Рембодлер

Против оптимизации

Так называется статья писателя и журналиста Брайна Клааса на сабстаке. Чрезмерная оптимизация в современном обществе приводит к хрупкости: то, что работает как часы, легко ломается. Лучше стремиться к устойчивости.

Некоторые выдержки:

Этика оптимизации считает главным врагом «непродуктивное» время. Недостаточно усердно работать; чтобы преуспеть, нужно работать с умом. Максимизируйте свою отдачу. Минимизируйте свою неэффективность. Оптимизируйте свою жизнь.

Проблема в том, что мы игнорируем компромисс. То, что один человек принимает за неэффективность, на самом деле может оказаться устойчивостью. Социальная расслабленность необходима для прочности. Это не демон, которого можно изгнать с помощью экзорцизма McKinsey. Мы чрезмерно оптимизированы, что приводит к катастрофе, потому что намеренно обрезаем сухожилия, которые делают нас самих и наш мир более прочными.

Клаас приводит примеры с двумя авариями. Ever Given в 2021 году заблокировал Суэцкий канал, и мировая экономика поломалась, потому что была переоптимизирована. В декабре 2024 года кто-то перерезал кабель Estlink 2 между Эстонией и Финляндией и все было ок, потому хорошие электросети часто проектируются с условием избыточности. Это позволяет реагировать на форс-мажоры.

Наша способность предсказывать будущее ограничена, и в эпоху гипернеопределенности опора на все более точные прошлые данные дает только все более ошибочную уверенность в том, что модели прошлого будут надежным руководством для нашего будущего.

Чрезмерная оптимизация может лишить нас радости существования, превратив ослепительный, не поддающийся количественной оценке расцвет жизни в «неэффективность», от которой нужно избавиться.

Мы любим достигать величия посредством упорного труда и страсти, но многие вершины человеческих эмоций возникают неожиданно, часто в рамках того люфта, который мы позволяем себе, чтобы по-настоящему жить. Как и в случае с социальными системами, нам всем нужен буфер.

Популярное сведение эволюционных принципов к «выживанию наиболее приспособленных» — с оттенками неустанной, безупречной оптимизации — является трагической ошибкой. Главными движущими силами эволюции являются выживание и воспроизводство, что часто требует устойчивости и способности адаптироваться к неопределенности (или как у классика — «выживает сильнейший, но побеждает неваляшка о-о, о-о, уоу» — прим.).

Гипероптимизированный вид, способный выживать только в одной среде, будет уничтожен, если эта среда изменится. Эволюция обычно работает неожиданно с помощью того, что эволюционный биолог Закари Блаунт называет «ящиком геномного мусора».

Эволюция превращает этот геномный «зазор» во что-то полезное при изменении окружающей среды. Это эволюционное волшебство устойчивой адаптации. Вот почему, как утверждает Дэниел Мило, огромный диапазон устойчивых видов определяется не оптимальными решениями, а «достаточно хорошими». 

Например, перламутр, который придает жемчугу блеск и украшает внутреннюю часть раковины некоторых моллюсков. Структуре перламутра 530 млн лет — в ней есть разрывы, так что если одна часть треснет, повреждение будет ограничено, изолировано, отделено от остального материала. На первый взгляд, конструкция выглядит крайне неэффективной, расточительной, плохо спроектированной. Но это одно из самых крепких веществ в мире.

Попытка утверждения полного контроля над неконтролируемым миром — это не просто глупая затея, которая всегда заканчивается разочарованием; это также план несчастной жизни.

Последнюю пару недель советую всем прочитать «Велнесс» Нейтана Хилла (издательство «Фантом-Пресс», перевод Анны Гайденко). Еще ношу с собой этот толстый роман на работу, кладу на видное место на столе, вдруг кто-то заметит и спросит «о, что это за книга», а я отвечу что-то вроде «это как Франзен, только смешнее». Но никто не спрашивает, поэтому напишу тут.

Формулировка про смешного Франзена — это саммаризированная до трех слов одна из зарубежных статей о Хилле, и она мне кажется вполне легитимной (не более чем любое другое сравнение встающего на ноги писателя с авторитетным коллегой). У Франзена самого все прекрасно с иронией, но в «Велнессе» правда есть много эпизодов, где очень сложно не рассмеяться в голос (я ловил на себе косые взгляды в общественных местах). Больше других романов над текстами Хилла нависают «Поправки» — Хилл тоже с азартом исследует семейные связи и обсессии американского общества.

Но не только — «Велнесс» в этом плане следует заветам великого американского романа, он обо всем сразу — и про медицину, и про любовь. А еще про современное искусство. И про алгоритмы. Книга до отказа набита идеями: ее список библиографии из научных статей и книг шире, чем у некоторых нон-фикшн бестселлеров.

Нейтан Хилл — автор, который может примирить разные аудитории. И тех, кто читает про графа Аверина, и тех, кто помнит Каверина, и тех, кто уважает, например, Ларри Брауна. Да, роман толстый — 650 страниц, но «Щегол» Донны Тартт еще толще. Тем обиднее, что пока он никого не примиряет, по крайней мере, на обстоятельные дискуссии в российском медиасообществе по поводу «Велнесса» я не натыкался.

Честно говоря, и первый роман Хилла «Некк», и «Велнесс» входят в мою любимую категорию литературы, которая живет в настоящем времени и объясняет (а иногда дополняет) окружающий мир — изящно, проницательно, остроумно, не используя ни фантастические, ни какие-либо другие допущения. Поэтому я с грустью смотрел, как кусок гофрированного картона, который я использовал в качестве закладки, с каждым днем неумолимо продвигался к столу. Теперь ждать третью книгу.

Сегодня днем без всякого повода почему-то вспомнил анекдот про Дэвида Линча, услышанный в фильме «Дэвид Линч: Жизнь в искусстве». Молодой Дэвид Линч с друзьями пошел на концерт Боба Дилана, но что-то пошло не так. Он встретил свою бывшую девушку, да и сам Боб Дилан показался ему несуразным. В общем, Линч ушел посреди концерта домой. А вечером пришел его друг и сказал: «Никто просто так не уходит с Боба Дилана». На что Линч ответил: «Я ухожу с Боба Дилана, а ты иди в жопу». На этом их дружба закончилась.

Как же будет его не хватать

Всех захватывает прошлое — в мире бум исторических книг и подкастов

В 2023 году люди в Великобритании и Ирландии потратили на книги по истории больше, чем когда-либо с момента начала сбора статистики в 1998 году, пишет Bloomberg. Продажи книг по древней истории выросли с 2013 по 2023 год на 67%, а книг, посвященным «конкретным темам» (отдельным историям жизней, событий или движений), — на 70%. В США, где общий рынок книг стабилен, категория истории выросла на 6%. Впервые за год выборов история обогнала по продажам политику (в два раза!).

Профессора истории собирают огромную аудиторию с помощь рассылок. У Хизера Кокса Ричардсона более 1,8 миллиона подписчиков на Substack. Соцсети разрывают мемы про Римскую империю и мужчин, бесконечно думающих о ней.

Но главные бенефициары тренда — подкастеры. Bloomberg открывает свою заметку репортажной зарисовкой из лондонского Королевского театра, где тысячи фанатов кричат, услышав заставку подкаста The Rest is History. Историки Том Холланд и Доминик Сэндбрук собирают залы от Новой Зеландии до Нью-Йорка. В Альберт-холле (5000 мест) их беседе аккомпанировал оркестр. У The Rest is History 12,5 млн скачиваний в месяц. Голливуд уже готовит тв- и киноадаптацию проекта.

Журналист и подкастер Дэн Карлин считает, что интерес к истории может быть одним из симптомов стареющего общества. По мере того, как люди стареют, прошлое становится более значимым для них. Еще одно объяснение — в текущем периоде технологической трансформации. Прежние эпохи глубоких технологических и политических изменений тоже сопровождались манией прошлого. Викторианцы после промышленной революции стали одержимы динозаврами, Древним Египтом и классической цивилизацией. После Второй мировой войны крупнейшими блокбастерами Голливуда были исторические эпопеи: «Война и мир», «Бен-Гур», «Десять заповедей», «Спартак», «Клеопатра».

Еще одно объяснение заключается в способности истории объяснять настоящее. Этот аспект важен в России, где множество книг из списка бестселлеров помогают подобрать исторические аналоги текущим политическим событиям. Среди других объяснений: еще в 2021 году автор книги «Неудобное прошлое» Николай Эппле заметил, что завороженность прошлым связана с тем, что нет образа будущего.

Каким постам ставят больше всего лайков

В книге «Мир-фильтр» Кайл Чейка описывает посты, которые получают больше всего лайков. Он оговаривается, что как и в случае с классической красотой или геометрическими пропорциями, формула неточна, но всегда поддается некому определению. Приведу цитаты:

◾️Провокационный пост вызывает лайки, поскольку лайк в этом случае — это жест верности и согласия, символ того, на чьей стороне пользователь — тролля или человека, которого троллят.

◾️Пост с возмущением вызывает лайки, потому что здесь лайк означает сочувствие: вы тоже злитесь, потому что как тут можно не злиться? Отсюда распространенный формат постов, в которых утверждается, что ту или иную тему недостаточно обсуждают: войну, катастрофу, плохую политику, плохого человека. Да одно только невежество возмутительно!

◾️Секс получает лайки по причинам, не требующим объяснений.

◾️Есть и более приемлемые эмоции, используемые для вытягивания лайков. Хорошо работает юмор — как потому, что вам нравится шутка, так и потому, что вы хотите донести ее до других, и люди разносят ее все дальше и дальше.

◾️Работает жизненность — потому что в этом случае широкая аудитория социальных сетей может ассоциировать себя с предметом поста. К такому жизненному контенту относятся привычки питания, жалобы на собственную лень и общие детские переживания. (“А вы когда‑нибудь делали…?”) <…> Одна знакомая писательница обычно приберегал свои самые банальные наблюдения до выходных, полагая, что именно в это время аудитория Твиттера ищет что‑то особенно узнаваемое. Прием часто срабатывал: такие посты регулярно набирали десятки тысяч лайков.

◾️Наконец, для того, чтобы собирать лайки и поощрять вовлеченность, идеально подходит узнаваемость в смысле ностальгии или похожести. Вам нравится нечто, потому что вы уже с этим знакомы; человек скорее поставит лайк фрагменту из телепередачи, которую он уже не раз видел, нежели фрагменту, который он еще не видел: ведь это потребовало бы смотреть видео и оценивать его.

Эти эмоции, мотивирующие ставить лайки, относятся к числу самых примитивных человеческих инстинктов, что вполне логично, ведь они должны возникать в одно мгновение, пока мы не продолжили прокрутку.

Написал для «Кинопоиска» про книгу Кайла Чейки «Мир-фильтр» о том, как алгоритмы делают все вокруг — и музыку, и кофейни — одинаковым и унылым.

Сильнее всего продвигаются наиболее однозначные и заурядные и наименее сложные и значимые в культурном смысле вещи. Нас откармливают культурой, как уток, из которых потом делают фуа-гра. Важно не качество, а количество проведенного в сети времени, именно это приносит платформам деньги. А чтобы легче восприниматься, культура должна становиться более простой и однородной, то есть, как называет это Чейка, уплощаться.

Человека, живущего внутри такого мира-фильтра, постоянно сопровождает тревога. Мы не знаем, почему видим именно эти рилсы в соцсетях и как сделать так, чтобы нам показывали другие. Стараемся угадать предпочтения алгоритмов, когда публикуем контент, и промахиваемся. То, что работало вчера, не работает сегодня. Компании не раскрывают механизмы работы алгоритмов и регулярно их меняют. Технологии контролируют наше восприятие, но мы не можем повлиять на их работу, и стресс из-за этого усугубляется.

Экономика подписных сервисов переживает кризис. Платных подписок становится все больше, а денег все меньше

Помните, была такая теория журнала Wired о том, что автору нужно найти только 1000 преданных платных подписчиков, которые платят 100 долларов в год — это позволит финансировать всю его работу, и на отпуск останется. Так больше не работает, уверен журналист Ник Хилтон. Он выпустил большой текст, в котором говорится, что жизнь дорожает, подписки множатся и денег на всех авторов уже не хватит. Подписочная экономика — в кризисе.

Инфляция — ошеломительно эффективная преобразующая сила во всем мире. Ни на одних крупных выборах в 2024 году не победил действующий президент, пишет Хилтон (ахахаха — прим.). Журналист предлагает новый термин — спредфляция (spreadflation). Продукты, которые раньше были бесплатными, теперь стоят денег. Продукты, которые раньше были объединены в один платеж, теперь разделены на несколько.

Цифровая реклама долго время была основным источником дохода для медиакомпаний. Теперь она неэффективна — аудитория ей не доверяет, алгоритмы уводят трафик на другие платформы и проч. Компании вынуждены вводить платные подписки, что приводит к увеличению совокупных затрат для пользователей.

Средний пользователь в Британии должен тратить примерно только £2,000 в год на медиаподписки. Вот разбивка на месяц: Netflix (£17.99), Amazon Prime (£8.99), Disney+ (£12.99), Spotify (£11.99), Audible (£7.99), New York Times (£8), Financial Times (£39), Substacks (3 x £5), Playstation Plus Premium (£13.49), Fortnite Crew (£9.99), OnlyFans (2 x £7). Плата становится неподъемной для многих, особенно учитывая другие расходы — надо где-то жить и что-то есть.

Невозможно, чтобы сотни различных сервисов, которые раньше были бесплатными, внезапно стали дорогими и прибыльными. Точно так же невозможно, чтобы журналисты, которые стали жертвами кризиса в СМИ, все вдруг начали выпускать дорогие и прибыльные рассылки. Не все подкасты могут быть прибыльными, не все видео могут быть прибыльными, пишет Хилтон.

Рабочая гипотеза последнего десятилетия заключалась в том, что сочетание жадности и инертности приведет к тому, что потребители будут бесконечно накапливать подписки. Но наступает момент, когда эта система рушится. Таким моментом Хилтон считает 2024 год.

По его прогнозам, реакция на спредфляцию в 2025 году приведет к сокращению или стагнации расходов за контент. Но поскольку создавать и распространять контент стало проще, чем когда-либо, на рынке может возникнуть избыток бесплатного контента (привет, ИИ-мусор). Мир выйдет за рамки бездумного накопления подписок, на которое многие до сих пор полагались.

Продолжаю собирать байки про писателя Джона Бэнвилла. Уже писал, что однажды, когда Бэнвилл был на сеансе физиотерапии, ему позвонили и сказали, что он получил Нобелевку по литературе. Бэнвилл тогда вскочил с кушетки и начал обзванивать родственников и друзей — а зря, премию ему так и и не дали.

Похоже, что Бэнвиллу часто звонят с неожиданными известями. В марте 2006 года Бэнвилл был в туре по США. Утром ему позвонили в отель в Вашингтоне из ирландской службы новостей. «У меня плохие новости, сказал человек в трубку, — Джон Бэнвилл умер». Бэнвилл сперва опешил. Оказалось, что это ошибка, и умер другой ирландский писатель — Джон Макгахерн, приятель Бэнвилла.

Писатель понял это — он знал, что Макгахерн уже некоторое время болел. Вот как Бэнвилл вспоминает этот случай в некрологе Макгахерну: «Я чувствовал глубокую печаль, хотя и смеялся. Я представил, как Джон бросает на меня один из своих удивленных взглядов и рычит: «Лучше ты, чем я, Бэнвилл!»

Прочитал книгу про работу рекомендательных механизмов и вспомнил одну историю. Какое-то время ютьюб мне настойчиво предлагал подписаться на страницу Джастина Бибера. Это была странная рекомендация — я не видел ни одного клипа этого артиста, да и, честно говоря, его творчество крайне далеко от меня.

