рассказ
моему брату Грише
...Лето, считай, на излёте. Пока размышляю, вставать или поваляться ещё немного, слышу, как булькнул смартфон: сообщение в вотсап от Инала, одноклассника моего. Прищурившись, вижу фотографию нашего дома и подпись: «Когда приедешь, наконец? Тринадцать лет назад был в последний раз. Совесть есть? Здесь твоя родина. И дому давно нужен ремонт». Сонливость прошла. «Иди к чёрту!», – выбиваю в ответ, но стираю, передумав отправлять. Сажусь на край низкой тахты, закрываю глаза. «...восемь, девять, десять, выдох!»
Снова булькает смартфон. Теперь сообщение в мессенджере фейсбука. «Константин, здравствуйте! Я вам два года назад писала, мы теперь ваши соседи в Цхинвале по ул. Хетагурова. Нам сегодня сказали, что вы продаете свой дом. Это так?». С трудом подавив раздражение, иду принимать душ.
Потом снова рассматриваю снимок: дом и впрямь сильно обветшал: его не ремонтировать, его рушить и возводить заново надо бы... А дерево-то, дерево перед домом как выросло, как раздалось вширь! Кстати, я полжизни пребывал в заблуждении, считая его секвойей: мама ссылалась на мнение какой-то старушки-ботанички из местного НИИ. Угу, секвойя... Насмотрелся я на них на съемках в 93-ем в Калифорнии, в парке Редвуд под Сан-Франциско, чуть шею не свернул: некоторые за сто метров в высоту, да и в ширину – ого-го, не обхватишь! А наше, оно не слишком высокое, но пышное, с огромными-преогромными листьями, густыми-густыми – можно в ливень стоять под кроной и не промокнуть – и цветы, белые и пышные, как комки снега лежат, если издалека смотреть! А подойдешь поближе – и станут видны длинные-длинные, до полуметра, стручки, свисающие как спагетти: сначала зелёные, пока молодые, а потом, к осени – темнеют, почти дочерна...
Детьми мы соблазнялись, было, их обманчиво аппетитным видом, но – горькие они, как хина. И жёсткие. Так как же она всё-таки называется, эта мнимая секвойя, а? Начинаю вводить в поисковике Яндекса: «дерево с большими листьями и длинными стручками», но отвлекает звонок от Максима, начинающего, но вполне успешного сериального сценариста.
- Доброго утра! Не отвлекаю? Прочитал Ваши путевые заметки. Вы знаете, зашли!
- Доброго, Максим! Простите, не уловил, кто зашëл... А, понял. Я рад, спасибо.
- Правда, там требуется быть в теме, а я в джазе не особо шарю... А есть какой- нибудь свежачок почитать?... Ой, а можно? Я – никому! Прочту – и сразу же удалю!... Про Таривердиева? Та-ак... Про «Дип Пëрпл»? Норм! Правда, мне олдóвое музло не очень заходит, но от Вас – другое дело! Про Кортасара? Это музыкант? А, по-о-онял... Ну, это же миниатюры у Вас, да? Типа, рассказы маленькие, да? Спасибо! Хорошего дня!
Ну, всё, надо уже, наконец, найти в поисковике название дерева, которое помню столь же, сколько и себя самого. Наверняка оно вдвое старше меня, на него, наверное, каждый Божий день смотрела, выглядывая из окна, моя прабабушка. И, возможно, расстрелянный в 37-ом прадед касался рукой его тонкого и стройного – в то время – ствола...
По пути в кофейню, на ходу просматривая короткие гастрономические ролики, натыкаюсь на харизматичного повара – итальянца, с неаполитанским выговором, сопровождающим разрезание хлеба - чиабатты наполнением его сырами – бурратой, страчателлой и моцареллой, а также полупрозрачными ломтями пармской ветчины – прошутто, изумрудным соусом песто и терракотовыми маслянистыми вялеными помидорами... Резко меняю курс – покупаю ещё тёплую, копеечную, но румяную чиабатту в «Пятерочке», захожу в «Благородные сыры» к соседу Николаю и – как тут не вспомнить Винни-Пуха с его утренними речëвками по пути в гости! – получаю от него в подарок семь, нет восемь! – идеальных, словно отполированных ломтей пармской ветчины («комплимент от заведения, перфавóре!»). И, наконец, страчателла, соус песто и баночка вяленых помидоров венчают мой утренний гастро-моцион!