Publications du canal Дневник Пришвина

1 Марта 1913. На автомобиле ночью по берегу Черного моря. Большие звезды и разговор техников и мыс Одиссея, к которому корабли приставали. И разговор о Юрской формации и о том, как швыряют с высоты: бук, граб, дуб, орех... И вдруг среди этого воспоминание... Плыл дельфин, и все так просто было, и вдруг погрузился в морскую глубину, на поверхности разговоры, а там полуночное солнце и тревога белых ночей.
Море. Комната с окном на море и радость обладания (спокойного) – синее, зеленое, серебрится остров на синем... Туманно... море как земля, как от земли пар поднимается, ветер прогоняет... прогонит, и [станет] тепло и ясно.
#ДневникПришвина

Февраль 1940. Всю жизнь ждал свою Невесту, и вот она ко мне пришла. Не веришь и спрашиваешь себя, где же это, во сне или на том свете? А когда здесь, – то может разве здесь быть она, как настоящая? Вот из этого-то вопроса и родилась та неурядица, с которой я недавно покончил, и отвечаю твердо себе: да, это она, настоящая. Как ни чудесно это чувство, а в то же время бывает и страшновато перед неизведанным. В любви, как и в поэзии, есть свое хозяйство, вот и думаешь, как бы ни сделать в этом хозяйстве ошибки, не соблюсти меры. Эта тревога, наверно, происходит от того, что мы в этом чувстве не дошли до чего-то неопровержимого, после чего… Разве это не дело: складывать две жизни в одну?
#ДневникПришвина
📸 На фото: Валерия Пришвина

Февраль 1913. На Невском под дождем, окруженные экипажами и толпой, глазеющей на мокрые флаги и электрические лампочки, мы где-то очень долго стояли, и наконец страх начал овладевать: опоздаем к скорому поезду, не вырвемся! Там, на юге, куда я еду, сегодня читал в газетах, миндаль цветет, а вот тут какое-то сплошное торжество инфлюэнции. И вот уже чихнул, и мысли несвязные, коротенькие мелькают: «Какой миндаль цветет, сладкий или горький, сладкий или горький? Сколько лампочек на доме? Насчитал пятьсот. А мне одна лампочка в месяц обходится три рубля. Сколько же стоят все эти лампочки?» Чтобы скоротать время, я начал уже лампочки [умножать] на число домов Невского, и все по три рубля, но вдруг поднялась палочка околоточного, и все извозчики двинулись.
Утром какое блаженство проснуться в поезде, мчащемся на юг по земле, в которую вглядываешься каждую весну с неослабевающим вниманием.
#ДневникПришвина

Февраль 1937. При чувстве живописной красоты природы мысль о красках: «ведь это только краски!»: красные, лиловые, голубые, и на этом веточки в снегу… что еще? но не в красках дело, а в том, что они вызывают в душе. Смотрю на лес, засыпанный снегом в розовых лучах заходящего солнца, и думаю, за что бы в этом прекрасном ухватиться, чтобы оно осталось… если за краски, то ведь не в красках тут дело. Что же еще… вот ветка склонилась от тяжести, тонкими веточками, как пальцами, эта ветка захватила огромную снежную глыбу и с нею вместе легла, и другая, и третья. И все стволы гибкие гнутся арками оттого, что они кверху тоньше, а веточек больше и больше прихватывают наверху снега, и ствол гнется. И вот согнулся до земли, коснулся верхней веткой снега, а в снегу еще прихватило. Так, думаешь, у нас бывает. И опять, как в красках: нет у леса ничего, а это мы создаем…
#ДневникПришвина
📸 Автор фото: Михаил Пришвин

Февраль 1909. Решил написать «Иван-Дурак». Я это, вероятно, сделаю, потому что мысль моя так захвачена, что весь мир я страстно полюбил, мне захотелось сказать Зинаиде Николаевне, какие у нее прекрасные волосы, и какой она благородный человек, и как она красива. И Дмитрию Сергеевичу: какой он рыцарь. И Философову: они мое счастье, они меня дали миру... [как] родившая меня глубина природы, что-то страшно чистое... И Варваре Петровне, что я напишу ее сестре, узнаю, где она, что она моя муза (только сохрани Бог написать «крест»).
#ДневникПришвина
📸 На фото: Михаил Пришвин, 1905 г.

