Bunin & Co Telegram Gönderileri

В Ливане вторая серия политической драмы «Хезболлы».

На прошлой неделе президентом Ливана стал генерал Жозеф Аун, поддержанный США, Францией, Саудовской Аравией. Две шиитские партии – «Хезболла» и «Амаль» - проголосовали за его кандидатуру, но крайне неохотно, со второго раза. И явно рассчитывая на то, что кандидатура премьера (а он по квоте должен быть мусульманином-суннитом) будет с ними согласована. По принципу cohabitation («сосуществования»), известного из истории французской политики, когда президент и премьер принадлежат к разным политическим силам.

«Хезболлу» устраивал премьер Наджиб Микати, в правительстве которого она была формально представлена довольно скромно (двумя второстепенными министрами – труда и общественных работ, но ее реальное влияние было существенно больше. Сразу после избрания президентом Жозефа Ауна была распространена информация, что у Микати хорошие шансы сохранить свой пост – коалиция поддерживавших его депутатов с участием «Хезболлы», «Амаль» и христианского Свободного патриотического движения (СПД), основанного предыдущим президентом Мишелем Ауном, выглядела внушительной основой, к которой присоединялись и другие партии.

И вдруг СПД, которая не голосовала за Жозефа Ауна, неожиданно поддержала другого кандидата - Навафа Салама. Он выходец из известной ливанской суннитской семьи, его отец и брат были премьер-министрами. В то же время сам Наваф Салам никогда не был министром или депутатом – профессор права, дипломат (многолетний постоянный представитель Ливана в ООН), он с 2018 года является судьей Международного суда ООН, а в феврале прошлого года стал его председателем. Салам был дистанцирован и от сирийского режима Башара Асада, и от «Хезболлы» - и его кандидатура шиитов явно не устраивает.

Ливанские СМИ утверждают, что лидер СПД Джебран Басиль (зять Мишеля Ауна) отказался от союза с «Хезболлой» под влиянием Франции. Отметим, что Басиль еще со времен первого президентства Дональда Трампа находится под американскими санкциями – и он может быть заинтересован в их снятии.

«Хезболла» заявляет о перевороте. На первый взгляд, это выглядит странным, так как речь идет о парламентской комбинации. И «сосуществование» в ливанской политике в последние годы имело место в 2016-2019 годах (президент Мишель Аун и премьер Саад Харири), а затем его не было – так что оно совсем не обязательно.

Но есть важный момент – квоты в ливанской политике (в том числе в парламенте) существуют на основе последней по времени переписи населения, которая прошла в 1932 году – еще во время французского мандата. Тогда более половины (53,7%) населения были христианами и 45,3% - мусульманами (еще один процент составляли адепты других религий). С тех пор многое изменилось, немалая часть христиан эмигрировала от гражданской войны, национальный баланс стал иным. По оценкам, около 60% населения составляют мусульмане и около 40% - христиане.

Шиитов в стране более четверти, и их число увеличивается. Но ни один ливанский президент (по квоте христианин-маронит) не соглашался на проведение новой переписи, результаты которой заведомо ущемят интересы его общины, так как приведут к перераспределению квот. Поэтому расстановка сил в сирийской политике отражает реалии столетней давности. И сейчас возникает вопрос – будут ли представлены в новом правительстве интересы четверти (минимум) населения страны, причем вооруженной (христианские милиции, сыгравшие ключевую роль в гражданской войне, разоружил еще Хафез Асад, выполняя неформальную роль протектора Ливана).

Ну и, конечно, связка Жозеф Аун – Наваф Салам – это очередной признак ослабления позиций Ирана на Ближнем Востоке. Впрочем, его масштаб будет ясен после формирования правительства. И, главное, удастся ли новым властям разоружить «Хезболлу» - механизмов этого пока не видно. Ливанская армия слишком слаба, хотя ее сейчас накачивают ресурсами. Не приглашать же для выполнения данной миссии нового сирийского вождя Ахмеда аш-Шараа.

Алексей Макаркин

«Мы создаем Комиссию по стратегическому партнерству США-Армения. Она дает нам возможность расширить сотрудничество в различных областях: экономические вопросы, безопасность и оборона, демократия, правосудие. Мы становимся еще более сильными партнерами». Этими словами американский госсекретарь Энтони Блинкен прокомментировал событие, которое в последние несколько месяцев активно обсуждалось в прессе и в социальных сетях. Вашингтон и Ереван подписали Хартию о стратегическом партнерстве.