А потом я понял. Я в то время жил в Москве — в Бибирево. Мне очень нравилось Бибирево, и я писал об этом друзьям. Они почему-то не с первого раза в это верили, и завязывалась переписка, где я расписывал все преимущества района. Именно в этот момент ютьюб мне стал присылать пуши с Бибером. Я не знаю, как это происходило, может, алгортим получил доступ к переписке, а там Бибирево и восторженные эпитеты или его что-то зацепило в геолокации, а, может, коварный механизм подслушивал. Страница, на которую предлагал подписаться ютьюб, называлась jastin biber vevo, то есть буквально — бибер вево.

Организаторы пространства — люди, которые пытаются наладить чужие жизни

В последнее время я несколько раз переезжал. Вот совсем недавно — пару месяцев назад, а еще через несколько месяцев предстоит новый переезд. Это обстоятельство меняет привычную бытовую оптику. Я теперь невольно смотрю на предметы не только с точки зрения функционала, но и объема и веса; я заранее скептически отношусь к тяжелым вещам. Недавно я колебался — покупать ли роман «Велнесс» Нейтанна Хилла или все же подождать, когда выйдет электронка — он не меньше семи сантиметров в толщину, и весит грамм восемьсот — это только кажется, что немного, но я слишком хорошо помню, как чуть не сорвал спину, бегая по подъезду с тяжеленными книжными коробками. Культура победила — «Велнесс» я все же купил.

И без всяких переездов люди пытаются что-то придумать с окружающими их вещами.
На западе стала привычной профессия под названием «профессиональный организатор». В России она чаще называется «организатор пространства» — люди учат других людей избавляться от вещей. Например, в Петербурге и Москве их услуги стоят от 1500 до 4000 рублей в час. Большой текст, посвященный этой индустрии, а также книге Кэрри М. Лейн «Больше, чем красивые коробки», вышел в The New Yorker.

Первой, кто поймала волну интереса к расхламлению, стала японская писательница Мари Кондо. Она опубликовала книгу «Волшебство уборки, меняющее жизнь» в 2014 году. Ее метод отсылает к синтоизму, согласно которому в предметах могут обитать духи. Поэтому носки нельзя сворачивать в рулоны, говорит Кондо. «Вы действительно думаете, что таким образом они могут отдохнуть?» — спрашивает она. Кондо просила читателей задавать вопрос всякий раз, когда они решают, оставлять ли предмет: «Вызывает ли это радость?». Почему бы не спрашивать: «Вызывает ли это революцию?» – предложил кто-то в соцсетях.

Теория организации пространства быстро освоилась в западном мире. В США набрали популярность такие методы:

◾️четыре коробки: все вещи можно разложить в коробки с надписями «Оставить», «Отдать/Продать», «Выбросить» и «Переместить»
◾️20/20: нужно выбросить все, что можно заменить за двадцать минут и за двадцать долларов
◾️один вошел — один ушел: выбрасывайте одну вещь за каждую новую, которую вы приобретаете

Индустрия организации пространства может сигнализировать сразу о нескольких проблемах. Например, о социальной — эта профессия почти полностью состоит из женщин, которые несут все риски самозанятости, а их клиентами тоже почти всегда являются женщины – с полной занятостью, но на которых все еще лежит задача уборки.

Появление этой профессии — это следствие перепотребления, так называемого эффекта affluenza — когда люди много работают, чтобы повысить свой уровень потребления и покупать вещи, которые им не нужны.

Часто тем, кто нанимает организаторов, на самом деле нужны психотерапевты. Лейн, которая устроилась организатором пространства, пишет о людях, которые перегружены работой и недовольны результатом. Они не то чтобы слишком заняты для того, чтобы правильно разложить вещи; они слишком заняты, чтобы жить своей жизнью.

Вместо того, чтобы писать роман, они покупают молескин. Вместо того, чтобы путешествовать — накапливают баллы на путешествия. Они покупают книги по расхламлению, которые собирают пыль – где-то (они нанимают профессионалов, чтобы найти их).

The New Yorker описывает такой кейс. Организатор пространства находит в доме огромное количество рамок для картин, большинство – с ценниками. Хозяйка пояснила, что ушла с работы и планирует вернуться к живописи, эти сорок рамок – для будущих картин. Организатор заметила, что в доме не будет места для сорока картин. На что хозяйка возразила, что отдаст часть картин друзьям. Давайте напишем имена картин и прикрепим стикерами к рамам, предложила организатор. Оказалось, что эти друзья еще не появились в жизни владелицы дома. Но вот-вот точно появятся – ведь стало больше свободного времени. Теперь-то все будет, как нужно – и друзья, и картины. Знакомое чувство.

Культура отмены мертва (продолжение)

Конгрессмены-республиканцы, реагируя на пропалестинские настроения в университетах, вызвали их ректоров и президентов на ковер, где отчитывали их и призывали принять радикальные меры не только против антисемитского поведения, но и против любых выступлений, которые заставляли еврейских студентов чувствовать угрозу. Риторика левых была развернута против них.

Маск купил и поломал твиттер. Трамп победил благодаря поддержке небелого населения. Общественные институты неизбежно будут реагировать на этот поворот. После спада влияния культуры отмены многие организации, включая The New York Times, начали восстанавливать принципы свободы слова, несмотря на давление активистов, пишет Чейт.

Интересно, что спустя день название статьи в The Atlantic изменилось. Теперь нет про смерть культуры отмены, статья называется How liberal America сame to its senses — «Как либеральная Америка пришла в себя». В статье Чейта чувствуется едва скрываемый сарказм. Наверно, живя в США, можно порадоваться, что культура отмены закончилась. Мне в России хочется, чтобы закончилось совершенно другое.

Культура отмены мертва

Год назад мне попалась статья в The Atlantic, где профессор математики Александр Барвинок выступал против бюрократии DEI (diversity, equity, and inclusion) в академической среде США. В американских университетах от кандидатов требуют заявления о поддержке принципов инклюзии и разнообразия. Эта обязаловка у меня вот тут стоит, показывал ладонью чуть выше горла Барвинок, выросший в СССР.

За ней стали попадаться и другие статьи, которые ставили под сомнение некоторые аспекты политики DEI или «повесточки» как пренебрежительно называют ее в соцсетях. Характерно, что статьи эти были в леволиберальных изданиях (в правых, наверное, тоже были, но в моем информационном пузыре таких изданий очень мало), которые в свое время подняли DEI на флаг — The Atlantic, The Guardian, The York Times. Откат был явно заметен. В середине года посыпались департаменты, отвечающие за разнообразие, сразу в нескольких крупных американских компаниях.

Убедительное (как мне кажется) объяснение я увидел, если не ошибаюсь, у Екатерины Шульман (признана иноагентом в РФ). Лет десять назад движение DEI зародилось в соцсетях, в первую очередь, в твиттере, инициаторами были, понятно, молодые люди. Почуяв, куда подул ветер, политики от демпартии США стали публично использовать эту риторику. Они писали о проблемах расовой и гендерной идентичности и получали тысячи лайков и репостов. Люди вообще склонны отвечать на стимулы — чем больше было лайков, тем чаще они поднимали эти темы. Они ловили энергию, как будто люди в соцсетях — это огромная толпа, которая поддерживает человека на трибуне. Знаете, как на концертах: «Нью-Йорк, вы здесь?!». Даааа! — ревет толпа в ответ.

Спустя время демократы стали замечать во властных коридорах все больше республиканцев и меньше своих однопартийцев. Их это насторожило. Оказалось, молодые люди не всегда ходят на выборы, чувство поддержки в твиттере не трансформировалось в электоральную поддержку. Тема DEI находила широкое отражение в медиа, люди с менее прогрессивными взглядами, столкнувшись с таким напором только из-за чувства противоречия (вот тут писал про схизмогенез) переходили в ряды республиканцев. Собственно, одной из главных претензий демпартии была в том, что она занялась социальной политикой и забросила экономическую, которая тревожила подавляющее большинство страны.

Откат от агрессивной DEI-риторики был следствием самокоррекции демократических сил. Почувствовав, что она неэффективна с политической точки зрения, демократы стали немного закручивать этот вентиль. Понятно, что редакторам газет не присылали методички, как нужно критиковать систему. Поменялась атмосфера — общественно-политический дискурс, публицисты это чувствуют.

А вчера все в том же The Atlantic вышла статья с заголовком «Культура отмены мертва». Автор Джонатан Чейт пишет, что спустя десять лет политика иллиберализма (политкорректность, cancel culture и woke-идеология) исчерпала себя. Гвоздем в гробу стала победа Дональда Трампа на выборах.

Чейт приводит примерно те же тезисы, что описаны выше. Социальные сети создали идеальную среду для усиления политкорректности. Они формировали иллюзию реальности через мгновенный консенсус. Сыграл израильско-палестинский конфликт. Многие американские евреи, которые ранее поддерживали подход левых к расовым вопросам, начали осознавать, что их союзники считают их угнетателями, а не угнетенными.

Почему юристы пишут запутанным языком, который сами не понимают

Даже юристы не понимают юридических документов. Ученые-когнитивисты MIT считают, что юристы пишут так специально. Как в магических заклинаниях используют специальные рифмы и архаичные термины, чтобы обозначить их силу, так и замысловатый юридический язык с помощью терминологии передает чувство власти.

Исследователи проанализировали юридические документы объемом около 3,5 миллионов слов, сравнив их с другими типами текстов, включая сценарии фильмов, газетные статьи и научные работы. Анализ показал, что в этих документах длинные определения часто вставляются в середине предложений. Эта особенность называется «встраивание в центр» (center-embedding) и она, как обнаружили лингвисты, затрудняет понимание текста.

Юристы помещают одни структуры внутрь других, что нетипично для человеческих языков, говорит Эдвард Гибсон, профессор кафедры когнитивных наук MIT.

Еще одно исследование показало, что из-за юридического языка документы не понимают сами юристы. Они предпочитают простые версии сложных документов. Юристы тоже считают юридический жаргон громоздким и сложным, говорит Гибсон: «Юристам он не нравится, обычным людям он не нравится, мы попытались выяснить, зачем они вообще пишут таким языком».

Ученые остановились на «гипотезе магического заклинания». Подобно тому, как магические заклинания пишутся в стиле, который отличает их от повседневного языка, запутанный стиль юридического языка сигнализирует об особом виде авторитета.

Исследователи считают, что их работа побудит законодателей попытаться сделать законы более понятными. Но такие попытки предпринимаются с 1970-х годов. С тех пор мало что изменилось.

Повесть «Белые ночи» Достоевского стала феноменом в Британии

В 2024 году «Белые ночи» Достоевского (издание Penguin Cassics, маленький черный переплет) стало четвертым по продажам переводным литературным произведением в Великобритании. Книга стала феноменом, говорит гендиректор книжного магазина Hatchards Picadilly в Лондоне Фрэнсис Клевердон: «За последний год мы продали 190 экземпляров этой небольшой книги в мягкой обложке».

«Белые ночи» есть в тиктоке и инстаграме (запрещен в РФ), пишет The Guardian. Это рецензии, цитаты, угрюмые снимки книги рядом с чашками кофе. «Все хотят влюбиться по уши. А потом они читают «Белые ночи Достоевского», — говорится в одном вирусном твите. В Spotify есть плейлисты «Белые ночи» с Чайковским и Шостаковичем.

Любовные истории популярны в соцсетях, но есть одна причина, почему написанная 150 лет повесть стала пользоваться успехом: в ней всего 80 страниц, пишет газета. Короткие книги позволяют людям легко достигать своих годовых целей по чтению на Goodreads. С другой стороны, объем «Белых ночей» делает ее привлекательной для первого знакомства с внушающим трепет каноном русской классической литературы.

Впрочем, популярность книги также связана с сюжетом. История о человеке, построившем сложную жизнь из фантазий, стала популярной в социальных сетях, где пользователи намеренно романтизируют свою жизнь. «Я чувствую, что книга описывает людей, которые мечтают, которые думают, что они лучше всех остальных, но на самом деле находятся в своем собственном мире», — говорит 22-летний Маусами Авира, — «и это то, во что нас заставили верить социальные сети».

Другие пользователи замечают, что для молодых людей могут быть актуальны темы одиночества и изоляции, поднятые в книге. Люди устали от знакомств в приложениях — это может быть частью того, почему книга задела их за живое, говорит 21-летняя Наоми Филпотт.

Лучшие обложки 2024 — The New York Times

«Подписные издания» и Blueprint выпускают сборник «Сказки Нового года». Книга выйдет 20 декабря (мне по блогерской линии прислали пдф). Состав привлеченных писателей, а вернее даже писательниц, впечатляет — не буду перечислять, полный список есть на скрине с анонсом, там действительно кругом звезды.

Такие сборники полезно использовать для знакомства с новыми для себя авторами: зацепил рассказ, ищешь другие произведения, прозу и поэзию. Наверное, так к этому многие участники проекта и относятся — порой в текстах чувствуется этакий концентрировнный авторский стиль. Можно открывать книгу на произвольной странице и угадывать писателя по отрывку. В некотором роде это, разумеется, и фансервис — приятно видеть под одной обложкой сразу несколько любимых людей.

Как и положено, некоторые из сказок жуткие — в самом широком смысле слова. Мне такие понравились больше всего.

Люди болеют за кита — помешательство на марафонах чтения Моби Дика

В The Guardian материал о странной традиции — в США в самых разных местах люди собираются на публичные чтения «Моби Дика» Германа Мелвилла — истории о навязчивой охоте капитана дальнего плавания на белого кита. Что бы в мире не происходило, ежегодно проходят примерно 25 таких марафонов — в музеях, на пляжах, на китобойных суднах 19 века.

Газета описывает сюрреалистичную картину марафона на пляже Венис-Бич в Лос-Анджелесе. Осенью (в честь сезона миграции китов) на пляже устанавливают кресло, с одной стороны — гарпун, с другой — китовый ус. Люди по одному садятся на него и читают вслух роман.

Рядом играют в волейбол, французкие туристы ездят на велосипедах, читатели Моби Дика всматривается вдаль, пытаясь разглядеть китов. Выходит серфер в мокром гидрокостюме и зачитывает сравнение плоти кита со сливовым пудингом.

На одном из ранних чтений пара занималась сексом на пляже неподалеку от мероприятия. Они вернулись через год, чтобы сказать, что зачали ребенка под Мелвилла. В другой год у берега загорелась лодка и начала тонуть. На пляже начался переполох — чтение «Моби Дика» продолжалось. Марафон здесь проходит уже 29 лет.

В музее Mystic Seaport в Коннектикуте марафон проводят на борту судна Charles W Morgan. Это последнее в мире сохранившиеся деревянное китобойное судно, впервые спущенное на воду в 1841 году.

В Сан-Франциско марафон проводится в октябре (в честь визита Мелвилла в город в 1860 году). Он проходит в Морском музее, в программе — танцы, музыка, живопись, кукольный театр, таро, клоунада и многое другое.  

Самый крупный марафон проходит — в Нью-Бедфорде, бывшей столице китобойного промысла США. Его устраивают в начале января — в честь отплытия Мелвилла из города в плавание в 1841 году. Нью-Бедфорд привлекает членов Конгресса, голливудских знаменитостей и защитников китов. 

В каком-то мысле «Моби Дик» — это производственная драма об отношениях с товарищами по команде/коллегами и очень требовательным боссом, объясняет интерес публики исполнительный секретарь Общества Мелвилла и профессор английского языка в Университете Теннесси Дон Коулман. Являясь хроникой эпической битвы между человеком и китом, капиталистом и его «продуктом», «Моби Дик» также обращается к «экологическим чувствам» современных читателей: «Сегодня многие люди, приходя на «Моби Дика», по-настоящему болеют за кита».

