1939 году Западной Беларуси политика “белорусского культурного национализма” испытала новый подъём, т.к. того как минимум требовал официальный постулат Москвы об освобождении из-под польского ярма западных белорусов, которых на протяжении многих лет польское государство пыталось лишить национальной идентичности. Теперь, воссоединившись с БССР, уже изрядно “ополяченные” западные белорусы подверглись “советской белорусизации”, но, конечно, уже не в таком экстремальном виде, как это было в 20-е. Белорусский национализм 40-х был уже куда более русофильским, а тенденция противодействия “буржуазному национализму” была куда мощнее, что, - вкупе с репрессиями, - должно было предотвратить появление нового поколения “нацдемов” (национал-уклонистов и сепаратистов).

Этот второй этап “белорусизации” был прерван войной, после которой возврата к прошлой национальной политике так и не случилось. И даже наоборот: с конца 40-х годов (в том числе из-за массовой миграции в разоренную Беларусь специалистов из РСФСР) был взят курс на русификацию республики, который с годами только усиливался, достигнув апогея в брежневскую эпоху, когда окончательно утвердилась концепция “единого советского народа” с культом Великой Отечественной Войны в качестве основного национального мифа. Породив современный облик весьма русифицированной белорусской нации, которая, после крушения СССР, обретения Беларусью независимости и закономерной деградации национальной мифологии 60-70-х, теперь переживает болезненный процесс “восстановления идентичности”, чреватый таким же общественным расколом как и в Украине между экзальтированными и вечно угнетенными “самостийниками” (ака змагарами) и приверженцами русофильской модели “беларусского народа” брежневского извода.

Лукашенко в интервью “Известиям” исключил “воссоединение” России и Беларуси, чем, наверное, уязвил некоторых российских патриотов, все еще мечтающих о каком-то “русском энозисе” с силовым собиранием исконных земель справедливой рукою Москвы. Господин Александр Григорьевич, продемонстрировав свою многовекторность и национальную субъектность, этих идей не одобряет и честно говорит, что такие проекты чреваты войной, ибо сами белорусы подобного сценария не примут.

Потому как уже никто не может изменить того факта, что Россия и Беларусь это два суверенных государства, на территории которых живут две суверенные нации. Каждая из которых имеет собственные интересы, что логично. 

Короче говоря, Александр Григорьевич отклоняет фантазии отдельных “рунатов”, желающих покончить с “исторической несправедливостью”, сломав границы и восстановив известное “триединство” вокруг великорусского центра. Не выйдет это мол, не в Средневековье живем. Беларусь уже не отменишь.

Как обычно, поклон за все это нужно отвесить большевикам, которые не только учредили ранее не существовавшую белорусскую государственность, но и придали ей национальные черты, предприняв усилия и в создании “социалистической белорусской культуры”, и в спасении шедшей к умиранию “беларуской гаворки” (к которой отечественные реваншисты/ирредентисты относятся не лучше, чем к украинской речи).

Провозглашение второй Советской Социалистической Республики Беларусь в июле 1920 года (первая, созданная в 1918 году, в 1919 была преобразована в Литбел, Литовско-Белорусскую ССР) имело достаточно тривиальную задачу: через создание буферной зоны “отгородиться от польского и петлюровского национализма”. Кабы не “польская угроза”, никакой современной Беларуси может быть и не было бы, т.к. большевики достаточно скептически относились к идеям белорусской национальной государственности, поскольку политика русификации и ассимиляции, начатая еще Российской Империей после Польского восстания 1863-64 гг., к 1920 году давала свои результаты в виде утраты в массах сельского и особенно городского населения “национального самосознания” и тяги к белорусскому языку. Соответственно, провозглашенный Октябрьской революцией принцип самоопределения наций обрусевших белорусов не касался.