Шестнадцать лет назад Штаты подписали аналогичный документ с Грузией. Но в ноябре прошлого года Госдеп устами своего споуксмена Мэттью Миллера заявил о приостановке этого соглашения. Выходит, Вашингтон решил компенсировать «выпадающие геополитические доходы» в Закавказье за счет соседней Армении? Насколько новые договоренности меняют региональный дизайн безопасности?

По словам Арарата Мирзояна, подписание Хартии делает двустороннюю кооперацию «более амбициозной». Но если внимательно изучить текст документа, то в нем нет ничего такого, что действительно можно было бы оценить, как революционный прорыв в американо-армянских отношениях. Про укрепление демократии в Армении Вашингтон постоянно говорит, начиная с 1991 года. Что же касается углубления оборонного взаимодействия, то данная формула не предполагает (по крайней мере сейчас) каких-то развернутых и четко прописанных гарантий в сфере безопасности.

Ряд комментаторов указали на то, что документ со стороны США подписан уходящей администрацией. Мол де, имплементировать ее будет уже команда Дональда Трампа. И не факт, что все пойдет, как изначально задумывалось. Впрочем, американские администрации при всей их риторической резкости, как правило стремятся сохранять преемственность по ключевым направлениям внешней политики. Тем паче, что Армения не приоритет номер 1 для Вашингтона, она- часть широкой евразийской палитры.

После того, как Ереван утратил контроль над Карабахом, а команда Никола Пашиняна сделала вывод о необходимости диверсификации внешней и оборонной политики, армянские власти стремятся искать источники безопасности везде, где только можно. В Индии, в Иране, во Франции, в ЕС в целом, в Штатах и, несмотря на все негативные тренды, в России. Обратим внимание на недавний визит в Ереван секретаря Высшего совета национальной безопасности Ирана Али Акбар Ахмадиана. Практически синхронно с новостями из Вашингтона прозвучало приглашение для Арарата Мирзояна посетить Москву, сделал его глава МИД РФ Сергей Лавров. «Надеюсь, в скором времени визит состоится» - резюмировал российский министр.

Подобного рода поиски, конечно, ведутся не от хорошей жизни. Ереван беспокоит и риторика Ильхама Алиева, и его поддержка со стороны Анкары, и фокусировка Москвы на Украине. Но движение Армении на Запад ожидаемо не приветствуется Россией и Ираном, а сам Запад, и прежде всего, США, рассматривают армянскую «вестернизацию», скорее инструментально. Ослабим влияние Москвы и Тегерана, а там видно будет!

Сергей Маркедонов

С началом нового 2025 года появились дополнительные серьезные разночтения между Ереваном и Москвой. Правительство Армении одобрило законопроект, позволяющий начать процесс вступления страны в Европейский союз. 9 января армянский кабмин официально заявил об этом. Многие комментаторы из стран ЕС уже поспешили идентифицировать действия властей Армении как первый шаг на пути к евроинтеграции и выходу из-под российского влияния. В медиа-и-сетевом пространстве России, напротив прозвучали слова об инициативе Еревана, как о новой «красной линии» в отношениях с Москвой.

Что же дальше? Можно ли говорить о некоем финальном выборы Армении в пользу Запада? Евросоюз, конечно же, не весь Запад. Но в прессе и в социальных сетях активно обсуждается перспектива подписания Соглашения о стратегическом партнерстве между Ереваном и Вашингтоном. Власти Армении не опровергают этой информации, хотя и не спешат подтвердить. Тем не менее, глава МИД республики прозрачно намекнул на возможность такого поворота. Более того, в российском политико-экспертном сообществе евроинтеграция давно уже воспринимается, как некое вспомогательное средство на пути в «евро-атлантическую семью».

Напомним, что с 2017 года между Ереваном и Брюсселем действует Соглашение о всеобъемлющем и расширенном партнерстве. Эту модель воспринимают, как некую «третью линию», возможность сосуществования в пространстве евразийской и европейской интеграции, но с упором на первую из этих двух. Но сейчас речь идет об одобрении законопроекта об инициировании вступления страны в ЕС. При этом Никол Пашинян констатирует, будто бы предостерегая от завышенных ожиданий (хотя куда уж выше!), что данный процесс еще «не означает членства Армении в Евросоюзе в прямом смысле этого слова». Конечно, не означает, ведь помимо рвения официального Еревана необходимо еще и согласие Брюсселя, и государств- участников европейского интеграционного объединения.

