Для Бога нет ничего невозможного, и мера Его прощения не имеет границ, но если мы понимаем Его, как Личность, реальную, живую, то можем предположить в Нём и со-переживание каждому ребёнку.
Просто попробуйте представить, в чем каждый из нас регулярно соучаствует—миллионы, миллиарды детей ежедневно подходят к Отцу и без тени смущения требуют буквально: «отдай мне все, что ты ДОЛЖЕН, срочно вылечи меня и того парня, дай денег, работу, щепотку оптимизма, и я поскорей Тебя забуду и пойду заниматься своими делами, а Ты лучше просто поскорее умри, чтобы мне не мешать».
Это «поскорее умри» Он слышит на протяжении всей человеческой истории, истории тех, которых Он создавал из любви и для любви, вложив Свой образ в сердца желанных детей, и именно от них—«распни», «уйди», «дай и не мешай».
Такое наше отношение не может никак не трогать Его, не может не врезаться очередным гвоздем в тот крест, который наши коллеги по несчастью бережно сколотили Ему пару тысячелетий назад.
Мне кажется, неделю о блудном сыне нужно начинать не только с размышлениями о себе и своих проблемах, которые Он «должен решить», но и о Нём Самом, вмещающим боль от каждого нашего блудного путешествия.
«Я прошу прощения у Господа и у Богородицы, и Они сразу меня прощают. Все было просто и легко, пока Богородица не объяснила мне суть делания покаяния, и все стало очень серьезно и даже страшно. Они действительно прощают, и очень быстро. Но чтобы прекратилось бытие греха, за это кто-то должен умереть. Я не умираю, я прощен. Но умирает опять Господь. За каждый мой грех Он умирает очередной смертью и дает мне еще одно право на прощение, потом еще и еще…
Соглашаясь на грех, я даю ему бытие, жизнь, энергию своей души. И он начинает быть, начинает действовать, отравлять все во мне и вокруг. Он становится моим страданием, моей болезнью.
Он – мое со-бытие. Он во мне. И когда я это понимаю, я иду на исповедь к Нему, к моему Спасителю. Потому что вызвать грех к жизни, дать ему бытие – было в моей власти. А вот чтобы умертвить его, убить, нужна смерть, на которую я не готов, не способен.
Тогда Бог берет на Себя мой грех и умирает с ним, прекращая его бытие. Так было там, на Голгофе.<..>
Мое неисправление похоже на Гефсиманию, когда Господь страдал за нас до кровавого пота и говорил спящим ученикам: «Ну неужели вы не можете пободрствовать со Мной хотя бы немножко? За ваши же грехи».
Я ничего не делаю, ничего не хочу, не понуждаю себя хоть на малое. За меня все несет Христос. До кровавого пота. А я только говорю Ему: «Прости».
И Он прощает и умирает.
А я пока живу.»(прот.Сергий Баранов)