Но наличие враждебной Польши, - главного геополитического соперника РСФСР/СССР на всем протяжении 20-х годов, - активно разыгрывавшей национальную карту “угнетенных русским империализмом” окраин (впоследствии эта стратегия станет известной как “прометеизм”), послужило коррекции большевистской национальной политики. И если в случае Украины опасность “польского влияния” была не самым главным аргументом для поворота к “украинизации” (антисоветский национализм и без этого уже был очень силен), то с Беларусью дело обстояло именно так: большевики стремились возглавить пока еще слабое “самостийное” движение прежде чем поляки смогли бы превратить его в проблему для самих большевиков. 

Однако стартовавшая в 1921 году “белорусизация” партии и государства сразу же натолкнулась на стихийную  враждебность части республиканских  аппаратчиков-”русофилов”, недовольных новым национальным курсом. И здесь на
защиту “белорусизации” встал…товарищ Сталин, главный спец по национальной политике в тот момент. 

В своей заключительной речи по национальному вопросу на X съезде РКП(б) Иосиф Виссарионович, реагируя на обвинения в “искусственном насаждении белорусской национальности” (и реплики о том, что белорусскую, как и украинскую нацию/государственность “придумали немцы” во время оккупации) указал, что, раз существует белорусская нация (а она по мнению Сталина действительно существовала), задача коммунистов как модернизаторов заключается в развитии её культуры и национальной государственности. А волноваться насчет изменения “национального характера” городов (белорусские города были уже тогда в основном русскоязычными) вообще не стоит - процесс стихийной “белорусизации” неизбежен, т.к. города растут за счет деревни, а деревня - “хранительница национального духа”.

В сети немного пообсуждали результаты выборов/референдума в Молдове, а я, пользуясь очень вялым вниманием к этой самобытной стране, без мыла вставлю сюда опус про возникновение молдавской идентичности.

Да будет читателю известно, что Молдова (в 1924 она занимала только левый берег Днестра, там где сейчас Приднестровье) изначально задумывалась осевшими в Москве коммунистами-эмигрантами из Румынии во главе с Ионом Дическу/Диком как временный плацдарм для революционной экспансии собственно в Румынию, а далее - и на Балканы. Другими словами, для революционной Молдавии предполагалась та же роль, которую для Финляндии/Скандинавии должна была играть описанная уже Трудовая Коммуна в Восточной Карелии: т.е. она должна была стать социалистической альтернативой “буржуазной” Румынии,  “революционным Пьемонтом”, с территории которого начнется завоевание “страны бессмертных даков”.

А можете ли вы догадаться, кто похоронил этот дерзкий проект, отказавшись от экспансионизма и начав конструировать “антирумынскую” молдавскую идентичность? Впервые Ленина в этом нельзя обвинить, потому что к моменту образования молдавской автономии он уж больше полугода как был живее всех живых. Кого еще обычно винят? Сталина? Вольных каменщиков? Сионистских мудрецов с Одессы?

Как это ни смешно звучит в нынешней ситуации, но основная вина за то, что вместо румынской революционной Молдовы на политической карте мира появилась населенная “молдавской нацией” невнятная автономия, лежит…на руководстве Украинской ССР. Которое в ту блистательную эпоху в своих действиях исходило из…украинского же (как неожиданно) национализма. 

Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2024/10/comunismul-moldovenesc.html?m=1

Больше того, в 1963 году MPLA уже открыто выступила против UPA, обвиняя организацию в трайбализме, расизме, продажности и “плохом руководстве”, в результате чего “акция 15 марта” превратилась в ужасающую резню (надо сказать, что после прихода к власти, MPLA вообще вычеркнула “рейд 15 марта”, приведший к началу полномасштабной войны с португальцами, из официальной историографии, сместив фокус внимания на события 4 февраля 1961, когда MPLA атаковала ряд правительственных учреждений).

Эта принципиальность могла дорого обойтись самой MPLA, поскольку в ответ коммунисты были изгнаны с территории Конго, начались вооруженные столкновения с племенными расистами, да и на международной арене их позиции серьезно пошатнулись. Возможно, если бы не внешнеполитическая поддержка Советского Союза, ангольское антиимпериалистическое движение имело бы иной облик, т.к. в ситуации почти полного господства на низах черного и племенного расизма, антирасистская пропаганда MPLA, вкупе с наличием на многих руководящих постах ненавистных “mestiços”, сама по себе не имела блестящих перспектив.