Пашинян говорит о том, что «решение по этому вопросу может быть принято только путем референдума». Скорее всего, тем самым армянский премьер пытается купировать недовольство Москвы. Но получается это у него не слишком убедительно. Тем паче, по многим вопросам в спектре от реформы судебной системы до Карабаха Пашинян и ранее апеллировал к народному волеизъявлению, но затем отказывался от такого формата утверждения того иного государственного решения.

И тем не менее, российские представители пока что реагируют осторожно. Такие спикеры, как президентский пресс-секретарь Дмитрий Песков или вице-премьер правительства РФ Алексей Оверчук говорят о несовместимости одновременного участия в ЕС и ЕАЭС. Не забывая упомянуть о том, что Ереван имеет право на любой «суверенный выбор». И здесь имеется важный момент. Армянское руководство уже не первый год жестко критикует ОДКБ (хотя и не ставит последнюю точку в виде выхода из этой организации). Но по части ЕАЭС критики намного меньше, если она вообще есть. Ереван с началом нового 2025 года сдает председательский пост в этом объединении Минску. Но за год своего председательства армянская сторона не пыталась играть роль «троянского коня» Евросоюза внутри евразийской интеграционной структуры.

И думается, наличие реальных выгод от членства Армении в ЕАЭС- ключевая проблема на европейском пути Еревана.

Сергей Маркедонов

Сервис по поиску высокооплачиваемой работы SuperJob провел опрос представителей экономически активного населения России (то есть без неработающих пенсионеров) о том, кого из героев кино и сериалов хотели бы видеть в качестве своего руководителя.

Вопрос задавался открытый, так что респонденты могли сами называть персонажей. С этим во многом связан широкий разброс ответов. Чаще всего называли Тони Старка из «Железного человека» (6% голосов). На втором месте — Шерлок Холмс, Глеб Жеглов и Бэтмен (по 5%). На третьем месте Катерина Тихомирова («Москва слезам не верит») и Людмила Калугина («Служебный роман»), Макс Отто фон Штирлиц, Грегори Хаус («Доктор Хаус») и Терминатор (по 4%). По 3% голосов опрошенных набрали Роман Шилов («Ментовские войны»), Миранда Пристли («Дьявол носит "Прада"»), Андрей Быков («Интерны») и Филипп Преображенский («Собачье сердце»). Остальные варианты получили менее 3%.

Такие опросы SuperJob проводит регулярно. В 2021 году первые три места заняли герои западного кинематографа: Тони Старк с 7% голосов, доктор Хаус (6%), капитан Джек Воробей (4%). Самый популярный отечественный персонаж, Людмила Калугина, набрала 3%.

В 2023 году – то есть уже после начала СВО – ситуация изменилась. Респонденты существенно реже стали называть «идеальных руководителей» - никто из них не получил более 4%. Западные герои стали «отступать» в рейтинге, но среди российских не было очевидного лидера - первое место делили Жеглов и Штирлиц – по 4%. Тони Старк и доктор Хаус получили по 3%, Людмила Калугина, Шерлок Холмс, Бэтмен и Роман Шилов – по 2%. Остальные – еще меньше.

Так что сейчас «иностранцы» стали возвращать свои позиции – Тони Старк снова в лидерах – хотя их лидерство пока не столь убедительное, как в период до начала СВО. И с первых позиций (что в 2023-м, что в 2025-м) исчез Джек Воробей – эпатажным фигурам в нынешней очень серьезной ситуации в лидерах не место, «прикалываться» как-то не хочется. Зато усиливается запрос на женщин, обладающих сильными волевыми качествами. И в то же время в таком руководителе видят более гуманную фигуру, хотя такой гуманизм может тщательно скрываться – как в первой половине «Служебного романа».