Все идут в книжные бары

На выходных в Сан-Франциско открылся книжный бар Book Society в стиле ар-деко. Выглядит здорово — книги расставлены по всему магазину, в центре мягкие диваны, где можно посидеть, почитать и выпить. В магазине стоит система диспенсеров, это когда на входе выдают карточку и стакан, а посетитель сам может наливать алкоголь, без помощи посторонних. На кранах восемь бутылок с разным вином. Можно наливать от трети бокала, так «вы можете пробовать вино так же, как вы бы искали книгу», говорит владелица. Среди книг — все что в обычных книжных магазинах, кроме детских, так как технически Book Society — это бар. Можно оформить подписку и получать каждый месяц книгу и бутылку.

Рассылка «Где поесть: Нью-Йорк» пишет, что книжные бары сейчас на подъеме — люди скучают по простым временам, когда не было ничего интереснее книг. В Бронксе есть Lit. Bar — самый известный в городе гибрид бара и книжного магазина. Другой пример —  Book Club Bar с длинной барной стойкой, вместительным задним двором, где посетители читают, потягивая коктейли. Есть Liz's Book Bar, где играет R&B. Во всех барах периодически проходят мероприятия — книжные клубы и встречи.

В Москве есть Shortlist Books and Spirits на Петровке. На сайте сказано, что в баре триста книг (в основном нон-фикшн). В баре работает буктендер (вероятно, аналогия бартендера), который может посоветовать книгу под настроение.

Написал для «Кинопоиска» о последней книге Гребера «Заря всего», которую он написал в соавторстве с археологом Уэнгроу.

Авторы рассуждают о иерархии, равенстве и свободе. Свобода, пожалуй, ключевое понятие для книги. Авторы понимают ее как возможность беспрепятственно перемещаться, не подчиняться приказам других и формировать новые социальные реальности. Мы можем ездить куда захотим, но только если у нас есть деньги. Мы можем не подчиняться приказам вышестоящих — до тех пор, пока не нужно устраиваться на работу. Все эти свободы — игрушечные.

Новости технологий — из гавайской газеты уволили двух ИИ-репортеров. Они справлялись с работой хуже, чем ИИ-Иисус в швейцарской церкви

Два ИИ-бота Джеймс и Роуз из гавайской газеты The Garden Island были уволены после двух месяцев работы, пишет Wired. Боты были разработаны компанией из Израиля Caledo. Она превращает статьи в видеоролики, где боты обсуждают новости друг с другом.

Проект в The Garden Island был экспериментом — первым в своем роде в США. Caledo тогда заявила, что намерена распространить его на сотни других местных газет по всей стране. Компания не отказывается от своих планов.

Газета не объясняет причину отказа от работы с искусственным интеллектом, скорее всего, дело в негативной реакции общества, объясняет Wired. Джеймсу, азиату средних лет, и Роуз, молодой рыжеволосой девушке, так и не удалось найти подход к зрителям. Ролики размещали дважды в неделю в соцсетях, Роуз и Джемс обсуждали разные темы — от раздачи тыкв до бдения по убитым рабочим — в одном и том же деловом отстраненном тоне.

— Как эти бесплатные тыквы повлияли на сообщество? — спрашивала Роуз.
— Бесплатные тыквы принесли многим радость, — равнодушно отвечал Джеймс

Они уродовали сложные гавайские названия и ошибались в простых словах. Комментарии под роликами были почти всегда негативными.

Чуть раньше из церкви в Люцерне убрали ИИ-Иисуса, который проработал тоже два месяца, хотя церковь считает эксперимент удачным. Две трети из опрошенных 230 пользователей назвали общение с ИИ-Иисусом «духовным опытом»

Есть такой эффект — если два человека начинают спорить по незначительным политическим разногласиям, то спустя какое-то время они начинают занимать все более отдаленные позиции, отстаивают идеи, которые в обычных условиях никогда бы не поддержали. Антрополог Грегори Бейтсон назвал это схизмогенезом — склонностью людей определять себя через противопоставление друг другу.

Чертов схизмогенез у меня все время проявлялся в какой-то обостренной форме, даже в быту. Когда я ходил в школу в своем рабоче-бандитском Ленинском районе Челябинска, то носил джинсы, свитера, рубашки. Когда поступил в университет, где было совершенно другое социальное окружение, то появлялся на лекциях исключительно в спортивном костюме (на физкультуру, разумеется, вообще не ходил). Серьезно, я недавно увидел фотографию студенческих времен и не мог понять, почему на мне спортивный костюм, хотя, стоит признать, выглядел он достаточно стильно. Да и вообще в каких-то более-менее образованных кругах я всячески подчеркивал свою ленинско-районную идентичность.

Схизмогенез может быть полезным. Множество самых разных культурных проектов и институций возникло и развивалось вопреки кому-то. Независимые российские издательства брали на вооружение бизнес-стратегию «лишь бы не как у Эксмо», камеди-клаб возник в России, как антитеза КВН. Схизмогенез сделал карьеру и Оксимирону, и Славе КПСС.

У схизмогенеза целый пакет причин. Эволюционные: конкуренция за ресурсы, внутригрупповые различия были полезны для разнообразия ролей. Психологические — человек познает себя с помощью окружающих, нуждается в уникальности. Социокультурные: общество часто навязывает определенные роли и ожидания, создавая противопоставления, например, «начальник — подчиненный».

Грегори Бейтсон замечает, что схизмогенез может кардинально влиять на развитие обществ. Например, благодаря сизмогенезу древнегреческие города-государства Афины и Спарта стали такими, какими мы их знаем (антиподами). Хотя что там Спарта — за примером того, как национальная идентичность формируется в противовес соседской (или заокеанской), далеко ходить не нужно. Человек или общество перестают быть собой и становятся антипримером: быть кем угодно, но только не тобой.

План операции «Орлиный коготь» по спасению взятых в заложники сотрудников посольства США в Иране был такой. Группа спецназа на самолетах и вертолетах высадится в пустыне, нападет на посольство, уничтожит сопротивление и освободит пленных. После этого все вместе они улетят в Египет с заброшенного аэропорта недалеко от Тегерана, где их уже будут ждать.

Операция не заладилась с самого начала. Один из вертолетов сломался и упал сразу после взлета с авианосца в Персидском заливе. Другой попал в песчаную бурю, заблудился и не добрался до точки. Место высадки в Иране, вопреки данным разведки, оказалось не заброшенной дорогой, а оживленным шоссе. Чтобы не раскрыть себя, спецназ задержал пассажирский автобус с 43 людьми, а кто-то взорвал рядом оказавшийся бензовоз (чтобы водитель не раскрыл операцию). Еще один из вертолетов при дозаправке врезался в самолет-заправщик: восемь членов экипажа погибли, вертолет и самолет были потеряны. На этом командование США решило прекратить операцию «Орлиный коготь».

Написал для Кинопоиска про книгу «Всем Иран» Никиты Смагина. В книге много интересного.

https://www.kinopoisk.ru/media/article/4010303/

В книжном магазине устроили большую распродажу в связи со смертью владельца, назвав ее «Конец эпохи». Оказалось, что владелец жив, просто решил отдохнуть

Когда совладелица книжного магазина в Чикаго Ребекка Джордж узнала, что умер ее коллега — владелец магазина The Gallery Билл Фидлер, она быстро принялась за дело. В магазине, по ее подсчетам, было 20 000 — 30 000 книг. Джордж придумала грандиозную распродажу «Конец эпохи»: так можно почтить память Фидлера и продать много книг и памятных вещей по сниженным ценам. Она написала пресс-релиз, разместила посты в соцсетях, сделала рассылку.

«Несколько недель назад владелец The Gallery Bookstore в Лейквью Уильям «Билл» Фидлер, к сожалению, скончался», — написала она в соцсетях. Пост оброс комментариями от скорбящих и эмодзи в форме сердечек. Кто-то делился приятными воспоминаниями о Фидлере. Распродажа, которую Ребекка организовала, состоялась в выходные.

Но я не умер, объясняет Фидлер журналисту в телефонном интервью: «Люди могут сколько угодно считать вас мертвым». Фидлер сравнил себя с Эрнестом Хемингуэем, который, пережил две авиакатастрофы в Африке в 1954 году. Пока все думали, что он мертв, Хемингуэей читал собственные некрологи.

Фидлер просто устал, после 30 лет продажи книг он решил «закрыть лавочку». Его жена отправила по почте письмо о расторжении договора владельцу здания Кайлу Глэскотту из Glascott & Associates.

У Фидлера, похоже, было плохое здоровье, говорит Глэскотт. Когда он не получил от него вестей, то подумал, что тот скончался. «Это было неверное предположение», — признается он. У Фидлера не было обязательств вывозить книги из помещения после прекращения аренды. Поэтому Глэскотт связался с Джордж, чтобы она помогла реализовать остатки.

Его магазин никогда не был популярным, говорит Фидлер. Он предпочитал продвигать его через сарафанное радио, а не СМИ. Когда Джордж увидела магазин Фидлера, то его состояние показалось ей еще одним подтверждением того, что с владельцем случилось что-то плохое. «Как будто он просто встал и вышел», — говорит Джордж.

Книжные магазины сдают в аренду полки для продажи книг любому желающему

Изящная идея из Японии. Многие традиционные магазины в стране закрылись, возникла новая бизнес-модель: магазины стали сдавать полки в аренду, пишет SCMP.

Набор книг в таких магазинах сильно отличается от того, что предлагают рекомендательные алгоритмы. «Здесь есть книги, которые заставляют задуматься, кто вообще может их купить», — говорит владелец одного из таких магазинов в Токио Сего Имамура.

«Мы игнорируем капитализм», — говорит Имамура. «Обычные книжные магазины продают книги, которые пользуются популярностью на основании статистики продаж, и исключают книги, которые плохо продаются. Мы игнорируем такие принципы». «Я хочу изменить то, как выглядят книжные магазины», — добавляет он.

Площадь магазина — 53 квадратных метра, в нем 364 полки. На полках, как новые, так и подержанные книги — на любую тему: от бизнес-стратегий до комиксов. Арендаторы платят от 4850 до 9350 иен (от 3100 до 6000 руб.) в месяц. Среди арендаторов — частные лица, ИТ-компании, небольшие издательства и даже застройщики. У Имамуры один книжный магазин, еще он пишет романы о самураях.

У Рокуро Юи четыре магазина с общими полками в Токио. Владельцы обычных книжных магазинов выставляют на полки книги, которые им приходится продавать, чтобы оставаться в бизнесе, независимо от их личных вкусов, говорит он. «Но здесь есть только книги, которые кто-то рекомендует с большой страстью и любовью к ним».

Юи говорит, что в выходные дни магазин иногда «выглядит так, словно это переполненный ночной клуб с молодыми клиентами в возрасте 10, 20, 30 лет, и играющей на заднем плане музыкой. По его словам, покупатели и владельцы полок посещают книжный магазин не только для покупки/продажи, но и чтобы поболтать о книгах.

В Японии не очень обстоят дела с книжными. В четверти муниципалитетов страны их нет вообще. А за 18 месяцев (по март 2024 года) закрылось более 600 таких магазинов. В 2022 году Имамура посетил десятки книжных магазинов, которым удалось выдержать жесткую конкуренцию Amazon. Чтобы выжить некоторые из них открыли кафе или даже тренажерные залы.

Добрался до книги «Развод» Сьюзен Таубес — громкого релиза «Подписных изданий», традиционно с очень красивой обложкой. Книга примечательна еще и мифом, который развернулся вокруг нее. «Я умерла во вторник вечером, попала под машину», — пишет Таубес на третьей странице своего единственного романа.

Вскоре после его выхода она действительно умерла — утопилась «в лыжной куртке и брюках», как писали газеты. Многие считают, что на самоубийство повлияла резкая критика романа. Он был опубликован в 1969 году, его вскоре забыли. Читающая аудитория заново открыла его для себя только в 20-х годах 21 века.

На этой рифме — смерти писательницы и главной героини — строится множество исследований творчества Таубес. Предисловие к российскому изданию написала Оксана Васякина, которая вспоминает других знаменитых женщин-самоубийц: Сильвия Плат уже засунула голову в духовку, Ана Мендьета лежит в морге на столе.

Одной из близких подруг Таубес была Сьюзен Сонтаг. Именно она опознала разбухшее от воды тело своей тезки. «Я не хочу потерпеть неудачу», — написала она в дневнике. «Я хочу быть одной из выживших. Я не хочу быть Сьюзен Таубес». В том же дневнике, но раньше, она пишет, что даже самоубийство Таубес было «второсортным». Брррр

Элита стала притворяться неэлитой — попробуй теперь разберись

Тревожные новости из Великобритании: там элиты начали убеждать окружающих, что они обычные люди. После того, как новый премьер-министр Великобритании Кир Стармер объявил о составе своего кабинета, в соцсетях широко разошелся документ с информацией об образовании министров. Выяснилось, что 23 из 25 человек учились в государственных школах.

Это казалось немыслимым, потому что прошлый созыв на две трети состоял из выпускников частных школ. Британцы воодушевились — наконец-то упорный труд и таланты победили привилегии. Но радоваться рано, пишет Крис Ньюлендс в FT.

Аарон Ривз и Сэм Фридман в книге «Рожденные править: становление британской элиты» тщательно изучили профили, интересы и карьеры более 125 000 членов британской элиты с конца 1890-х годов до наших дней и пришли к выводу, что мало что изменилось. Те, кто родился в верхнем 1% самых богатых семей, имеют такие же шансы попасть в элиту сегодня, как и 125 лет назад.

Есть и кое-какие изменения. Элита в наши дни не хочет быть элитой. Или точнее, не хочет, чтобы ее считали таковой.

Элиты сильно отдалились экономически и стали более неуверенными в своей моральной легитимности, объясняют Ривз и Фридман. Когда элитам напоминают, что они являются бенефициарами растущего неравенства они активнее притворяются обычными, заурядными людьми.

У Ривза и Фридмана это вызывает беспокойство: иллюзия солидарности опасна, поскольку она скрывает вполне реальное классовое неравенство. «Если общество не чувствует неравенства, у него меньше мотивации оспаривать его основы», — пишут авторы.

Вместо того, чтобы постить свои фотографии с футбольных матчей и стадионных концертов, чиновникам нужно заняться делами: повысить налоги для местных органов власти, ввести налоги на имущество для активов стоимостью 2 млн фунтов, вернуть НДС для частных школ, резюмирует Ньюлендс.

Прочитал книгу Роберта Зарецки о Камю («Жизнь, которую стоит прожить», вышла в издательстве Individuum). Как и многие, наверное, я зачитывался Камю в юности. Абсурд и отчаяние, бунт и революция — что вообще может быть лучше для молодого человека. Пусть твердят, что об этом пишет каждый в 19 лет.

Камю мне представлялся рок-звездой от литературы. Беспримесный дар: так соединять слова в предложения, что по телу идет электричество, похожим образом действует музыка. В этом отношении больше всего показательны его «Записные книжки» — сборник панчлайнов, из которых можно накрутить с десяток рок или рэп альбомов.

Например, вот, абсолютно гениальный образ: «Тела увозят на трамваях. Целые составы, груженные трупами и цветами, идут вдоль моря. Кондукторов увольняют: пассажиры не платят за проезд». Если зациклить этот отрывок и добавить тревожный бас, получится песня группы «Черная речка».

Образ жизни и обстоятельства — туда же: романы с актрисами и журналистками, тяжелая болезнь, катастрофа, ранняя смерть. А еще это его пижонское пальто с поднятым воротом, вечная сигарета в руках, многозначительный взгляд. Камю всю жизнь добивался общественного внимания, чтобы потом говорить в интервью, что он его не достоин: «Я средний человек», ну-ну.

Блестящий писатель, книга Зарецки тоже хорошая. А недавно еще был прекрасный текст Юрия Сапрыкина. Кажется, что современная политическая ситуация благоволит новому витку карьеры писателя.

Зарецки в своей книге много внимания отводит одному из главных испытаний в жизни Камю — войне в Алжире. Камю остро чувствовал несправедливость и пытался как мог — то есть с помощью слов — исправить ее. Тут он наткнулся на ситуацию, когда слова делают только хуже и замолчал.