В дальнейшем, на всем протяжении войны за независимость, противостояние между расистским, антикоммунистическим и прозападным антиимпериализмом Национального Фронта Освобождения Анголы (FNLA; преобразованным в 1962 году UPA) и левым антиимпериализмом MPLA, продолжалось, увенчавшись начавшейся почти сразу после освобождения страны в 1975 гражданской войной.

Правда к тому моменту к этому “дуэту” добавился и третий игрок - Национальный союз за полную независимость Анголы (UNITA), выделившийся в 1966 году из FNLA. Который, стоя на платформе антиколониализма и антиимпериализма, был чуть более левым, чем FNLA, но не менее расистским и антикоммунистическим, что не мешало UNITA сотрудничать и с Китаем, и с КНДР, и с Замбией “африканского социалиста” Каунды. При этом, проводя линию борьбы с “коммунистическим” MPLA, UNITA, как известно, поддерживала отношения с португальскими и южно-африканскими спецслужбами. И естественно, с началом гражданской войны в 1975 году UNITA присоединилась к старым товарищам из FNLA, провозгласив сепаратистскую Народно-демократическую Республику Анголу, которая уже открыто пользовалась военно-политической поддержкой Китая, США и ЮАР.

Таким вот образом, в рамках войны Анголы за независимость от Португалии, в стране действовало и противостояло друг другу сразу 3 “антиимпериалистических центра”, два из которых (FNLA и UNITA) были откровенно реакционными и антинародными.

Между тем UPA окреп настолько, что именно Холдер Роберту представлял Анголу на Конференции африканских народов, состоявшейся в декабре 1958 в Аккре (Гана). Здесь Роберту имел беседу со знаменитым Францем Фаноном, который с жаром убеждал ангольского делегата в том, что для качественного скачка движения за независимость, UPA должен пролить кровь колонистов. Кто в курсе воззрений Фанона с его апологетикой и оправданием безудержного насилия против “поселенцев”, поймет чем эти призывы закончились.

А закончились они тем, что, организовав партизанскую базу на территории освобожденного в 1960 году Бельгийского Конго, 15 марта 1961 года Холдер Роберту предпринял ничем не спровоцированный рейд на северные районы страны; своеобразный аналог того, что 7 октября 2023 сделал Хамас.

В течение трех дней вторгшиеся в Анголу партизаны UPA, вооруженные мачете, самодельными ружьями и совершенно безумными наущениями шаманов (“гарантировавшими” неуязвимость “солдат свободы” от пуль), осуществляли самую обычную резню, убивая всех, кто попадался им на пути, независимо от того, были ли это белые, черные или мулаты, мужчины, женщины или дети. Все они постфактум были обвинены в “пособничестве колониализму”.

Результат этой “антиколониальной акции” намного превосходил аналогичные результаты, достигнутые палестинцами год назад: было убито более 5 тысяч человек, причем белых среди них было не более шестисот. Естественно, с целью наведения порядка Португалия перебросила в Анголу свои вооруженные силы, а вскоре в ответ на теракты 15 марта поселенцы развернули террор против самих черных, убив во много раз больше народу, спровоцировав тем самым всплеск ненависти и окончательное крушение иллюзии о "межрасовой гармонии", лежащей в основе португальского колониализма. Таким образом началась 15-летняя война, война за независимость Анголы.

Для коммунистов, успевших к тому моменту уже организовать Народное Движение Освобождения Анголы (MPLA) и даже провести кое-какие акции против военных и полицейских органов, все произошедшее было, мягко говоря, неприятным сюрпризом. 