И опросы показывают как отсутствие сильных архетипичных фигур (Жеглов и Штирлиц, бывшие такими символами в советское время, уходят в историю), так и достаточно высокую степень вестернизации современного урбанизированного общества. И еще интересный момент – Штирлиц, как известно, это действующий под маской штандартенфюрера полковник советской разведки Исаев. Молодые поколения узнают его все хуже, но Тони Старк и Брюс Уэйн (Бэтмен) при всех различиях, тоже носят маски, причем, в отличие от Исаева-Штирлица, в прямом смысле. Успешные бизнесмены, они тем самым превращаются в «спасителей», противостоящих злу.

И здесь можно вспомнить знаменитый опрос ВЦИОМа 1999 года о том, кого из героев россияне хотели бы видеть президентом. Правда, опросы надо сравнивать осторожно. Во-первых, президент – это все же не просто руководитель (под которым может пониматься и глава государства, и начальник по работе); масштаб другой, ответственность выше. Во-вторых, опрос ВЦИОМа носил закрытый характер - то есть респондентам предложили список из 14 киногероев, из них только двое («Крепкий орешек» и «Рэмбо») были из зарубежных фильмов – видимо, других столь же узнаваемых персонажей, подходящих на роль лидера, социологи в то время не нашли.

И тогда на первом месте оказался Петр I (19%), затем маршал Жуков и Жеглов (по 13%), Штирлиц (10%). «Крепкий орешек» и Рэмбо оказались аутсайдерами – 2 и 1%. Теперь Петра I и Жукова в рейтинге нет, так как люди в открытом опросе их не называют – они герои реальной истории, а респонденты имеют в виду вымышленных киногероев. Но вряд ли в 1999 года даже в ответах на открытый вопрос многие назвали бы других иностранных персонажей – общество по своим культурным ориентирам оставалось еще советским, несмотря на процесс встраивания в глобальный мир. Но сейчас прошло уже четверть века – и общество уже другое.

Алексей Макаркин

Президентом Ливана избран генерал Жозеф Аун, ранее бывший командующим армией. Его поддерживали США, Франция, Саудовская Аравия и Катар.

В Ливане с 1998 года все четыре президента ранее командовали армией страны. Президент в Ливане избирается в парламенте. В силу установленных квот для религиозных общин, им может быть только христианин-маронит. Представителям маронитских кланов трудно договориться о кандидатуре президента, тем более что в торге участвуют и представители других общин. И есть воспоминания о генерале Фуаде Шехабе, занимавшим президентский пост в 1958-1964 году и стабилизировавшем политическую ситуацию в стране.

Но причины избрания всех современных президентов-генералов были различны. Эмиль Лахуд (1998-2007) был креатурой Хафеза Асада – Сирия тогда фактически осуществляла протекторат над Ливаном. Мишель Сулейман (2008-2014) стал компромиссной фигурой в условиях прекращения сирийского протектората после «кедровой революции» 2005 года и противостояния между просирийскими и антисирийскими политическими силами.

Мишель Аун (2016-2022) был единственным генералом, который стал президентом уже будучи политиком. Армией он командовал в 1980-е годы, был противником Хафеза Асада, проиграв в вооруженной борьбе, оказался в многолетней эмиграции во Франции. Вернулся в страну после «кедровой революции», неожиданно стал одним из главных союзников Башара Асада и нарастившей свое влияние «Хезболлы», рассматривая асадовский режим как защитника христианской общины в Ливане. В 2016 году он стал президентом после торга, длившегося 2,5 года между союзниками и противниками «Хезболлы».

Сейчас пост президента был вакантен с октября 2022 года – торг снова носил длительный характер. «Хезболла» настаивала на кандидатуре Сулеймана Франжье, внука экс-президента (1970-1976) и лидера одного из влиятельных маронитских кланов. Франжье доверяли в Сирии – его дед-президент был другом Хафеза Асада. Но для противников «Хезболлы» Франжье неприемлем. Попытки Франции выступить в качестве посредника завершились неудачей.

Характер торга принципиально изменился после свержения режима Башара Асада – Сирия перестала влиять на ливанскую политику. Его падение привело к распаду иранской «оси сопротивления», так как Сирия осуществляла в ней логистические функции. К тому же «Хезболла» ослаблена после мощных ударов израильской армии, ее ведущие лидеры погибли. Ливанская элита заинтересована в выводе ЦАХАЛ с юга Ливана – но Израилю нужны гарантии, что пограничную зону займут армейские части и в нее не вернутся формирования «Хезболлы». Таким гарантом может быть президент, обладающий влиянием на армию и не связанный с «Хезболлой». Идеальный вариант – генерал Жозеф Аун (однофамилец Мишеля Ауна, в отличие от него никогда не бывший союзником «Хезболлы»).