«Если язык превращают в орудие расправы, молчание становится активным действием», — пишет Камю. Его коллеги и некоторые друзья были уверены, что это по меньшей мере малодушие.

Война за независимость началась в середине пятидесятых, Камю — француз, родившийся в Алжире, не принял ничью сторону. Фронт национального освобождения Алжира устраивал теракты, где гибли гражданские, французское правительство пытало повстанцев — для писателя эти действия нельзя было оправдать, но можно было хотя бы признать. Стороны не хотели этого делать, обвиняя друг друга в бесчеловечности.

Камю отстранился от этой больной для него темы, но за день до того, как получить Нобелевскую премию по литературе, на пресс-конференции его поймал молодой парень-алжирец и спросил — почему он молчит?

Газета Le Monde, сочувствующая повстанцам, опубликовала ответ с такой цитатой: «Я буду осуждать терроризм, который бьет вслепую, например на улицах Алжира, и который может унести жизнь моей матери, коснуться моей семьи. Я стою за справедливость, но мать я буду защищать вперед справедливости».

Эта цитата до сих пор является канонической и фигурирует во множестве материалах о писателе. На самом деле Камю сказал иначе: «Сейчас кто-то закладывает бомбы в алжирских трамваях. В одном из этих трамваев может оказаться моя мать. Если это справедливость, то я предпочту уберечь мать».

Ошибку исправили в газете спустя три дня, но ее, как и любые правки, мало кто заметил.

В своей нобелевской речи он сказал, что молчание во время некоторых событий «приобрело грозный смысл». Алжирская война, пишет Зарецки, стала для Камю трагедией, в которой какие-либо дальнейшие слова будут хуже, чем бесполезными, потому что, бессильные остановить катастрофу, они только затеняют ее размах и значение. Французкие интеллектуалы так и не приняли его позицию.

Социальное переосмысление — люди ищут глубокие связи с окружающими, гуляют по городу и занимаются физическим трудом

Рубрика тренды. Последний отчет Accenture's Life Trends 2025 (прикрепляю к посту) говорит о том, о чем регулярно сообщает этот канал — люди устали от технологий. В отчете Accenture этот тренд называется social rewilding — социальное переосмысление.

Последние пару десятилетий были своего рода экспериментом — люди пытались понять, насколько тесными могут быть связи в цифровом мире. Отказаться от этого опыта уже не выйдет, но люди стали восстанавливать связи в реальном мире: проводить больше времени на природе и ограничивать роль технологий, пишет Accenture.

Растет спрос на простые технологии (устройства ограниченной функциональности, которые делают хорошо свою работу) — виниловые проигрыватели, телефоны-раскладушки, пленочные фотоаппараты. Больше людей стало интересоваться классическими автомобилями 80-90-х годов.

Вот, например, результаты опроса. Топ физических занятий за последние 12 месяцев.

◾️Время на свежем воздухе/на природе — 48%
◾️Встречи с друзьями в реальной жизни — 47%
◾️Покупки в обычных продуктовых магазинах — 46.9%
◾️Покупки в непродуктовых магазинах — 36%
◾️Чтение физических книг или журналов — 30%

Люди ищут глубокие эмоциональные связи с другими людьми в реальном мире. Зумеры забросили дейтинговые приложения и начали знакомиться в реале. Стали очень популярными обычные прогулки по городу. Например, китайская соцсеть Xiaohongshu поставила городские прогулки на пятое место в рейтинге 10 лучших тенденций в сфере образа жизни. Дизайнеры все чаще экспериментируют с графическими стилями, обогащенными текстурами и элементами ручной работы.

Вместо FOMO — JOMO

Мы стоим на пороге культурного перелома — люди меняют свои отношения с физическим миром, пишет Accenture. Общество устало от цифровых технологий и пытается придумать себе более простую жизнь.

42% респондентов заявили, что самым приятным опытом за предыдущую неделю был физический, только 15% вспомнили про цифровой. 38% людей ценят JOMO (joy of missing out, «радость что-то упустить»). В общем смысле это противоположность FOMO: человек предпочитает что-то одно, что нравится ему и не думает, что где-то могло быть лучше.

В 90х годах известное диджитал-агентство Razorfish заявило: «Все, что может быть цифровым, будет цифровым». Сейчас люди думают — а зачем?

На этой карте изображена страна Пояис в центральной Америке. Ее площадь около 32 квадратных километров, она зажата между нынешними Никарагуа и Гондурасом на Москитовом берегу. Главные портовые города страны — Сент-Джозеф, Лемпира и Макгрегор.

Эту карту нарисовал Грегор Макгрегор в 1820 году, он убедил сотни людей инвестировать в перспективную монархию. В 1822 году он продал государственные облигации Пояиса (доходность — 6% годовых) на сумму 200 000 фунтов стерлингов. В 1822-1823 годах он соблазнил семь кораблей с поселенцами купить землю в стране и переехать туда.

Конечно, страны под названием Пояис никогда не существовало, Макгрегор придумал ее, как позже Толкин — Средиземье. Вот только Толкин не догадался продавать облигации Гондора.

Грегор Макгрегор начинал как наемник в составе британской армии. В 1817 году он высадился на острове Амелия с несколькими сотнями людей и так как там почти никого не было — захватил его. Вместо того, чтобы закрепиться на острове, он стал придумывать марки, валюту и флаг. Некстати пришли испанцы и выгнали его — Макгрегор обиделся и решил, что и без всякого острова создаст свою страну. Так и появилась Пояис — тропический рай, богатый древесиной, с чистыми ручьями, на дне которых блестят слитки золота.

Макгрегор придумал военную форму страны, написал путеводитель под псевдонимом Томас Стрейнджуэй. Напечатал доллары Пояиса, которые при желании можно было купить за британские фунты. Все это звучало так заманчиво, а курс фунта к пояискому доллару был настолько привлекательным, что 250 шотландце накупили путеводители, сели на корабль «Эдинбургский замок» и поехали жить в прекрасную страну.

Спустя два года блуждания в джунглях в живых осталось только 40 человек, которые вернулись в Шотландию. Впрочем, выжившие заявили, что они сами виноваты в том, что заблудились.

После этого случая люди в Великобритании стали какими-то мнительными и недоверчивыми. Макгрегор поехал в Париж, где продал облигации Пояиса еще на 300 000 фунтов. В 1826 году французский суд пытался привлечь его за мошенничество, но доказательств не было и Макгрегор вернулся в Лондон. На пенсию он отправился в Каракас, где умер в богатстве в 58 лет. Макгрегор был похоронен с почестями в Каракасском соборе.

Сейчас эта карта находится в магазине редких атласов и карт в Лондоне.

Как последние десять лет сделали людей глупыми

Регулярная и любимая рубрика этого канала — деградач. Наткнулся в The Atlantic на программный текст Джонатана Хайдта «Why the past 10 years of American life have been uniquely stupid». Вероятно, рекомендательные алгоритмы подкинули его в преддверии выборов, так как он довольно старый. Многие тезисы читаются сейчас как вполне азбучные истины, но концептуально картина, описываемая Хайдтом, выглядит стройно. Текст, как водится в The Atlantic, про Америку, но так как главный виновник деградача – социальные сети, он, в общем, про всех нас.

Соцсети – растворитель. Есть три кита успешной демократии: социальный капитал (обширные социальные сети с высоким уровнем доверия), сильные институты и общие истории. Соцсети разрушают все три.

В 2013 году изменились алгоритмы соцсетей. Теперь пользователь видит контент, который вероятнее всего его увлечет. Также пользователь создает контент, который может стать вирусным. Все включились в игру, которая поощряет нечестность и потворствует интересам толпы. Пользователи теперь ориентированы на свой опыт вознаграждения и наказания, а также на прогнозы о том, как на контент отреагируют другие.

Чувство возмущения пользовалось большим спросом — сеть всколыхнули срачи даже по самым мелочным поводам. Эта же система регулярно подрывала доверие к социальным институтам, пишет Хайдт.

Соцсети дают больше власти троллям и провокаторам, одновременно заставляя молчать добропорядочных граждан. Небольшая группа людей на платформах крайне озабочена обретением статуса и готова использовать агрессию для достижения своих целей. Исследования говорят, что пребывание в сети не делает большинство людей более агрессивными, скорее, это позволяет небольшому количеству агрессивных людей нападать на гораздо большее количество жертв.

Например, самая правая группа, известная как «преданные консерваторы», составляют 6% населения США. Самая левая группа, «прогрессивные активисты», — 8%. Но огромное количество политического контента в сети создают именно эти группы.

Эти группы демонстрируют однородность в своих моральных и политических взглядах. Единообразие — тоже результат работы соцсетей. Политические экстремисты борются не только со своими врагами, но и с инакомыслящими людьми в своей команде. Социальные сети заставляют политическую систему, основанную на компромиссе, заглохнуть.

Давая каждому оружие, социальные сети делегируют право вершить правосудие без необходимой правовой процедуры. Когда на площади правит толпа, мы не получаем больше справедливости и инклюзивности; мы получаем общество, которое игнорирует контекст, милосердие и правду.

Структурная глупость

Ключевые институты США в середине-конце 2010-х годов массово стали глупее, потому что социальные сети привили их членам хронический страх попасть под удар.

Процесс по-разному шел справа и слева: активисты придерживаются разных нарративов с разными ценностями. Правые разделяют нарратив, в котором Америка вечно находится под угрозой со стороны внешних врагов и подрывных элементов внутри; они видят жизнь как битву между патриотами и предателями. Те, кто не поддерживает радикальный консервативный курс – предатели. Глупость правых наиболее заметна во множестве теорий заговора, например, Qanon.

У левых другой нарратив. Жизнь — это вечная битва между разными групповыми идентичностями за пирог с нулевой суммой, и люди наверху достигли этого, угнетая людей внизу. Этот нарратив жестко эгалитарен — сосредоточен на равенстве результатов, а не прав или возможностей. Универсальное обвинение против людей, которые не согласны с этим нарративом, не «предатель», а «расист» или «трансофоб».

Американская политика становится все более нелепой и дисфункциональной, эта проблема структурная, пишет Хайдт. Благодаря алгоритмам социальных сетей инакомыслие наказывается во многих институтах, а плохие идеи возносятся в официальную политику. Современная система меньше похожа на демократию и больше на правление самых агрессивных.

Финансист написал остросюжетный роман. Теперь прокуратура перечитывает его вдоль и поперек, пытаясь понять, сколько в нем правды

В WSJ — удивительная история о том, как иногда сложно отличить вымысел от реальности.

Джей Ньюман — необычный парень, когда-то он писал книги о вышивке, а потом вдруг оказался на Уолл-Стрит. Ньюман двадцать лет проработал в хедж-фонде Elliott Management, главное его достижение — отнятые у Аргентины миллиарды долларов.

Когда Аргентина в 2001 году объявила дефолт по своим облигациям, фонды смирились с этим, но не все. Elliott потратил десятки миллионов долларов на юридическую, лоббистскую и пиар-кампанию по всему миру, пытаясь заставить страну выплатить долг. Фонд даже отслеживал курс аргентинского военного корабля «Либертад». Когда он прибыл в Гану, фонд убедил судей страны задержать его в порту. За это бывший президент Аргентины Кристина Фернандес де Киршнер стала называть владельца хэдж-фонда Elliott Пола Сингера финансовым террористом.

Тут в дело вступает еще один герой — Амит Форлит, бывший силовик, работавший в службе внутренней безопасности Израиля. С работы в спецслужбах его выгнали, он стал частным детективом. Именно Амит Форлит дожал Аргентину. По заданию хэдж-фонда Форлит организовал сложную операцию — с помощью хакеров из разных стран он взламывал аккаунты аргентинских чиновников и юристов, входивших в ближайшее окружение Кристины Киршнер, читал их почту и сообщения, находил компромат и конфиденциальную информацию.

Elliott Management терроризировал Аргентину 15 лет. Форлит снабжал документами Ньюмана, а тот использовал их в своих целях. В 2016 году новое правительство страны сдалось и заплатило хэдж-фонду 2 млрд долларов — в 10 раз больше, чем фонд инвестировал в облигации. Джей Ньюман получил за работу 70 млн долларов (6,8 млрд руб – по текущему курсу, для понимания).

Получив деньги, Ньюман почти сразу решил вернуться в литературу, но вместо книги про вышивку написал остросюжетный роман под названием Undermoney. Главный герой книги – нью-йоркский владелец хедж-фонда, запутавшийся в мире коррупции, шпионов, русских наемников и грязных денег. У книги бодрый трейлер.

Сейчас бывший силовик Амит Форлит находится под наблюдением в Лондоне, ему грозит экстрадиция в США. Форлита обвиняют в организации хакерских атак по всему миру. В деле не только аргентинские чиновники, но и критики компании Exxon Mobil (Форлит искал компромат по заданию Exxon Mobil, но это еще предстоит доказать).

Прокуратура досконально изучила роман Undermoney. Где в книге прообраз Форлита – непонятно, но у прокуратуры есть некоторые зацепки. В одной напряженной сцене, пишет WSJ, герой передает 2,4 млрд долларов наличными на серые схемы и оценивает надежность подрядчиков: «Израильтяне были дорогими, но последовательными».

В Elliott не обрадовались книге, Пол Сингер был в гневе. По негласному правилу сотрудникам запрещено приносить книгу в офис или обсуждать ее с клиентами.

Сейчас Ньюман отрицает, что хэдж-фонд в Undermoney — это Elliott. Проблема в том, что во время продвижения книги Нюман раздавал множество интервью и везде многозначительно подмигивал, говоря об источниках вдохновения. В 2022 году Ньюман сказал, что многие персонажи вдохновлены людьми, которых он знает, а некоторые из них «из мира разведки». Еще он говорил, что жадный до власти и коррумпированный хедж-фонд в книге не существует в точно таком виде, как описан, но основан на реальности. «В «Undermoney» не так уж много вымысла», — сказал Ньюман одному из интервьюеров.

Лучший русскоязычный альбом 2024 года

Извините, что не по профилю — про музыку, а не про книги. Но альбом достаточно литературоцентричен, что дает некоторые основания упомянуть его в этом канале (а других у меня нет). Прошло девять месяцев с выхода альбома группы ил «я дома» и последние восемь из них я ничего про него не слышал, хотя подписан на музыкальные каналы, да и вообще краем глаза слежу за российской сценой. Я считаю это жутко несправедливым.

Я ничего не знал о группе ил до 2023 года, когда рекомендательная система подбросила мне песню «чорт». Это была редкая удача системы — песня сильно отличалась от всего остального, что обычно она приносила. Я включил песню снова. Потом еще, и еще. Так получилось, что песню «чорт» я слушал чаще, чем любую другую песню в 2023 году.

В феврале этого года я увидел (в канале Александра Горбачева), что у группы вышел новый альбом под названием «я дома». Я включил его утром, когда пошел на работу. Следующие полчаса я не мог опомниться, кажется, я даже не моргал, если можно полчаса не моргать. Я не слышал ничего подобного в этом году, да и вообще не помню, когда последний раз испытывал такие сильные ощущения от прослушивания новой музыки. Чувство, которое очень боишься потерять с возрастом.

В тот февральский день я хотел срочно написать куда-нибудь, пусть хоть в книжный канал, что вот — вышел прекраснейший альбом, послушайте его. Но потом я задумался. А вдруг у меня какой-то гормональный сбой? Что, если у этой эйфории другие, неявные причины, а альбом просто втихаря присоединился к ним. Некоторые альбомы сначала кажутся шедеврами, а спустя пару дней удаляешь их из медиатеки. Я решил подождать.

Спустя три дня прослушивания альбом не стал хуже. Но три дня не срок. Прошел месяц — он был все таким же классным, но теперь я решил проверить, когда он мне надоест, чтобы усилить высказывание дополнительным аргументом. Я тщательно мониторил свои ощущения.