Потому что, с одной стороны, они не могли открыто выступить против UPA, организовавшего безумную резню от имени образованного на территории Конго и кулуарно поддерживаемого Соединенными Штатами Революционного правительства Анголы в изгнании (а вы небось думали, что антиимпериализм XX века всегда был еще и “антиамериканским”?), так как оно уже было признано авторитетной Организацией Африканского Единства в качестве законного представителя ангольского народа (ОАЕ даже настаивала на присоединении MPLA к этому правительству ради формирования “единого фронта против колониализма”). 

С другой стороны, завоевавший невиданную популярность UPA развернул масштабную расистскую пропаганду против самой MPLA, указывая на то, что в её верхушке засели “белые и метисы”, которые не могут, - в силу расового происхождения, - принести народам Анголы подлинного освобождения.

Атаки UPA привели к первому тяжелому кризису внутри MPLA, когда в мае 1962 года генсеком организации Вириату да Крузом было предложено удалить со всех руководящих постов “метисов и белых”, заменив их черными, дабы выбить почву из-под ног расистской пропаганды. Однако этому воспротивился почетный президент движения Агостиньо Нету, категорически отказавшийся от смелых реформ даже под угрозой потери популярности. Впоследствии Вириату, все больше склонявшийся к союзу с Холдером Роберту, был вовсе изгнан из MPLA и даже жестоко избит и унижен, несмотря на статус отца-основателя движения.

Вообще, Нету проявил завидную принципиальность, последовательно выступая против правого Революционного правительства в изгнании даже несмотря на то, что поддержку этому антиколониальному центру оказали такие титаны африканского освободительного движения как Кваме Нкрума, Джулиус Ньерере, Хуари Бумедьен и др.

Среди левых высокую популярность имеют идеи т.н. “антиимпериализма”. По умолчанию преполагается, что всякая борьба с империализмом/неоколониализмом имеет “прогрессивный” характер (с точки зрения дальнейшего продвижения социалистических идеалов и экономического возрождения) и, опираясь на эту примитивную схему, современные левые (в основном) с восторгом приветствуют практически любого деятеля из “третьего мира”, который сумел выучить ряд несложных словосочетаний (антиимпериалистическая борьба, национальное освобождение, многополярный мир, воля народа etc), из которых мастерится благородный идейный фасад того или иного движения, предназначенный сугубо для внешнего зрителя. 

Отсутствие какой-либо широкой демократической или социальной программы у такого “антиимпериализма” или вообще наличие в нем откровенно реакционных положений не является преградой для поддержки левых, мудро смотрящих на мир как на глобальную шахматную доску, на которой идет безостановочная схватка между зловещим “империализмом” и возвышенным “антиимпериализмом”, финалом которой станет неизбежная победа коммунизма. Потому что после окончательного низвержения “неоколониальной системы” всем добрым людям планеты не останется ничего другого, как бороться за коммунизм против помещиков и кровопийц-заводовладельцев, ведь других врагов просто не останется. Все очень просто, ребята, логика железная.

Между тем, очевидно что сам по себе “антиимпериализм” (на самом деле - просто национализм) может быть как “правым” (реакционным), так и “левым” (условно говоря, прогрессивным), несущим с собой соответствующие модели развития, которые потенцально могут в корне противоречить наивным мечтам тех, кто излишне серьёзно относится к болтовне о “национальном освобождении от империализма” и готов поддержать любого папуаса - лишь бы из его уст раздавались сладостные трели про “борьбу с колониализмом”.

Сегодня-то подобная “антиимпериалистическая” демагогия окончательно превратилась в похабный политический мейнстрим, но и во времена Холодной войны “правый реакционный антиимпериализм” кое-где сводил с ума коммунистов, претендовавших на то, чтобы быть самыми главными и последовательными антиимпериалистами. 

Яркий пример нам даёт далекая Ангола.

В португальской Анголе местное антиколониальное движение начало расти во второй половине 50-х годов XX века, причем отличалось оно крайней степенью национализма, переходящей в банальный черный расизм. 