Февраль 1953. Сильная перемена в ней (...) Прежде я смотрел просто: помру, то и пусть хоронят. Теперь подходит страшный вопрос: а если придется самому хоронить? И мало того, подходит и еще более трудное требование: я должен хотеть, чтобы прежде она умерла и не осталась бы одна без меня, беззащитная. К этому я должен готовиться, а не к тому, что прежде самому уйти от всего. Тут-то вот и являются главные трудности, связанные со смертью: что гораздо трудней оставаться одному, чем уходить.
Так вот, не задумываясь, дожил я до 80-ти лет (завтра «празднуют»), и только теперь серьезно подходит вопрос о друге.
#ДневникПришвина

22 Февраля 1913. Я не посмел бы осудить город и сказать, что вот город плох, а деревня хороша, этого нет у меня. Но я в городе не могу заблудиться. Я не успеваю как-то овладеть одной атмосферой, как вступаю в другую, одно перебивает другое, и получается мелькание. Раздать бы город, чтобы все эти чудесные дома, и памятники, и дворцы, и люди были в своей атмосфере, чтобы одно совершенно кончалось, а потом начиналось другое. Но боюсь, что одного большого города хватило бы слишком на многие земли. Но я не могу овладеть городской атмосферой и завидую пролетающим над городом перелетным птицам: кажется, они на лету все понимают.
#ДневникПришвина

21 Февраля 1909. В И. монастыре. Голубой вечер. Звезды. Забытое окно и фонари. Углы домов. Между двумя домами на голубом светится березовая рощица. Она светлая от фонарей. И над ней звезда. Переулок. Громада монастыря. Замерзшая река с барками. Калеки с красными глазами, руки. Чудесная монашка торгует пузырьками с деревянным маслом. Внизу в склепе воздух — смерть… Поп до потолка… благоуветливые монашки… две хорошенькие… смеются прилично, как полагается. Калека ползает у гроба, целует мраморную плиту, не отрываясь долго. Возвращаюсь: так же сидит грустная монашка, задумчиво бродит черными глазами… бледная, прекрасная… Купил у нее пузырек с деревянным маслом. На улице надвинулась ночь. Месяц огромный перерезан черной полоской тучи. Пригляделся, а это не туча, а телеграфная проволока или от трамвая. И чуть не раздавил черный, быстрый, как бес, автомобиль и скрылся спокойной малиновой точкой, и в темноте в проулке много, много фонарей в воздухе.
#ДневникПришвина
📸 Фото 1910-х гг.

20 Февраля 1913. У меня предчувствие весны вызывает часто далекое воспоминание, когда, бывало, мы учимся в городе и все дожидаемся, когда нас отпустят на каникулы. Приезжаем домой в деревню — рай, а не сад! все цветет, поет, ликует. «Ну как, хорошо? рад ли?» — спрашивают домашние. Как же не радоваться! Еще бы не радость! Никто не думает, не может вообразить себе, что вот уже готово сорваться у мальчика слово: «нет, не рад!» И теперь даже жутко становится подумать: что если бы сорвались слова и открылась бы тайна вся, сколько бы тут насмешек и сколько мучений было и отравы, той ужасной отравы, которая и есть источник всякого греха: страх людей, недоверие, уединение и одиночество… А тайна была в том, что однажды, еще той весной, когда в городе ледники набивают и продают моченые яблоки, в окне дома, где живет мой товарищ-первоклассник, я увидел сестру его: снежная, с голубыми глазами, смотрела на меня просто, без улыбки и грустно, как смотрит снег весной с голубыми тенями.
#ДневникПришвина

Февраль 1933. Если я люблю свою женщину или занимаюсь дома в часы отдыха каким-нибудь любительством, собака там у меня есть любимая или птица, или так что-нибудь: есть маленький коврик, который я каждое утро прячу под матрас, а вечером на ночь расстилаю с любовью для своей босой ноги у кровати, и множество всего другого интимно-личного, как и у всех; в том числе, конечно, разные мечтания, желания, почти беспредметные, – так вот, если я люблю все это, ценю, невольно придаю какое-то всему этому живому личному особенное значение, то как вдруг все это унизится, потеряет всякое значение и мало того! стыдно станет за все, когда это личное, бесполезное вдруг предстанет перед глазами общества. И пусть перед этим объективным глазом все мое личное явится как никому не нужный хлам плюшкинской кладовой – не в том дело, а страшно, что ты сам заражаешься этим общим глазом, судом и тебе самому становится стыдно, что ты в такое-то время занимался такой ерундой.
#ДневникПришвина
📸 На фото: Валерия Дмитриевна Пришвина