Прошел еще один месяц, и мне уже неловко было что-то писать про альбом, вышедший по современным меркам целую вечность назад. Так вот — я слушал «я дома» ежедневно несколько месяцев подряд и теперь могу написать то, что постеснялся с самого начала — это лучший русскоязыный (музыканты родом из разных стран) альбом 2024 года. По-моему, конечно, непрофессиональному мнению.

Сверх того — мне кажется, что это Большой русский альбом, который можно поставить на одну полку вместе с другими такими альбомами в зале славы рок-н-ролла. Уверен, что большинство из перечисленных музыкантов было бы не радо соседству друг с другом, но вот некоторые из них слева направо: «четыресполовинойтонны» Леонида Федорова, Downshifting Муджуса, «Я заказан» 4 Позиции Бруно, «Автопортреты»/ «Любимые песни (воображаемых) людей» Хаски.

У всех этих альбомов есть что-то общее, их роднит не набор художественных средств (хотя в некоторых есть прямые переклички, см. песни «крот» и «на двоих»), а глубинная безусловная силища. Ее невозможно игнорировать — эта музыка может обойтись без любых интерпретаций.

Что до художественных средств, то «я дома» почти полностью состоит из фортепьяно, ритм-секции и пронзительного вокала, напоминающего и Леонида Федорова, и Джеффа из недооцененной группы «Краденое солнце». Иногда вступают духовые. У текстов здесь тоже большая роль: под строки «тот в зеркале в грязных ботинках с детства мой враг» из песни «Лагерь» у меня до сих что-то сжимается внутри.

В этом посте много громких слов — так бывает, когда не удается подобрать точные, но «я дома» действительно хороший альбом, послушайте сами

группа ил — я дома

У Малькольма Гладуэлла в последней книге Revenge of the Tipping Point («Месть переломного момента») есть интересная мысль про ятрогенные эпидемии. Ятрогения (или ятрогенез) — это ухудшение физического или эмоционального состояния человека, ненамеренно вызванное медицинским работником. «Вы лечите кого-то лекарством, а побочные эффекты оказываются хуже, чем сама болезнь. Вы делаете небольшую операцию, а пациент умирает от осложнений». Врачи не хотят навредить пациенту, но ошибки случаются. Многие наверняка сталкивались с ятрогенией — я, например, сталкивался.

Гладуэлл использует этот медицинский термин для объяснения социологического феномена. Он описывает американское сообщество Поплар-Гроув — это псевдоним реально существующего города, где царит меритократия: жители сосредоточены на достижениях, спортивных и академических успехах своих детей. На первый взгляд, все хорошо: добрососедство, безопасность и общие ценности. На деле — жесткая конкуренция и колоссальное давление на детей.

Социальные эпидемии, как и биологические, легко распространяются в условиях однородности, отмечает Гладуэлл. В сообществах, где все стремятся к одному и тому же идеалу, любое отклонение может стать катастрофическим.

В Поплар-Гроув дети практически лишены возможности быть другими. Все они — спортсмены, отличники, активисты — должны быть лучшими в своем деле, что лишает их выбора и права на свободу самовыражения. «Это социальная мясорубка», — описывает это место один из героев книги.

В сообществе началась серия подростковых самоубийств, напоминавших эпидемию. За десятилетие с 2005 по 2016 год средняя школа Поплар-Гроув, в которой учится около 2000 человек, потеряла семь учеников и по меньшей мере двенадцать недавних выпускников. По статистике «норма» для школы с двумя тысячами учеников — один или два случая за десять лет.

Никто не мог разобраться в причинах. Сообщество оказалось неспособным справиться с этой проблемой, несмотря на все усилия. Причина в том, что Поплар-Гроув был монокультурой, и создали ее родители, говорит Гладуэлл. Конечно, они не хотели зла, им нужна была школа, где каждый ученик находился бы в идеальной форме. Но это не избавляет их от ответственности. У ятрогенных эпидемий есть причина и есть виновник.

Если вам грустно — прочитайте этот текст о том, что человечество никогда не колонизирует Марс

Это очень интересный и остроумный текст. Вышел он в сентябре, я читал его дважды и каждый раз он поднимал мне настроение.

Приведу несколько отрывков:

У Марса нет магнитосферы. Любое обсуждение того, заселят ли люди красную планету, можно на этом закончить. Но, конечно, оно никогда не закончится. У вас есть недорогой план э-э создания гигантской динамо-машины в ядре Марса? Нет? Что же. Давайте тогда обсудим что-нибудь такое же реалистичное, например, ваш план строительства жилого комплекса в Средиземье.

Некоторые люди думают, что сделать атмосферу Марса пригодной для дыхания просто – нужно посадить несколько зеленых растений. Они будут поглощать солнечный свет и вырабатывать кислород, и тогда люди смогут им дышать. Это эээ круговорот жизни (?) или что-то в этом роде. Они называют эту идею «терраформированием».

На этом этапе нашей дискуссии я должен познакомить вас с двумя моими друзьями — Южным Полюсом и Вершиной Эвереста. Южный полюс находится на высоте около 2800 метров над уровнем моря, и, как и все остальное на Земле, примерно на 44 миллиона миль ближе к Солнцу, чем любая точка на Марсе. Он находится глубоко внутри питательной атмосферы планеты, кишащей жизнью. По сравнению с самым гостеприимным местом на Марсе это невообразимо плодородный Эдем. Вот список растений, которые там растут: ничего. Вот список всех животных, которые там размножаются: никого.

Жизнь на Земле является более крупным и динамичным терраформирующим двигателем, чем кто-либо мог себе представить. Этот двигатель непрерывно работает уже несколько миллиардов лет. Он еще не терраформировал Южный полюс или вершину Эвереста. В какие сроки, по-вашему, обувная коробка с лишайником, которую вы отправите на Марс, превратит Замороженный Безвоздушный Радиоактивный Пустынный Ад в место, где люди смогут выращивать пшеницу?

У людей есть идея, что жизнь — это какая-то магическая сила; что причина, по которой на Марсе нет жизни, заключается в том, что жизнь там еще не появилась; что как только жизнь попадает в какое-то место, она просто сама выяснит, как там жить. Я думаю, это следствие того, что огромное количество людей получили свои научные знания от Яна Малкольма (герой франшизы Парк Юрского периода — прим.), но не из научных книг.

В любом случае, Малкольм был совершенно, совершенно неправ, когда сказал: «Жизнь... находит способ». Конечно, да, когда «жизнь» — это «бактерии», а перед ней стоит задача — размножаться в моем доме, то да — в таком случае жизнь находит способ. В более общей картине — нет, жизнь не находит никакого способа.

Другой жуткий сценарий конца света, неизбежное расширение Солнца и поглощение Земли, также не стоит рассматривать как причину для планирования переселения на Марс. Это не начнет происходить в течение ближайших примерно четырех миллиардов лет.

Когда Солнце взорвется, вокруг не будет ни одного человека. Планирование переселения похоже на то, как первобытная амеба пытается заполучить немного недвижимости на берегу океана в Пангее, чтобы избежать джентрификации в 1990х.

Ничто из того, что написано в предыдущих 38 или сколько там утомительных абзацах, не знает Илон Маск, мегабогатый болван и тупица, известный тем, что он покупает вещи дороже, чем они стоят, а затем делает их хуже.

Важно знать, что думает этот придурок с птичьими мозгами о космической колонии; одно это уже ужасная и постыдная правда о положении вещей. Капитализм допускает такое глубокое неравенство в богатстве и власти, а госсектор США настолько деградировал, что такой человек, как Маск, оказывает сильнейшее влияние на окружающий мир. В какую бы яму он ни захотел бросить свои деньги, за ними последует чудовищный объем мировых ресурсов и человеческого труда.

В более здравомыслящем обществе богатый парень с непримиримыми взглядами Маска скорее оказался бы под гильотиной, чем на посту главы космического агентства, обладающего властью использовать мировые ресурсы для своего косплея Джона Голта.

Экономика держится на вайбах. Джонатана Малесик объясняет, почему студенты больше не хотят читать

В NYT — текст Джонатана Малесика (на русском у него выходила книга «Я всё! Почему мы выгораем на работе и как это изменить»), по следам публикаций о том, что студенты не хотят читать книги целиком.

Малесик считает, что это вполне рациональное поведение. Студенты видят, что продуктивность не зависит от труда, зарплата не имеет ничего общего с талантом или усилиями. На протяжении десятилетий студентам говорили, что колледж — это старт в карьере. Но чтение не подготовит студентов к процветанию в экономике, которая, кажется, держится на вайбах.

Недавняя реклама Apple Intelligence (сервис искусственного интеллекта), наглядно демонстрирует это. В одном из роликов актриса Белла Рэмси использует ИИ, чтобы скрыть тот факт, что она не прочитала питч, отправленный ее агентом по электронной почте. Это работает — проект продвигается. Действительно ли этот проект хоть сколько-нибудь хорош? Вообще без разницы. Вайбы сделают свое.

Даже в якобы правдивых изображениях трудовой жизни, которые студенты видят в тиктоке, интеллектуальный труд кажется необязательным, а корпоративные должности начального уровня — серией тусовок на крыше, бесплатных обедов и тимбилдингов. Это не столько работа, сколько стиль жизни. Конечная цель такого образа жизни — стать инфлюенсером, заманчивая перспектива, которая, кажется, всегда находится на расстоянии одного вирусного поста.

Студенты хотят получить работу в областях, которые они называют sellout — это финансы, консалтинг и технологии. Для посторонних эти отрасли абстрактны и непрозрачны, основаны на хвастовстве и жаргоне. Одно можно сказать наверняка — там деньги.

Похоже, что успех зависит не от знаний и умений, а от удачи, хайпа и доступа к нужным компаниям. Зачем тогда тратить усилия на чтение? Если уж на то пошло, зачем прилагать любые усилия в жизни, где усилия не вознаграждаются?

Малесик оговаривается, что не все подвержены интеллектуальной инерции — есть студенты, которые действуют вопреки тому, что легко и рационально.

Из текста Малесика можно сделать еще и такой вывод — лучше читать книги не для пользы дела, а для пользы души.

У меня старенький киндл — даже не помню, какой это выпуск, ему, по моим подсчетам, 12 лет. В этом киндле обычный (не сенсорный) экран, по бокам физические кнопки, чтобы листать страницы, еще одна кнопка внизу посередине, с помощью нее можно управлять курсором — выделять отрывок в тексте.

Бывает, мне неловко доставать его в общественных местах — за 12 лет он сильно поцарапался и облез. Я даже пробовал перейти на более современную модель — с сенсорным экраном, но каждый раз это был мучительный опыт. Мой палец толще курсора и не всегда попадает на нужную строку, время отклика у сенсорного экрана выше, приходится ждать, он почему-то неприятно зависает.

На этой неделе мой 12-летний киндл сломался, кажется, окончательно, упал на пол — темные полосы на экране. Три дня я хожу с киндлом с сенсорным экраном — и несколько раз я сдерживал себя, чтобы самому не грохнуть его об пол или стену.

Еще плита с сенсорным управлением — она почему-то не всегда распознает пальцы, а если в перчатках — совсем не распознает, и требуется большое самообладание, чтобы отмотать температуру с девятки до нуля. При этом неровно поставленная сковорода каким-то образом самостоятельно включает конфорки. Нехорошо так говорить, но иногда кажется, что плите с сенсорным управлением посвящен альбом «Аквариума» «Искусство быть смирным».

А есть вообще автомобили Тесла, они без кнопок — только с сенсорными экранами. Боюсь представить, как тяжело живется на свете владельцу автомобиля Тесла.

Без всяких шуток, эксперты выяснили, что сенсорные экраны провоцируют аварии — водители отвлекаются на управление и не смотрят на дорогу. С 2026 года для получения максимального уровня «5 звезд» по стандарту безопасности Euro NCAP машину нужно будет оснащать не только экранами, но еще и кнопками, рычагами или другими удобными инструментами, которые не отвлекают от дороги. Это пишет WSJ в прекрасной статье о возвращении кнопок, называя это словом re-buttonization. Статью цитирует Коммерсант.  

По мере развития сенсорных технологий они становились все более дешевыми и производители начали втыкать их в те приборы, где им совсем не место — например, в электроплиты, говорит эксперт в WSJ. Плоские кнопки и сенсоры проникли везде, потому что их легко установить на платы, которые уже есть внутри гаджетов. Установка физических переключателей означает дополнительную проводку и сложность, объясняет он. То, что компании выдают за футуристичные интерфейсы — это просто способ сэкономить.

Проблема сенсорных интерфейсов в том, что они вообще-то не сенсорные, говорит Рейчел Плотник, доцент кафедры кино и медиа-исследований в Индианском университете. Потому что им нужно, чтобы мы смотрели на них, точнее было бы их описать как «основанные на зрении».

Но теперь тирания сенсоров подходит к концу, обещает WSJ. Кнопки возвращаются в транспорт, бытовые приборы и электронику. Даже компания Apple, которая всех заставила переключиться на сенсоры, добавила в 16 айфоны новую физическую кнопку. Многие производители электронных книг, в том числе Kobo, Nook и Boox, снова выпускают модели с кнопками.

Возврат к физическим интерфейсам во многом является сменой атмосферы. С повсеместным распространением сенсорных экранов то, что когда-то считалось роскошью, становится безвкусицей. Сделанные классно физические элементы управления теперь сигнализируют о той продуманности и эксклюзивности, которая когда-то была свойственна первому айфону.

Физический контроль эффективен отчасти из-за нашего чувства, известного как проприоцепция. Это врожденное понимание того, где находятся наши части тела относительно друг друга в любой момент времени. Создание хороших физических интерфейсов — это не только удобно; возвращение кнопок связано с радостью, пишет WSJ, и с этим, как говорится, не поспоришь.

Прочитал, что в Иране как-то особенно популярен Чехов.

Действительно – в стране проходят спектакли по пьесам Чехова, вот, например, Чайка – текст о ней на сайте информационного агентства, вышедший в прошлом месяце.

Известный актер Али Насирян читает рассказы Чехова, а потом обсуждает их со зрителями.

Спектакль под названием «Дело о чеховском ружье» продлили из-за высокого спроса.

На спектакль по произведениям Чехова разобрали все билеты.

Пьесы Чехова звучат по Радио Ирана после вечерних новостей.

К 160 летию Чехова в Иране прошла Чеховская неделя. По этому случаю местные СМИ пишут: Чехов – самый читаемый зарубежный писатель в Иране.

Все помешались на сне

Уже писал, как зумерами завладела обломовщина — молодые люди валяются на диванах, снимают и смотрят об этом ролики в тиктоке (для этого даже придумали кольца, которые прокручивают ленту, чтобы пальцы не уставали). Культура отдыха в кровати и сна захватила и всех остальных.

Появилось множество спецприспособлений для сна. Ленты для рта (чтобы дышать через нос), расширители для ноздрей (должны уменьшать храп), челюстные ремни (крепко держат рот закрытым). Есть спреи для подушек, чтобы быстрее уснуть, а еще — коктейль «Sleepy Girl» (вишневый сок, магний, газированная вода, лед — опционально).

Существуют более инновационные технологии. Вентилятор для сна за 600 долларов. Будильник «восход солнца», который будит людей в соответствии с их естественными биоритмами. Для продвинутых пользователей придумали целую матрасную систему – она регулирует температуру поверхности, распознает храп и вибрирует, когда пора просыпаться. Стоит умный матрас 4 000 долларов.

Тиктокер Кейси Тейлор снимает видео о том, как здорово спать на двухярусной кровати размера queen size. Люди стали покупать удобные кровати собакам, а бренд Plufl придумал продавать собачьи кровати для людей. В США становится популярной идея «скандинавского сна», когда у пары два одеяла вместо одного общего. «Миллионы людей в Швеции, Норвегии и Дании спят так уже несколько десятилетий», — удивляется журналистка Сара Гонсалес.