Вопрос о будущем президенте Ливана обсуждался во время миссии представителя Джо Байдена на Ближнем Востоке Амоса Хохштейна, согласовывавшим действия с Саудовской Аравией. Только что США решили выдать $95 млн Ливану вместо Египта - на повышение квалификации военных, укрепление границ, борьбу с терроризмом, а также на «удовлетворение потребностей безопасности, затронутых сменой власти в Сирии». Катар организовывал финансирование ливанской армии – и в этом качестве много контактировал с ее командующим. Францию кандидатура Ауна также устраивала.

Франжье снял свою кандидатуру. Ослабленная «Хезболла» была вынуждена уступить, хотя проголосовала за Жозефа Ауна лишь со второго раза. Давние противники Асада - маронитский лидер Самир Джаджа и бывший премьер, суннит Саад Харири – также поддержали Ауна. К консенсусу не захотела присоединяться лишь партия Мишеля Ауна – у генералов-однофамильцев непростые отношения.

Жозеф Аун обещал прекратить «вмешательство в правосудие для защиты преступников» и обеспечить власти «монополию на оружие». Это явные намеки на желание контролировать «Хезболлу», хотя новый президент вряд ли будет вступать с ней в жесткий конфликт, чреватый новой гражданской войной. В любом случае, ослабление позиций Ирана затронуло не только Сирию, но и Ливан.

Алексей Макаркин

Президент Австрии Александр Ван дер Беллен поручил лидеру крайне правой Австрийской партии свободы (АПС) Герберту Киклю сформировать новое правительство страны. Кикль согласился на проведение коалиционных переговоров с консервативной Австрийской народной партией (АНП), теперь уже бывший лидер которой, Карл Нехаммер, подал в отставку с поста канцлера.

Возможный приход Кикля на должность главы австрийского правительства вписывается в правый политический тренд (победы Дональда Трампа, Джорджи Мелани, рост поддержки Марин Ле Пен, вхождение партии Герта Вилдерса в правительство Нидерландов и др.). Но австрийский случай имеет свои особенности.

Кикль может вести коалиционные переговоры с позиции силы. В прошлом году Нехаммер не исключал коалицию с АПС, но без Кикля с его авторитарной репутацией. Ван дер Беллен был сторонником создания «большой коалиции», которая должна была остановить прорыв к власти АПС. В результате начались переговоры между народниками, социал-демократами и либералами, но партии не смогли договориться. Никто не хотел уступать, жертвуя значимыми для своих избирателей программными положениями и, следовательно, идентичностью.

Тем временем Кикль успешно позиционировал себя как жертва элитного сговора и единственного защитника народных интересов в австрийской политике. Делал он это в условиях «поправения» электората АНП. Еще до парламентских выборов 48% избирателей «народников» хотели коалиции с АПС и лишь 34% - с социал-демократами. Непопулярные среди электората АНП переговоры с социал-демократами сопровождались обвалом рейтинга консерваторов, правая часть электората которых начала стремительно переходить к «обиженной» АПС.

Если на сентябрьских выборах разрыв между АПС и АНП составлял три пункта (29,2% и 26,3%), то уже декабрьские опросы стали давать партии Кикля 35-37%, а рейтинг АНП упал до 20%. В этих условиях отставка Нехаммера выглядела естественной. Теперь же Кикль может вести переговоры с АНП с позиции силы – если они сорвутся, и в стране пройдут внеочередные выборы, у него хорошие шансы не только на победу, но и на разгром своих конкурентов. АНП хочет обусловить свое участие в коалиции принятием Киклем «кондиций», гарантирующих демократию и европейский выбор, но что в этой крайне невыгодной для партии ситуации у нее получится, сказать сложно.

Еще один значимый аспект австрийской ситуации заключается в том, что АПС является партнером ФИДЕС Виктора Орбана во фракции «Патриоты за Европу» Европейского парламента. Еще один партнер – партия бывшего чешского премьера Андрея Бабиша ANO 2011, имеющая хорошие шансы на успех на выборах в своей стране, которые пройдут в наступившем году. Если добавить, что премьером Словакии является Роберт Фицо, политический партнер Орбана (его партия не входит во фракцию «Патриоты за Европу», так как официально позиционирует себя как левоцентристская, но в реальности своим популизмом близка к ней).