Мощнейшей организацией, поднявшей знамя антиколониальной борьбы против португальцев являлся “Народный Союз Анголы” (аббревиатура UPA, что иронично) Холдера Роберту. Силу и влияние этому движению придавало то, что оно было тесно связано как с народным Китаем, так и, неожиданно, с ЦРУ, которое, понимая что колониальная система обречена, пыталось предотвратить “левый поворот” антиколониализма. В итоге, UPA Холдера Роберту, выступая за освобождение Анголы от португальского господства, проповедовала отчаянный черный расизм, прикрытый модными уже в ту эпоху фразами об антиимпериализме. Что удовлетворяло не только американцев, но и китайцев с их концепцией “линии масс”.

А “линия масс” (т.е. стихийно сложившееся в недрах “глубинного народа” мировоззрение, которому надо потакать) в тот момент действительно была предельно реакционной: почти все националистические организации Анголы конца 50-х держались племенного или черного расизма, что составляло огромную проблему для немногочисленных местных коммунистов, тоже пытавшихся развивать антиколониальную деятельность. Проблема была не только идеологической, но и чисто бытовой, т.к. среди ангольских коммунистов было множество “mestiços”, - мулатов, - столь же ненавистных для ангольских националистов как и “ассимиладуш” (чернокожие, воспитанные на идеалах португальской культуры). Для антиколониального движения все эти элементы являлись “пятой колонной” белых колонизаторов, которые непременно должны быть уничтожены во имя подлинной независимости страны.

Как-то я уже указывал на то, что горячие финские парни, несмотря на устоявшийся имидж людей медлительных и апатичных, оставили весьма заметный след в истории социалистического движения. Продолжая эту тему, вполне конкретно можно сказать, что в “романтический период” 20-х годов XX века “красные финны” были одними из самых активных защитников идеи продвижения “мировой революции” на Запад, фонтанируя проектами, которые должны были привести к созданию Социалистической Скандинавской Республики на севере Европы. 

Но, как это случилось везде, консолидация Советской России как государства, вкупе с крушением надежд на подъём западного пролетариата и военной паникой советского руководства, поставили крест на этих революционных фантазиях. Вместо подготовки несостоявшейся “мировой революции” большевики занялись укреплением государственных границ, сплачиванием общества и самой обычной “реально-политической” дипломатией, а финские революционеры, чьи проекты были направлены на дестабилизацию северных рубежей “родины мирового пролетариата”, были успокоены сначала политико-административными мерами, а затем (чуть позже) и вовсе разогнаны и постреляны за свой “контрреволюционный национализм”.

В любом случае, попытка превращения российской Восточной Карелии в своеобразную “северную Кубу”, с территории которой должно было развиваться революционное воздействие на Скандинавию, весьма интересна и основательно забыта. 

Читать далее: https://sorok40sorok.blogspot.com/2024/10/blog-post_16.html?m=1

Проделав это, Галлинари ушел на работу, оставив ключи своему товарищу, который должен был менять катушки с записями песен.

Когда же через несколько часов он вернулся, ни флагов, ни проигрывателя уже не было, а в здании его ожидал разгневанный партийный секретарь, влепивший Галлинари строгий выговор. Потому что Гевара “может быть был троцкистом и авантюристом, но никак не коммунистом”, поэтому ИКП не имеет никакого права устраивать какие-то официальные мероприятия в его честь.

В общем и целом нечто подобное творилось по всей Италии, потому что основная задача ИКП в 60-е заключалась конечно не в осуществлении вооруженной революции, а в борьбе с “левым экстремизмом”, препятствующим реализации стратегии парламентского “итальянского пути к социализму”, принятой по наущению Пальмиро Тольятти в 1956 году. 

Уже в 70-х все эти "ультралевые" почитатели Че Гевары, вытесненные из ИКП, преобразуются в могучую "внепарламентскую левую", из которой затем вырастут десятки леворадикальных организаций, опрокинувших Италию в 1976-80 гг. в омут вялотекущей гражданской войны.

формами “интернациональной помощи”, практикуемыми соцлагерем, напоминающими неэквивалентный “империалистический” обмен, о чем не преминул сообщить в знаменитой Алжирской речи в феврале 1965.