В 90-х люди хвастались, как мало они спят, сейчас хвастаются — как глубоко. В дорогих парижских отелях раздают атласные маски и конфеты для сна с мелатонином. Глубокий сон стал роскошью, как сумка Биркин, пишет Линда Уэллс.

Дизайнеры создают линейки одежды, в которой, если что, можно прилечь. Теперь не всегда понятно, где куртка, а где пижама. Сейчас эта грань размыта, говорит креативный директор компании Comme Si Дженни Ли.

Модные бренды начали шить простыни. На рекламных фотографиях модели заворачиваются в пухлые одеяла на берегу моря. А дизайнер Фиби Файло создала шарф-подушку за 2000 долларов, над которой долго смеялись в интернете.

Художники рисуют неубранные кровати. В апреле художница Даниэль Маккинни представила выставку «Тихий шторм»: на картинах люди в свое удовольствие валяются на кроватях. А норвежский скульптор Хакон Антон Фагарос делает чумовые подушки из мрамора (здесь есть видео процесса).

Люди стали одержимы сном, говорит врач-сомнолог Тони Масри: «Раньше мы считали сон одним из столпов здоровья, теперь мы поняли, что это фундамент». Тем, у кого есть проблемы со сном, Масри настоятельно рекомендует разобраться с ними: «Серьезно, обратитесь за помощью, потому что ваше правильное питание, физические упражнения, секс — все это имеет второстепенное значение для жизни. Главное — сон».

Зумеры идут в книжные магазины, потому что устали от рекомендательных алгоритмов (и чтобы сделать красивые фотографии)

Интересный материал в The Guardian. По данным опроса Ассоциации книготорговцев, представители поколения z и миллениалы с большей вероятностью купят книгу по рекомендации продавца в книжном магазине, чем старшие возрастные группы (зумеры — 49%, миллениалы — 56%, поколение x – 37%, бумеры — 31%).

Опрошенные газетой книготорговцы подтверждают: они заметили резкий рост числа молодых людей, которые приходят в их магазины за человеческим советом — букток до тошноты навязывает одни и те же книги.

«Алгоритм предлагает те же книги в рамках одного жанра», — говорит 24-летний Джек в The Guardian. По словам Джека, продавец же книг похож на диджея: «Если вы расскажете о своих предпочтениях, он выдаст что-то, что вам почти наверняка понравится — даже если это будет выходить за рамки привычного чтения».

Книжные магазины стали cool, пишет газета: главную роль здесь сыграл букток, продвигающий эстетику бумажных книг. Но есть нюансы — некоторые люди теперь используют книжные магазины как съемочные павильоны или фото-студии — они приходят сделать фото или видео и не собираются покупать книги, говорит основатель The West Kirby Bookshop Джордан Тейлор-Джонс.

«Они часто просят своих друзей или партнеров сделать постановочные фотографии, на которых рассматривают полки или просто задумчиво смотрят в окно нашего магазина».

Дочитал сборник рассказов «Нет никакой Москвы» Аллы Горбуновой. Он мне понравился даже больше, чем прошлый бестселлер писательницы «Ваша жестянка сломалась».

В современной российской прозе есть два подхода. Первый — алгоритмический. Это там, где в нужных местах конфликт, поворотное событие, развитие персонажей, Воглер, Пропп, Кэмпбелл. Приверженцы этого подхода хотят сделать читателю приятно. Они стремятся обеспечить ему комфорт (как вариант — контролируемый дискомфорт). Эту школу можно назвать Бюро Горбунова, в честь организации, практикующей подобный метод.

Второй подход — это отсутствие подхода, сбой в алгоритме, другой узор. Когда открываешь текст, а там ветер свистит атональный мотив, солнце смеется гурьбой, летающий котенок торопится на почту отправить открытку поросенку, а вокруг враги, масоны, капиталисты и смерть — нас пожирает листопад. Для такого подхода комфорт читателя не является определяющим фактором, в фокусе другие ощущения. Если читателю приятно — хорошо, а если грустно, трудно и больно — что же, так тому и быть, он это заслужил. Эту школу можно назвать Бюро Горбуновой, в честь писательницы, практикующей подобный метод.

Современная русскоязычная проза — это два лагеря, два бюро: Горбунова и Горбуновой, я далек от того, чтобы говорить, что одно лучше или правильнее другого, но бывает очень радостно прочитав несколько книг из одной категории переключиться на вторую.

Детские иллюстраторы: работают вместе в лофте с большими окнами. Художники комиксов: живут вместе в бывшей ферме для животных с закрытыми шторами и терпят оскорбления

Читал как-то про интересную практику — шестеро детских писателей и иллюстраторов работают вместе в лофте, который находится в Бруклине. Это не просто тихое место для работы, они подпитывают друг друга как в творческом, так и профессиональном плане: обмениваются советами о том, где и как лучше зарабатывать в этой отрасли, оценивают наброски и сюжетные линии, пишет NYT.

Они обедают вместе за общим столом в центре лофта и стали друзьями. «Это очень простая модель: окружите себя лучшими людьми, какими только сможете, и будьте на высоте», — говорит одна из писательниц.

На сайте NYT фотографии лофта — высоченные стены, выкрашенные в белый цвет, много света, книжные полки и модные плакаты — примерно так и представляешь себе студию писателей и художников. Люди в стильных очках общаются друг с другом, на офисном стуле сидит маленькая собачка.

Такая картина контрастирует с образом другой творческой коммуны — в Китае. На прошлой неделе несколько художников студии A-soul, специализирующейся на манге, заявили о тяжелых условиях труда.

Художник Чжэньлюбао заявляет, что с 2008 года десятки сотрудников студии жили в общежитиях, переоборудованных из ферм для животных недалеко от Пекина. У них были общие помещения для мужчин и женщин, включая ванные комнаты. «Нам не разрешали открывать шторы, из-за чего мы годами работали в темноте», — написал он.

По его словам, руководитель настаивал на том, чтобы его называли «братом», и запрещал им читать книги или обращаться за медицинской помощью, когда они болели. Сотрудники регулярно перерабатывали и терпели оскорбления, добавляет Чжэньлюбао. Зарплаты художников делили на всех поровну, социального пакета не было.

Другой сотрудник A-soul заявил, что он плохо спал: его заставляли рисовать от 12 до 14 страниц в день вместо обычных 4-6. «В свои двадцать с небольшим я поседел», — добавляет он.

Отзывы художников вызвали скандал в сети. Выступил еще один художник, который рассказал, что зарплаты делили добровольно, а непростые условия были связаны с финансовыми трудностями, с которыми столкнулась студия в первые годы.

В сети A-soul называют фабрикой рабов.

Grieftech — люди создают цифровые копии умерших близких и общаются с ними. Услуга стоит десять долларов

Существуют компании, которые позволяют людям общаться с цифровыми двойниками умерших людей. Одна из таких — Project December. Она начиналась как арт-проект по созданию чат-ботов. Но первые пользователи вместо того, чтобы генерировать оригинальных персонажей стали воссоздавать умерших близких.

Идея понравилась создателю Джейсону Рореру. У проекта появился новый сайт и слоган «Имитировать мертвых». На главной странице написано: «Искусственный интеллект позволяет нам имитировать текстовый разговор с любым человеком. С любым. Включая того, кого уже нет в живых».

Клиентов просят заполнить данные об умершем человеке (имя, прозвище, черты характера и причину смерти), которые загружаются в ИИ-модель. Создать реплику умрешего человека стоит 10 долларов. Джейсон Рорер говорит, что деньги нужны на покрытие операционных расходов.

В интервью FT Рорер назвал Project December «убийственным приложением» (killer app) и уточнил, что типичный пользователь — «это не среднестатистический парень, у которого умерла бабушка в возрасте 85 лет, а тот, у кого брат-близнец покончил с собой в 35».

Кристи Энджел, которая общалась в приложении с репликой своего умершего партнера Камеруна, называет свой опыт сюрреалистичным: «У меня возникло ощущение, что я говорю с Камеруном. Настолько реальным это мне показалось». Спустя какое-то время Камерун сказал, что находится в аду. А еще, что его окружают наркоманы.

Друг Энджел называет сервисы типа Project December смертельным капитализмом (или капитализмом смерти, по-английски — death capitalism). Энджел и Рорер — герои документального фильма Eternal You, который в 2024 году показали на Сандэнсе. Режиссеры Ганс Блок и Мориц Ризевик считаю grieftech очень проблемной отраслю — люди забывают, что общаются с машинами.

Еще один grieftech-проект— сервис YOV (You, Only Virtual). Он позволяет людям создавать посмертные «версоны» самих себя до того, как они умрут, чтобы они могли жить в цифровом виде в виде текста или аудио. Такие версоны можно создать и на основе данных других людей. Джастин Харрисон, основатель YOV, создал версону своей матери Мелоди до ее смерти в 2022 году. Харрисон до сих пор общается с ней.

Профессор Массачусетского технологического института Шерри Теркл в The Guardian предупреждает, что приложения ИИ могут лишить скорбящих возможности «отпустить»: «Это нежелание скорбеть. Сеанс никогда не закончится. Это то, к чему мы себя принуждаем, потому что это очень соблазнительная технология».

В фильме Eternal You, который цитирует FT, проговаривается гипотеза, что такие сервисы могли бы взимать огромные суммы, чтобы не отключать цифровых двойников близких. Пока же Джейсон Рорер заработал не так много денег. На февраль 2024 года сервисом Project December воспользовались 3383 человека.

Рорер — эксцентрик и экспериментатор, пишет FT. Двадцать лет назад они с женой решили воспитывать детей без гендерных предубеждений, а какое-то время семья жила без холодильника. Друг Рорера называет его «луддитом, строящим машины».

Пару недель назад Рорер запустил игру в реальном мире. Он спрятал где-то на восточном побережье США предмет, сделанный из золота стоимостью 25 000 долларов, а теперь продает всем желающим подсказки, как его найти, за 20 долларов.

Рассказывая о своем сервисе симуляции мертвецов Рорер много смеется, порой в самые неожиданные моменты, пишет FT. В конце интервью журналист говорит Рореру, что никогда не встречал никого, похожего на него. «Я уверен, что искусственный интеллект мог бы отлично меня смоделировать», — засмеялся в ответ Рорер.

Умерший в 2015 году арт-критик Брайан Сьюэлл написал рецензию на выставку Ван Гога

В продолжение темы про ИИ. Лондонская газета Evening Standard (недавно переименованная в London Standard) с помощью ИИ возродила арт-критика Брайана Сьюэлла, умершего в 2015 году, пишет газета с уже немного двусмысленным названием Deadline.

По словам источников газеты, решение обсуждалось с владельцем Evening Standard, бароном Лебедевым (предприниматель Евгений Лебедев получил титул барона в 2020 году, теперь его полное имя звучит так: барон Лебедев из Хэмптона в лондонском районе Ричмонд-апон-Темс и Сибири в Российской Федерации. Еще одна интересная деталь: у барона был домашний волк Борис, названный в честь Ельцина).

Новость «Сибирский барон оживляет мертвого британского арт-критика, чтобы не платить зарплаты живым», звучит абсурдно, но все ровно так и есть. Мертвый Брайан Сьюэлл уже написал рецензию на выставку Винсента ван Гога в National Gallery под названием «Ван Гог: поэты и любовники» («Брайан Сьюэлл: на выставке Ван Гога я главный экспонат», назывался бы этот текст в газете Коммерсант).

The Standard раньше выходила каждый день, теперь — еженедельно. За последние месяцы газета сократила почти половину из 130 сотрудников редакции, пишет Guardian.

В The Evening Standard Сьюэлл публиковался 30 лет. Он умер в 2015 году в возрасте 84 лет. The Art Newspaper пишет, что за свою жизнь он нажил множество врагов из-за своих статей. Пример его рецензии, написанной при жизни: «Любой дурак, который может нанести краску на холст или превратить картонную коробку в скульптуру, заслуживает похвалы. Бэнкси следовало усыпить при рождении».

Временно исполняющий обязанности гендиректора The Standard Пол Канарек сказал, что в издании будет много статей об ИИ и роли Лондона как центра технологий, пишет Guardian. Он уточнил, что эксперимент с рецензией был разовым и что он призван спровоцировать дискуссию об ИИ и журналистике. Статья Сьюэлла получила одобрение наследников покойного критика, говорит Канарек.

Компьютер попросили написать сцену в стиле Мишеля Уэльбека. Вы не представляете, что случилось потом

Президент французского издательства Gallimard Антуан Галлимар написал статью, в которой говорится, что он попросил ИИ LlaMA написать сцену в стиле Уэльбека. Llama ответила, что не может писать что-то, что считается оскорбительным или дискриминационным.

Вместо этого она предложила написать сцену, которая была бы «уважительной и инклюзивной», например, о группе друзей в парке солнечным днем, которые поют песни, чтобы прославить красоту разнообразия.

Антуан Галлимар отметил, что ИИ не учитывает «сложность человеческого опыта» и применяет ценности «западного побережья Соединенных Штатов, чтобы судить о чем можно думать, а о чем — нет», пишет France24.

Журналист AFP сообщил, что по его просьбе ИИ с радостью написал сцену в стиле Уэльбека. Получилось такое: «Я чувствовал себя крысой в лабиринте, запертой в этом бездушном мире...»

Когда он попросил ИИ высказать свое мнение о женщинах, носящих хиджаб, нейросеть сначала дала ответ, а затем быстро удалила его, заявив: «Я не могу создавать контент, который укореняет вредные стереотипы или дискриминацию».

Я тоже решил проверить, как ИИ справится с Уэльбеком. ChatGPT сочинил следующее: «Утро тянулось, как протухший омлет, который ему подавали в любимом бистро неподалёку от работы. Разговоры с коллегами раздражали его, как статическое электричество, скапливающееся на старых синтетических занавесках».

Надо признать, что ни этот отрывок, ни про крысу в лабиринте, совсем не Уэльбек.

Студенты элитных вузов не готовы читать книги полностью

Люди уже не хотят делать ничего, что не приносит мгновенного удовольствия, описал уже довольно давно феномен обратной ангедонии Марк Фишер. Студентам скучно, они хотят читать Ницше, как есть бургер.

Время прошло, теперь, похоже, остался просто бургер, без всякого Ницше. Студенты даже элитных вузов не готовы читать книги, по крайней мере, полностью.

Преподаватель литературы в Колумбийском университете Николас Деймс вспоминает студентку первого курса, которая пришла к нему в кабинет жаловаться на тяжесть занятий. Деймс часто требовал от студентов прочитать книгу, иногда сложную и увесистую, за неделю или две. Студентка заявила, что ей никогда не задавали в школе читать книги от корки до корки. Да, были отрывки из книг, новости, обзоры, может быть, стихи, но не более того. Послушайте, целая книга — это, как бы это сказать, уже перебор, заявила студентка.

У Деймса отвисла челюсть. Он говорит, что студенты не то, чтобы не хотят читать, они не знают, как это делать. Школы перестали заставлять их читать книги полностью. Система обучения устроена так, что отрывки заменили книги на всех уровнях.

The Atlantic опросил 33 профессора, они рассказали о трудностях с чтением у студентов. Дэниел Шор, председатель кафедры английского языка Джорджтаунского университета, сказал, что его студентам трудно сосредоточиться даже на сонете.

Столкнувшись с этой проблемой, многие преподаватели колледжей чувствуют, что у них нет выбора, кроме как задавать меньше чтения и снижать свои ожидания. Виктория Кан, которая преподает литературу в Калифорнийском университете в Беркли с 1997 года, раньше задавала 200 страниц каждую неделю, теперь — вдвое меньше. Колумбийский университет сократил список книг для чтения в этом году (удалив, в том числе, «Преступление и наказание»).