Таким образом в центре Европы складывается мощный популистский конгломерат, претендующий на усиление своей роли в Евросоюзе. Причем, как ни парадоксально, но в наиболее уязвимом положении в нем может оказаться Орбан – главный инициатор создания «Патриотов за Европу», подчеркивающий свои хорошие отношения с Трампом. Он находится у власти долго (непрерывно с 2010 года), ФИДЕС претерпевает моральный износ, появился сильный оппонент (Петер Мадьяр), а парламентские выборы состоятся уже скоро – в 2026 году.

И, наконец, хотя АПС и входит во фракцию Орбана, но при Кикле она существенно ближе к «Альтернативе для Германии» (АдГ), от которой стремились дистанцироваться многие участники орбановского блока в Европарламенте, в том числе Ле Пен. В результате АдГ пришлось формировать свою фракцию – «Европа суверенных наций» - с другими крайне правыми партиями, которых не взяли во фракцию Орбана, стремящуюся подчеркнуть свою респектабельность. Поэтому возможный приход Кикля на пост является серьезнейшим вызовом для австрийской демократии.

Алексей Макаркин

Военные действия между Афганистаном и Пакистаном в районе «линии Дюранда» связаны с двумя факторами.

Во-первых, любое афганское правительство не может признать «линию Дюранда», которая была проведена по территории проживания пуштунских племен в качестве границы между Афганистаном и британской Индии (когда еще не было независимого Пакистана).

Занимался согласованием этой линии разграничения в 1893 году сэр Мортимер Дюранд, отвечавший за внешнюю политику в администрации британского вице-короля Индии. Его задачей был не учет национального фактора, а обеспечение условий для завершения противостояния в Центральной Азией между Великобританией и Россией (то есть определение стабильных правил и расстановки сил в ходе «Большой игры»). Афганистан, фактически бывший с 1881 года британским протекторатом, оказался в рамках достигнутого компромисса своего рода «буферной зоной» с политическим влиянием, но не прямым военным присутствием Великобритании. Так что была проведена черта, за которую ее войска не продвигались.

Тем более эту линию не признает нынешнее правительство в Кабуле, не просто опирающееся на пуштунов из зоны племен, но и в подавляющем большинстве состоящее из них. Никакого разделения на «афганских» и «пакистанских» пуштунов для него нет.

Во-вторых, талибы (признаны террористами и запрещены в РФ) остаются радикалами. Никакой эволюции в направлении большей умеренности не происходит – напротив, их внутренняя политика становится все более жесткой. Женщинам теперь запрещено получать любое высшее образование (раньше исключение делалось для врачей). А недавно издано распоряжение,
запрещающее устройство окон в жилых зданиях с видом на «территории, используемые афганскими женщинами», в том числе на кухню. Уже имеющиеся окна приказано «загородить» или построить перед ними стену.

Речь идет о создании реакционной утопии в городах, где процессы модернизации происходили еще со времен короля Амануллы, правившего сто лет назад. И происходили в разных формах и при короле Захир Шахе, и при президенте Мохаммаде Дауде, и при просоветском правительстве НДПА, и в период неформального «американского протектората» в 2002-2021 годах. Правда, эти процессы происходили в крупных городах, а провинциальный мир жил по своим правилам, которые сейчас жестко и последовательно внедряет в городскую среду, ломая уже ставшую привычной для горожан жизнь.

И нынешние афганские власти не предприняли ничего для создания инклюзивного правительства с участием представителей непуштунского населения страны. Нынешний кабинет представляет собой конгломерат радикальных пуштунских фракций, конкурирующих друг с другом. Зато этот конгломерат ощущает свою общность не просто с «пакистанскими» пуштунами, но и с тамошними радикалами, ведущими борьбу против светского правительства Пакистана, совершая теракты на пакистанской территории. Это, в свою очередь, сталкивает их с пакистанскими властями.

