У «беларуской готики» есть своя традиция, самое простое в этом смысле – вспомнить фильм «Дикая охота короля Стаха», основанный на романе Владимира Короткевича, но, если говорить о прозе, то признаки готики появляются в ней уже во второй половине XVIII века, а уж в литературе готические мотивы появляются на беларуской земле еще в XIII веке. Но я сейчас не об этом, а о сборнике короткой прозы Тони Лашден «Чорны лес», который только что вышел в молодом независимом беларуском издательстве «Мяне Няма», по понятным причинам находящемся в Варшаве. Текст мой об этой книге будет не большим, несмотря на то что рассказы произвели на меня какое-то прямо сбивающее с ног впечатление. Просто я не понимаю, как о них писать.
Значит, в первом рассказе за переход границы приходится платить собственной плотью; второй повествует о мании преследования, которая, вполне возможно, и не мания вовсе; в третьем родная земля становится твоей собственной плотью; в четвертом речь идет об отчем доме, от которого невозможно избавиться (не могу объяснить подробнее); пятый состоит из нескольких абсурдистских зарисовок о беларуской природе в ее нынешнем, так сказать, состоянии; шестой называется «Работа горя»; в седьмом квартира твоего детства исчезает без следа, но никто этого не замечает – кроме тебя; и, наконец, в восьмом ты получаешь повестку на болото, и тут уж не отделаешься – придется ехать. Все это – не фантастика, не пропитанный социалкой абсурд, не ужастики на актуальную тему, но, в буквальном смысле, переведенная в буквы физическая, на физиологическом уровне ощутимая боль от потери собственного дома, собственной страны, собственной жизни, мучительное обретение идентичности. Через границу, имеющую собственную плоть, перейти очень сложно, тем более что за чёрными (чорными) деревьями тебя ожидает Памежница – страх, воплощенный в странном и жестоком животном, достойном жалости, а в болотах живет Хищ – еще одно воплощение ужаса, но люди почти всегда оказываются страшнее.
В общем, не зря я в начале написал о готических традициях – они здесь, конечно, присутствуют. Но ничего более реалистичного я, честно говоря, не читал давно.
Значит, в первом рассказе за переход границы приходится платить собственной плотью; второй повествует о мании преследования, которая, вполне возможно, и не мания вовсе; в третьем родная земля становится твоей собственной плотью; в четвертом речь идет об отчем доме, от которого невозможно избавиться (не могу объяснить подробнее); пятый состоит из нескольких абсурдистских зарисовок о беларуской природе в ее нынешнем, так сказать, состоянии; шестой называется «Работа горя»; в седьмом квартира твоего детства исчезает без следа, но никто этого не замечает – кроме тебя; и, наконец, в восьмом ты получаешь повестку на болото, и тут уж не отделаешься – придется ехать. Все это – не фантастика, не пропитанный социалкой абсурд, не ужастики на актуальную тему, но, в буквальном смысле, переведенная в буквы физическая, на физиологическом уровне ощутимая боль от потери собственного дома, собственной страны, собственной жизни, мучительное обретение идентичности. Через границу, имеющую собственную плоть, перейти очень сложно, тем более что за чёрными (чорными) деревьями тебя ожидает Памежница – страх, воплощенный в странном и жестоком животном, достойном жалости, а в болотах живет Хищ – еще одно воплощение ужаса, но люди почти всегда оказываются страшнее.
В общем, не зря я в начале написал о готических традициях – они здесь, конечно, присутствуют. Но ничего более реалистичного я, честно говоря, не читал давно.