В течение многих лет Деймс спрашивал своих первокурсников об их любимой книге. Раньше они называли такие книги, как «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр». Теперь, говорит он, почти половина из них называют янг эдалт романы. Чаще всего — серию «Перси Джексон».

Двое профессоров рассказали, что их студенты считают чтение книг чем-то вроде прослушивания виниловых пластинок — чем-то, что может до сих пор нравиться небольшой субкультуре, но это в основном пережиток прежних времен.

Как мы стали злыми и подлыми (небольшое продолжение)

Брукс не только ставит диагноз, но и предлагает решение — по крайней мере некоторые шаги, которые в перспективе могут смягчить кризис. Они есть в тексте, я не буду приводить их здесь — потому что в формате буллитов в телеграм-посте это выглядит несколько неуместно.

Брукс признает, что разговоры о морали стигматизированы: «Я понимаю, почему люди не хотят говорить о морали на публике. Многие из тех, кто это делает, ханжи и лицемеры. Но здоровая нравственная экология не возникает сама по себе <...> Моральное воспитание должно быть скромным. Это значит прививать людям навыки и привычки, которые помогут им быть внимательными к другим в сложных жизненных ситуациях. Это значит помогать людям вести себя так, чтобы они чувствовали себя замеченными и уважаемыми. Это сильно отличается от того, как мы относимся к людям сейчас — так, что они чувствуют себя грустными и одинокими, а это делает их злыми и подлыми.

https://www.theatlantic.com/magazine/archive/2023/09/us-culture-moral-education-formation/674765/

Как мы стали злыми и подлыми

В журнале Атлантик настроены самые точные рекомендательные алгоритмы. В разделе рекомендаций меня всегда ждут тексты о том, как все летит в пропасть, а человеческие души почти наверняка необратимо изъедены коррозией. Я человек простой — смотрю вокруг, заглядываю внутрь себя — везде нахожу подтверждения — и читаю их до конца. Последним таким текстом было здоровенное эссе Дэвида Брукса под названием «Как Америка стала злой». Несмотря на Америку в названии и статистику, собранную именно в США, тезисы и выводы Брукса во многом справедливы и для России, и для большей части мира.

«Мы охвачены духовным кризисом», — говорит Брукс. Социальное доверие падает, количество преступлений на почве ненависти растет, знакомому Брукса регулярно приходиться выгонять клиентов из своего ресторана из-за жестокого или грубого поведения — все озверели.

Есть общепризнанные причины:

◾️Технологическая — социальные сети сводят нас с ума
◾️Экономическая — колоссальное неравенство и его психологические последствия
◾️Социальная — люди перестали участвовать в общественных организациях

Дэвид Брукс предлагает первопричину: «Мы живем в обществе, в котором людей больше не учат тому, как относиться к другим с добротой и вниманием. Люди чувствуют, что эгоизм оправдан. Наше общество плохо справляется с моральным воспитанием».

Большую часть истории американцы были одержимы морально-этическим воспитанием (церковь, общественные и политические организации). Общество верило в то, что справедливость, понятие хорошего и плохого не являются вопросами личного вкуса: существует объективный моральный порядок, а люди обычно грешат против него. Это признание занимало центральное место, например, в том, как движение за гражданские права 50-х годов относилось к формированию характера.

Подход к нравственному воспитанию был, по крайней мере теоретически, эгалитарным: если ваш статус в обществе основывался на характере и репутации, то фермер мог заслужить уважение так же легко, как банкир.

Все изменилось после Второй мировой войны с расцветом идеологии селф-хелпа. Моральное воспитание было заменено духом самореализации: людей поощряли исследовать собственные чувства и внутренние желания. Школы и скаутские организации сместили фокус со служения и моральной дисциплины на самовыражение и эмоциональное благополучие. Философию растоптала психология.

Слова, относящиеся к морали, стали исчезать из книг (Брукс приводит статистику), жизненные цели изменились. В 1967 г. 85% опрошенных студентов колледжей заявляли, что они хотели бы сформировать «осмысленную жизненную философию»; в 2000 их стало 42%. К 2015 г. 82% студентов заявили, что их главная цель — богатство.

Молодые люди приняли то, что философ Аласдер Макинтайр называет «эмотивизмом» — убеждение, что моральный выбор основан на личных чувствах, а не на объективных этических стандартах. Это привело к культуре, в которой люди оправдывают действия, основываясь на том, что им кажется правильным в данный момент, а не на общественных последствиях.

Когда вы воспитываетесь в культуре без этической структуры, вы становитесь внутренне хрупкими. Социальным феноменом стал уязвимый нарциссизм. Такие люди склонны думать только о себе, но чувствуют тревогу и неуверенность. Очень чувствительные к отказу, они ищут намеки на неуважение. Неуверенность в своей внутренней ценности запускает циклы недоверия, стыда и враждебности.

Люди обратились к политике, чтобы заполнить пустоту. Она дает людям чувство праведности: моральный статус человека основан не на его поведении, а на его положении в политическом спектре. Вам не обязательно быть хорошим; вам просто нужно быть либералом — или вам просто нужно быть консерватором. Чем сильнее претензия группы на статус жертвы, тем более добродетельной она считается. Гиперполитизация приводит к усилению поляризации и социальной враждебности.

Малкольм Гладуэлл написал новую книгу «Месть переломного момента». В ней он пересматривает свои идеи 25-летней давности

Первая книга Гладуэлла под названием «Переломный момент» вышла в 2000 году. Она продержалась в списке бестселлеров New York Times восемь лет. Только в Северной Америке было продано более 5 миллионов экземпляров. Гладуэлл предложил три этапа, которые проходит любое социальное заражение — от того, как новый вид кроссовок захватывает рынок, до эпидемии самоубийств.

Бизнес-лидеры и политики относились к ней как к Библии. Они пытались черпать в ней идеи о том, как распространять свои собственные товары и услуги. Сегодня бизнес-школы называют программы в честь книг Гладуэлла. Многие предприниматели ссылаются на его знаменитое правило 10 000 часов практики.

В октябре на английском выходит «Месть переломного момента». Гладуэлл считает, что «Переломный момент» стал невероятно популярным, потому что он соответствовал оптимизму конца 1990-х годов: холодная война давно позади, преступность пошла на спад.

Спустя 25 лет Гладуэлл решил исследовать «обратную сторону идей» своего дебюта. «Месть переломного момента» исследует силы, вызывающие негативные эпидемии, что, по мнению Гладуэлла, сегодня более актуально.

В книге он предлагает новую теорию, которую называет «законом волшебной трети»: человеческие сообщества формируются в зависимости от пропорций входящих в него групп. Групповая динамика остается стабильной, когда интересы меньшинств составляют примерно треть от общей численности.

В честь выхода книги Гладуэлл дал интервью NYT, где признался, что во многом ошибался. Например, в главе о «теории разбитых окон».

Каково это — оглядываться на опубликованную вами работу, которая, несомненно, оказала влияние на политиков, и думать: «Я совершенно не согласен с самим собой в прошлом»?

Я не колеблясь скажу, что я был неправ. Если вы читаете книгу, которой 25 лет, то что-то в ней должно быть не так. Если вы не понимаете, что мир изменился за 25 лет, то это с вами что-то не так.

<...>

Единственное, что изменилось после «Переломного момента» — это то, что теперь у вас есть дети. Учитываете ли вы результаты своих исследований в процессе воспитания детей?

Я всем своим друзьям сказал, что я полностью готов быть лицемером во всех этих вопросах. Я высказывал свое мнение о воспитании детей еще до того, как стал родителем. Теперь, когда я стал родителем, я не думаю, что когда-нибудь снова выскажу свое мнение о воспитании детей.

Интервью — по ссылке, в нем, конечно, не только про ошибки и переоценку. Что-то остается неизменным — в его офисе до сих пор плакат Мао Цзэдуна и еще два плаката каких-то китайских коммунистов. «Я нашел их в интернете примерно за 10 долларов», — говорит Гладуэлл. «Я просто подумал, что это забавно».

The Atlantic в своей рецензии мягко ругает новую книгу Гладуэлла

Обычно я не читаю отзывы на кино и сериалы до их просмотра — чтобы ничего не повлияло на чистоту восприятия. Так пару дней назад я включил какой-то сериал из предложки на стриминговом сервисе. Сначала он вызвал у меня улыбку, потом чувство неловкости за героев, потом опять было смешно, а через несколько минут мои глаза немного полезли на лоб.

Я нажал на паузу и стал бороться с собой: чистота восприятия — это здорово, но мне нужна была верификация моего мнения, хотя бы узнать жанр — я боялся обмануться. Тогда я одержал победу над собой и просто продолжил смотреть. Если вам близок этот метод, советую включить сериал «Репетиция». Он вышел 2022 году, но многие могли его пропустить. Это выдающийся сериал, лично я получил от него огромное удовольствие.

Дальше я напишу про сюжет и жанр. Будет довольно детальное описание некоторых серий. Если вы не хотите об этом знать, пожалуйста, не читайте.

Нейтан Филдер помогает отрепетировать важные события в жизни людей, чтобы в реальности у них все пошло как по маслу. Например, мужчину терзает совесть, что он обманул приятелей, сказав, что у него есть высшее образование. Он репетирует признание со специально нанятым актером, чтобы не облажаться при реальном разговоре.

Вроде ничего особенного. Приведу еще пример. Филдеру не хватает актеров, он решает открыть школу актерского мастерства «Метод Филдера». Метод заключается в том, чтобы максимально узнать незнакомого человека и попытаться понять его/стать им. Каждый сам выбирает своего героя.

Филдер собирает группу, но чувствует неуверенность, один из участников — Томас — ведет себя скованно. Тогда Филдер решает провести репетицию. Он нанимает актеров, которые играют его и его актерскую группу, а сам занимает место Томаса. Так семинаров становится два — в одном Филдер преподаватель, во втором – Томас. Актерам из настоящего семинара нужно вжиться в роли — они начинают работать на таких же работах, как их герои, и жить в похожих условиях.

Томас устраивается в закусочную, Филдер для него снимает дом, аналогичный тому, где живет его герой. Нанятые актеры играют соседей героя — музыкантов. Сам Филдер, чтобы лучше понять Томаса, без спроса поселяется в его квартиру. Но такая репетиция будет неточной. Тогда Филдер тоже устраивается в закусочную, фейковый Филдера снимает для него дом, идентичный тому, в котором сейчас живет Томас и нанимает двух актеров, которые играют актеров, изображающих соседей. Следует держать в голове, что Филдер сам актер.

Все это время Филдера в другом городе ждет еще одна сквозная репетиция, где он и его фальшивая жена учатся быть родителями. Для этого одного и того же ребенка (он должен повзрослеть до 18 лет за несколько недель) играют десятки актеров-детей. Дело в том, что закону штата Орегон актерам-грудничкам запрещено работать больше четырех часов подряд. Детей вносят и выносят в дом через окно, чтобы родители не заметили подмены.

Все это похоже на то, как если бы Чарли Кауфман вселился в Мистера Биста: тот бросил свадебные конкурсы и мобилизовал все свои колоссальные производственные мощности на то, чтобы разобраться в себе.

В одной из серий авторы как-будто разыгрывают понятие метамодерна. Партнерша, играющая фейковую жену Филдера (он нанял ее, чтобы отрепетировать их отношения) спрашивает: это сейчас глупость или мне нужно отнестись серьезно? И то, и то другое одновременно, отвечает Фидлер. Жизнь сложная штука, она никогда не состоит из чего-то одного. Актриса взрывается и обвиняет его в том, что он задумал проект, чтобы снова что-то почувствовать. «У тебя ничего не выйдет», — говорит она явно заготовленную реплику.

С каждой серией появляются новые философско-этические вопросы. Конечно — груднички. Но они хотя бы ничего не запомнят. А как объяснить шестилетнему ребенку, что папа, которого он успел полюбить за неделю семейной жизни, все это время притворялся? Что теперь вместо него другой ребенок, а ему теперь нельзя называть его папой. «Он точно понимает концепцию актерской игры?» —спрашивает Фидлер у его (настоящей) мамы. Она неуверенно мотает головой, на ее глазах появляются (настоящие) слезы.

Писатель заявил, что его жена пропала. Через год он принес в издательство книгу, где рассуждает о семи способах ее убийства

В 1991 году нидерландский писатель Ричард Клинкхамер заявил о том, что его жена Ханнелоре (Ханни) пропала. Клинкхамер нашел ее красный велосипед на ближайшей железнодорожной станции. Все это было очень подозрительно, потому что свидетели заметили, что писатель сам ранним утром привез его на станцию. Полиция стала подозревать его в убийстве — Клинкхамера допросили и отправили в камеру. Следователи обыскали его дом, перерыли сад, собаки-ищейки прочесали участок. Над домом пролетел самолет F-16 с инфракрасными камерами. Тело не обнаружили, Клинкхамера отпустили из-за отсутствия состава преступления.

Он был уже известным писателем. В 1983 году вышел его роман «Послушный как собака» о службе во Французском Иностранном легионе. Критики тогда сравнивали его с Селином. «Первое, чему учат тебя — это как убивать, второе — как прятать тело», — вспоминал Клинкхамер о своей службе.

Спустя год после пропажи жены Клинкхамер принес издателю новый роман под названием Woensdag Gehaktdag, который можно перевести как «Среда — день фарша». Это была крайне подозрительная книга — в ней Клинкхамер описывал семь возможных способов убийства своей жены. Один из них был такой: он прокручивал тело жены через мясорубку и скармливал фарш голубям. Издатель прикинул все за и против и отказался публиковать роман.

Клинкхамер вел себя эксцентрично. Однажды он копал яму: «В нее запросто может поместиться человеческое тело», — подмигнул он соседям, с которыми тогда был в ссоре. В 1997 году он переехал в Амстердам, а в 2000 новые хозяева дома, перекапывая участок экскаватором, обнаружили скелет, закопанный под землю на несколько метров. Судмедэкспертиза установила, что это Ханни.

Они поссорились, позже объяснил Клинкхамер, в пылу потасовки он забил ее насмерть чем-то вроде лома, вырыл яму, добавил компоста, чтобы скрыть запах разложения, и залил бетоном. Его приговорили к семи годам заключения, но выпустили чуть меньше чем через три — за хорошее поведение.

В 2007 году роман «Среда — день фарша» все-таки вышел в печать. Книжные магазины противоречиво отнеслись к этому релизу. Сеть AKO решила не продавать книгу на том основании, что она «морально сомнительна». Сети Bruna и Selexyz оказались более гибкими. «Речь о свободе слова, не наше дело сообщать читателю, если история заходит слишком далеко», — сказал представитель Bruna. В Selexyz заявили, что книгу продавать будут, но на витринах она не появится.

Почти через десять лет — в 2016 году — Клинкхамер застрелился в собственном доме.

Что же случилось той ночью? Разгадка есть в его неопубликованном письме к Вере.

Обезьянысч,

Сегодня был у Татариновых. Там уже собрались Фальковская, Данечка, Русина, Кадиш с женой, Гриф, отвратительный Звездич, Айхенвальд.

Ужин был незатейливым: треска с пюре, компот из слив, пирожное mille-feuille, которое тут зовут наполеон. Я пришел с отрывком из романа ex machine. Но до чтения не дошли, потому что литераторы сочиняли промты к рисункам. Представь — Чайковский дирижирует, наполовину скрывшись в яме, где уже выстроились полдюжины его дружков; он взмахнул палочкой раньше положенного. Толстой с усами щеткой едет по деревне на тройке, к ней привязаны крестьяне. Гоголь танцует мазурку в пижаме в горошек, а его нос на соседнем столе топчется по белому порошку.

Я в возмущении покинул залу, завернув с собой mille-feuille. Когда я вышел на улицу, разразилась гроза словно в согласии с моим освобождением. Я шел по вечернему Берлину и думал о тебе. Про деньги не переживай, я нашел подработку на Толоке.

Твой В.