Вероятно, наблюдая за развитием Кубинской революции, Гевара не захотел играть в “реальную политику” под крылом СССР и в 1962-63 гг. приступил к конкретной разработке плана общеконтинентальной партизанской войны с самим собою во главе.

С точки зрения ортодоксального марксизма-ленинизма проект этот перекликался с постулатами, приписываемыми демонизированному в сталинские годы троцкизму. Потому что Гевара, как и Троцкий, особо не верил в возможность изолированного выживания Кубинской революции под боком США и считал залогом ее спасения “экспорт” вооруженной борьбы против империализма в страны Латинской и Центральной Америки. 

И если в статье “Тактика и стратегия латиноамериканской революции” эта идея подавалась в завуалированном виде, то в “Послании к аргентинцам” (май 1962), о необходимости “расширения” революции на весь континент ради её выживания говорится прямо.

Учитывая так же, что в развитии своего наполеоновского латиноамериканского проекта Гевара был “всеяден”, - т.е. был далек от межфракционной борьбы и выражал готовность сотрудничать с любыми радикальными левыми, начиная от перуанского троцкиста Уго Бланко и боливийского маоиста Моисеса Гевары, заканчивая бразильскими революционными националистами и аргентинскими перонистами, - марксистско-ленинский официоз относился к Команданте весьма сдержанно. И если в период хрущевского “волюнтаризма” фигура Че Гевары еще как-то соотносилась с наступательной внешней политикой СССР, то в брежневскую эпоху “разрядки” идеи о “создании двух, трех, многих Вьетнамов” совершенно не отвечали задачам “международного коммунистического движения” во главе с Москвой. 

Китайцам Гевара не очень нравился тоже, но по иной причине: геваристская тактика “партизанского очага” слегка противоречила концепции “затяжной народной войны”, с которой китайцы в то время носились по всему миру, выдавая её за единственно-верное средство завоевания власти коммунистами. Стало быть, конфликт меж этими тактическими схемами мешал возвышению Пекина как нового центра мирового коммунистического движения, сохранившего в чистоте учение марксизма-ленинизма. 

Учитывая масштаб и влияние фигуры Эрнесто Гевары ни советские, ни китайские товарищи конечно напрямую не смели обвинять его ни в чем (это было бы “выстрелом в ногу”), и только лишь бескомпромиссный албанский лидер Энвер Ходжа на встрече с делегатами из Эквадора в 1968 не постеснялся сказать то, о чем китайцы и советские лишь ворковали в кулуарах: Че Гевара не марксист-ленинец, а мелкобуржуазный полуанархист, павший жертвой собственного авантюризма.

Однако исподволь (а некоторые, - вроде мощной Коммунистической Партии Бразилии, - и напрямую) просоветские/прокитайские партии таки проводили борьбу с вредным “культом Гевары”.

Интересный рассказ в своей книжке-интервью “Un contadino nella metropoli” (Крестьянин в городе) приводит ныне покойный Просперо Галлинари, один из боевиков итальянских “Красных Бригад”, да не просто боевиков, а тех немногих, кого принято называть “l’irriducibile” (непримиримые/несгибаемые). Т.е. тех, которые считались “нераскаявшимися”; отсидев 17 лет, в 1996 году он отбыл под домашний арест полным инвалидом из-за последствий полученного ранения в голову, но так и не был переведен в режим “полусвободы” (в итальянской пенитенциарной практике есть такая возможность после 25 лет заключения) из-за принципиального отказа от покаяния, померев в 2013 в статусе заключенного.

В 1968 году Просперо Галлинари был членом Молодежного Фронта просоветской еще Итальянской Компартии, крупнейшей коммунистической партии Западной Европы.

В честь первой годовщины гибели Эрнесто Че Гевары в 1968 этот Галлинари, будучи заведующим молодежной партийной секции в Реджио Эмилии, решил вывесить на фасаде городского офиса ИКП траурные флаги, вытащив дополнительно на балкон еще и проигрыватель с усилителем, который играл старые революционные песни.