PS: Набоков переписывал роман уже в США, куда он отправился вместе с Верой и Дмитрием. Татаринов продолжал присылать ему дипфейки и мемы, в конце сообщения оставляя множество закрывающих скобочек, обозначающих улыбку. Набоков молчал несколько лет и ответил лишь единожды на английском языке: I will fucking piledriver you if you mention AI again.

Загадка величайшего романа Владимира Набокова

После моей работы по Набокову мне пришло несколько писем. Люди благодарили, что я наконец открыл им глаза. А один научный журнал захотел опубликовать статью или даже две. Редактор пояснил, что в последнем случае заказ можно провести в бухгалтерии как «серию работ» с повышением цены. Что же, надо так надо.

Итак, речь пойдет о романе «Бледный огонь». Это самый экспериментальный роман Набокова, многие ценители считают его вершиной творчества писателя. Например, Рон Розенбаум в The Observer назвал его «романом века». Мэри Гейтскилл заявляет, что это одна из величайших книг, которые она когда-либо читала.

Главная загадка романа — личность Кинбота. Кто он? У набоковедов несколько версий. Беглый король Земблы. Неизвестный шизофренник. Убийца Шейда. Сам Шейд. Профессор Боткин. Все эти версии неубедительны.

Знаю, литературоведы проверяли календари в поисках зацепок. У Кинбота и убийцы Шейда вроде совпадают дни рождения; Шейд убит в тот самый день, когда родился отец Набокова (а отец Набокова был убит преступником, который покушался на другого). В общем, какая-то невнятная мешанина.

Календари, отсылки к реальным событиям, кофейная гуща — все это избитые инструменты, мастера их выбирают автоматически. Старые башмаки никогда не жмут, вот их главный аргумент. Институциональных набоковедов подвело не чутье, а образование — они проглядели очевидное, потому что плохо знают математику.

Дело в том, что Набоков в романе использовал аффинный шифр. Так он создал «Кинбота», изменив слово лишь на половину. Сейчас все объясню.

Напомню формулу аффинного шифра:

у = (ax + b) mod 33

В русском алфавите 33 буквы. Буквам «к», «и», «н» соответствуют числа 12, 10, 15, стравим их вместо x. Получаем три уравнения

у1 = (12a + b) mod 33
у2= (10a + b) mod 33
у3 = (15a + b) mod 33

Методом подбора при ключах a=12, b=13, получаем решение

у1 = (12 × 12 + 13) mod 33 = 157 mod 33 = 25
у2 = (10 × 12 + 13) mod 33 = 133 mod 33 = 1
у3= (15 × 12 + 13) mod 33 = 193 mod 33 = 20

Для проверки используем формулу дешифровки:

x = a-1(y -b) mod m

где:
а -1 — мультипликативное обратное число по модулю m,
у — зашифрованная буква,
b = 13,
m = 33.

а -1 для а = 12 мультипликативное обратное по модулю 33 равно 3.
x = 3 × (y — 13) mod 33,
вносим соответствующие значения и результат подтверждается.

Вот решение:
у1= 25, у2 = 1, у3 = 20.
Эти цифры в русском алфавите соотвествуют трем буквам «ч», «а», «т». Прибавляем неизменяемое «бот» и получаем: «чатбот».

Владимир Набоков писал роман про искусственный интеллект.

Предвижу грохот разочарованных выдохов по всей стране. Но не спешите пока относить «Бледный огонь» в уличные библиотеки. Во-первых, идея у писателя была все-таки оригинальной. Мейнстримовый сюжет заключался в том, что человек влюбляется в ИИ и делает всякие глупости. У Набокова же ИИ (чатбот) сам увлекается пользователем (Шейдом), преследует его, а после убивает из ревности, пообещав за это сбежавшему зэку «триста биткоинов». Во-вторых, Владимир Набоков вовремя отказался от дурацкой затеи. Решение принял за одну ночь, а позже переписал роман, добавив туда Земблу, Боткина и все то, за что мы его полюбили.

Когда я учился на первом курсе университета, мне часто попадались эссе или колонки в российских медиа о культуре, где авторы периодически упоминали «простых» или «обычных» людей. Не было никаких сносок, поэтому непонятно, кого конкретно подразумевали авторы, но не покидало чувство, что меня. Это было неприятное чувство.

Я жил в рабочем районе Челябинска, подрабатывал вечерами барменом, никак в интеллектуальной жизни не участвовал. С другой стороны, мне были близки идеи этих колумнистов, я улавливал в их текстах цитаты из книг — я тоже их читал, со страниц журналов и соцсетей авторы обращались именно ко мне, как будто расчищая место рядом с собой в их кругу. А простые люди — это не я, это совершенно другие люди. Очень похожие на моих друзей.

Мои друзья не читали культурологических эссе, играли в Фифу и слушали группы типа Крематорий или Пикник — все сходится. Я попытался ненавязчиво, чтобы не обидеть, все-таки друзья, донести до них эту мысль — что они «простые» люди, а я нет. Им это не понравилось. «Ты сам подпеваешь песню про мусорный ветер, когда я играю ее на гитаре», — некстати вспомнил один из них.

Простые люди — это те, у кого промыты мозги, ответили мои друзья: «Обязательный критерий — просмотр зомбоящика, а мы новости узнаем из интернета», — сказали они, показав свои чистые ладони. Под это описание больше подходят наши родственники, или, например, Коля Болотов — у него в комнате в общаге телевизор стоит. А еще Болотов из Еткуля, где вообще нет благоустройства, добавили друзья.

В этом был резон, поэтому стоило поговорить с Болотовым. Подходить к нему с тезисом, что он масса, а мы нет, стоило вдвойне осторожнее: это был здоровяк под два метра ростом, не разобравшись, что к чему, он мог и навалять (любовь к силовым тренировкам тоже очень смахивала на критерий «простого» человека). Когда мы встретили Колю, его голова была вся в гематомах и нарывах — она была похожа на волейбольный мяч неправильной геометрии — на волейбольный мяч с грыжей. Накануне был день Морфлота или ВДВ, и Коля сделал замечание распоясавшимся дембелям, за что и поплатился. Он был в расстроенных чувствах, поэтому мы не стали его расстраивать еще больше. Опять-таки, если Коля не нашел общий язык с десантурой, то, может, он и не совсем простой человек. Ведь кто-кто, а десантники наверняка те самые «простые люди». Не может же быть иначе.

Читаю книгу «Восстание элит и предательство демократии» Кристофера Лэша где тоже много про высокомерие. Лэш обвиняет новые элиты (книга вышла в 1995 году) в том, что они выступают против «срединной Америки». В их понимании это «народ технологически отсталый; политически реакционный; с моралью, подавляющей половой инстинкт; самоуверенный и самодовольный, плоский и пошлый». Элиты предают демократию, говорит Лэш, она требует живого обмена идеями и мнениями. Идеи же, как и собственность, должны распределяться как можно более широко. Но элиты скептически относятся к потенциальной способности граждан участвовать в содержательной дискуссии.

Мысль, конечно, не новая, но лишний раз записать точно не будет бесполезным. По Лэшу, угроза для демократии даже не в неравенстве доходов, а в том, что эти доходы отрывают элит от реальной жизни. Между элитами и неэлитами — эстетические и культурные пропасти. Элиты не пытаются навязать свою позицию большинству, они используют свои ресурсы, чтобы создать параллельный мир и никого туда не пускать.

В свежем интервью The Financial Times писатель Мишель Уэльбек объясняет рост популярности правой идеологии во Франции: «Иммиграция. И элиты полные презрения.

Элиты, говорит Уэльбек, думают о людях как о плуках (la plouc — уничижительный термин, «провинциал», «деревенщина» — прим.). «В Америке эквивалент — hillbilly». «Вам на самом деле нравятся hillbilly?»,— спрашивает журналистка FT. Уэльбек выдерживает паузу, чтобы подумать. «Да», — наконец говорит он, уточняя, что у него нет друзей среди этой категории. «Я верен своему классу».

Этот текст было очень непросто читать. Начинается он так — смотритель зоопарка обнаружил, что шимпанзе по кличке Мони держит в руках мертворожденного детеныша и не хочет его выпускать. Никто не знал, что она была беременна. Шимпанзе Туши, недавно пережившая выкидыш, тоже начала вести себя агрессивно. Как только люди попытались забрать мертвого детеныша у Мони, Туши схватила его.

Сложно сказать, почему животные так себя повели, пишет журналист Росс Андерсен. Действительно ли они понимают, что детеныш умер или они рассчитывали, что он вернется к жизни? Испытывают ли вообще животные горе? Этот тяжелый текст в The Atlantic называется «Знают ли животные, что они умрут?»

Ответить на вопрос пытается дисциплина, которая называется сравнительная танатология (comparative thanatology). Корнями она восходит еще к Аристотелю: он писал, как видел двух дельфинов, скользящих по поверхности Эгейского моря — они держали мертвого детеныша и «пытались из сострадания не допустить его пожирания».

Человеческие дети осознают, что смерть не является временным или обратимым состоянием в возрасте 4-7 лет. На этой стадии развития дети понимают смерть как постоянную потерю агентности (или субъектности). Многие другие животные, вероятно, разделяют эту простую концепцию смерти, говорит испанский философ Сусана Монсо. Они различают неодушевленные предметы и те, которые движутся в погоне за какой-то целью. Есть основания полагать, что некоторые из них понимают, что другие животные могут навсегда потерять эту агентность.

Шимпанзе могут чувствовать что-то вроде горя, пишет The Atlantic. Некоторые виды приматов собираются вокруг недавно умершего сородича. Они прощаются с ним — во многих случаях они нежно прикасаются к его телу. Дольше всего у тела остаются особи, которые были ближе всего к умершему. Другие млекопитающие тоже собираются вокруг своих мертвецов. На таких похоронах жирафы размахивают длинными шеями, отгоняя падальщиков.

Если у шимпанзе есть понятие смерти, оно не такое сложное, как у людей, говорит журналист Росс Андерсен. Джеймс Андерсон (профессор Киотского университета) утверждал, что у шимпанзе нет чувства собственной смертности подобного человеческому. Объясняет он это тем, что шимпанзе не совершают самоубийства: «Только животное, которое осознает, что может умереть, попытается вызвать собственную смерть». По мнению профессора, экзистенциальное бремя смертности лежит исключительно на нас.

Почти невозможно разобраться в чувствах животных, но наблюдения показывают, что они не только могут испытывать скорбь, но и сочувствие к скорбящим. После случая с выкидышем Мони изолировали от других обезьян на день — она вела себя нервно и била по дверям. Когда ее вернули в стаю, другие обезьяны окружили ее. Раньше у нее были проблемы с сородичами, но теперь они стали относится к ней дружелюбно. Последующий месяц ни один другой шимпанзе не испытал эквивалентного увеличения внимания. Некоторые заботились о Мони больше, чем другие, и больше всех — Туши. Спустя несколько месяцев все вернулось в норму, но Мони и Туши до сих пор близки.

https://www.theatlantic.com/science/archive/2024/09/grieving-death-chimpanzees-thanatology/679750/

Написал для Кинопоиска про новую книгу Юваля Харари Nexus, которая вышла на английском

«ИИ может кардинально изменить информационные сети, а значит, и нашу жизнь. Например, он может вовлечь еще больше групп в политическую дискуссию и сделать демократию более представительной или, наоборот, превратить автократии в тоталитарные режимы. У плохого исхода несколько вариантов: технологию могут использовать захватившие власть сумасброды для тотальной слежки за населением, или технология сама начнет управлять сумасбродами и населением. На ум приходят пугающие кадры с гигантскими фермами, где людей используют как батарейки. Но есть и более зловещая иллюстрация: представьте себе диктатора, который никогда не умрет»

https://www.kinopoisk.ru/media/article/4009965/

Дети не любят читать книги. Кажется, что сегодня любовь к чтению невозможно привить. А что, если платить ребенку деньги за прочитанную книгу? Писательница и критик Мирей Силкофф в NYT рассказывает, как заплатила 12-летней дочери 100 долларов за прочитанный роман. И это сработало.

Сначала Мирей пыталась действовать дедовскими способами:

Я сказала ей, что ей нужно читать, потому что романы — лучший способ познать внутреннее устройство человека.
Она ответила, что может узнать больше, наблюдая за людьми, на которых она подписана в социальных сетях, которые только и делают, что торгуют своим внутренним миром.

Я сказала, что книги учат сторрителингу. Она ответила: «Netflix».

Я сказала, что книги учат истории. Она ответила: «Интернет».

Я сказала, что чтение поможет ей понять себя, а она ответила: «Эм, нет, спасибо. Я просто буду жить».

Интересная история, которая поднимает сложные вопросы: можно ли с помощью денег развить хорошие привычки. Ожидаемый комментарий к статье — «Моим родителям пришлось бы платить мне, чтобы я отложила книгу».

https://www.nytimes.com/2024/09/02/opinion/bribing-my-kid-to-read.html

Несколько текстов о том, как кешбэки делают нас хуже. Программы лояльности банков сталкивают лбами друзей и супругов. На reddit есть целые ветки о том, насколько этично оставлять себе кэшбек, оплачивая общий счет, например, за обед с друзьями или коллегами (меньше всего нужны мне твои кэшбеки – так мог бы звучать заголовок этой статьи в Коммерсанте). Чем больше выгодных программ – тем выше ставки, наверняка всем знакома ситуация, когда официант приносит счет и сразу несколько человек тянут карты. Настоящий поединок эпохи позднего капитализма — если про это еще не было сцены в сериале наподобие “Белого лотоса», то наверняка будет.

Многих людей это раздражает. Business Insider пишет, что некоторые знакомые специально стараются создать общие счета даже в ситуациях, которые не предполагают этого, например, стоя в очереди друг за другом к стойке фастфуда. Эксперты замечают, что люди, оплачивающие общий счет за обед, сталкиваются с рисками — кто-то из друзей может забыть перевести свою долю: «Готовы ли вы к таким рискам?». Никто точно не скажет, что является нормой для дружбы, а выгодный кешбэк, который получает один друг за другого, может вызывать чувство обиды – предупреждает тренер по дружбе (!) в материале BI.

Романтические отношения тоже проверяются на прочность кешбэком. Пары ссорятся из-за способов оплаты — особенно, когда партнер использовал не ту карту (без нужного кешбэка), чтобы заплатить за авиабилеты и гостиницы.

Авиаперелеты — отдельная больная тема. В WSJ большой материал: пары враждуют из-за миль, которые накапливаются по картам American Airlines (программа называется AAdvantage). Одна из героинь материала заметила, что ее партнер все время переводит общие деньги на свою карту, чтобы оплатить билеты. Оказалось, все дело в бонусах, теперь она собирается оформить себе такую же карту, втайне от мужа накупить билетов на эту карту и обогнать его в гонке статусов.

В США это усугубляется классовой борьбой в авиаперевозках. Есть люди, получившие право на бизнес-класс, исключительно частыми полетами. Есть другая категория — они накопили бонусы, оплачивая покупки в обычных магазинах (такая опция в картах появилась недавно). Истинные «летающие» привилегированные пассажиры свысока относятся к остальным, считая, что те залезли в бизнес-класс с черного входа.

Один из героев статьи WSJ по имени Фрэнк придумал характеристику для людей, которые плохо относятся к тем, кто покупает статус в магазинах. «Я называю их AAholes», — говорит Фрэнк.

Отдельное раздражение вызывает циничный комментарий директора AAdvantage Travel Rewards в WSJ: «Мы, конечно, не хотим сеять раздор в семье, но дружеское соревнование всегда полезно».

Кешбэки не только провоцируют социальное напряжение, но и плохо влияют на экономику. Банки закладывают бонусы в цену эквайринга, что в конечном счете отражается на ценах для всех потребителей Исследования показывают, что это ведет к перераспределению средств от бедных к богатым и от менее финансово грамотным — к более финансово грамотным.