Есть устойчивая теория о том, что афганские радикалы являются чуть ли не агентурой пакистанской разведки. На самом деле, ситуация выглядит существенно более сложной. Пакистанские силовики могли неоднократно использовать афганских радикалов в своих интересах, но никогда их полностью не контролировали. Как тем более не контролируют их сейчас, когда те уже более трех лет находятся в Кабуле. Как и американцы никогда не контролировали моджахедов, которым помогали в конце холодной войны ослаблять СССР. Когда конгрессмен Чарльз Уилсон успешно лоббировал поставки оружия для Джелалуддина Хаккани.

Алексей Макаркин

Рождество в США обычно характеризуется снижением общественно-политической активности. Но не в этом раз, когда Америка готовится к инаугурации Дональда Трампа.

Трампизм фактически вытеснил на периферию умеренных республиканцев, чей кандидат на праймериз Никки Хейли была публично и демонстративно отвергнута Трампом при формировании его администрации. Это не означает, что умеренные исчезли – их много и в Сенате, и в Палате представителей. И если трампистская волна будет слабеть, они могут получить новый шанс. Но не в ближайшее время.

Однако практика показывает, что сам трампизм не монолитен. И уже одна из первых проблем – что делать с высококвалифицированными мигрантами – демонстрирует существенные внутренние разногласия.

Один из главных лозунгов трампистов – закрыть страну от мигрантов. И пока речь идет о том, чтобы не допускать в нее латиномериканцев, преодолевающих границу с Мексикой, в их рядах существует консенсус, основанный на нескольких составляющих. Это и вопрос идентичности, опасение, что мигранты на каком-то этапе станут большинством – среди трампистов популярна теория «великого замещения» (Great Replacement), гласящая, что элиты устроили заговор для вытеснения белых «небелыми». И конкуренция за рабочие места и тема уровня зарплат. И вопрос безопасности на улицах американских городов.

Но консенсус стал рассыпаться, когда речь зашла о программе виз для высококвалифицированных мигрантов. Для многих трампистских активистов любой мигрант плох – будь то уборщик или инженер в области IT. И дело не только в принципе и закрытии «лазеек», но и в том, что индийский «айтишник» может отобрать доходную работу у американского. В то же время для американского бизнеса высококвалифицированные мигранты необходимы – это мощный ресурс, который десятилетиями подпитывает экономику США, двигает вперед инновации. Усиление конкуренции в борьбе за рабочие места для бизнеса является благом, так как позволяет ему выбирать лучших сотрудников.

Так что и Илон Маск, и Вивек Рамасвами (кстати, в ходе своей президентской кампании использовавший риторику «великого замещения») выступили против отмены визовой программы. Маск заявил, что «в Америке катастрофически не хватает чрезвычайно талантливых и мотивированных инженеров». А Рамасвами пошел еще дальше и заявил, что американская культура «слишком долго превозносила посредственность над совершенством» и не стимулировала молодежь к интеллектуальной деятельности.

Будущий советник Трампа по вопросам искусственного интеллекта Шрирам Кришнан, родившийся в Индии, там же закончивший университет и ставший венчурным предпринимателем в США, перед своим назначением ратовал за снятие любых ограничений для мигрантов, обладающих высокой квалификацией. И быстро стал объектом критики со стороны радикальных трампистов, которые стали припоминать ему индийское происхождение. И вспоминать, что родители Рамасвами – тоже иммигранты из Индии. А если учесть, что жена избранного вице-президента Джея Ди Вэнса также родилась в семье индийских мигрантов, то тут уже недалеко до нового варианта теории заговора.

Занятно, что к критикам позиции Маска-Рамасвами присоединилась и Хейли, которая еще на праймериз боролась с трампистами за голоса провинциальных консерваторов. Но главные критики – конечно же, самые правые трамписты. Несостоявшийся министр юстиции Мэтт Гетц написал: «Мы приветствовали технических специалистов, когда они прибежали к нам, чтобы избежать выбора учителем третьего класса пола их ребенка, а также очевидного экономического спада из-за политики Байдена/Харрис. Мы не просили их разрабатывать иммиграционную политику». Похоже, что расхождения между «идеологическими политиками» и «техническими специалистами» будут расти – а разруливать их придется Трампу.

Алексей Макаркин

На последнем в этом году заседании Священного Синода Русской православной церкви были приняты два важных кадровых решения. Одно из них широко обсуждается, второе прошло малозамеченным.

Самый громкий пункт повестки: «о результатах работы Комиссии по изучению положения дел в Будапештско-Венгерской епархии». Принято решение освободить митрополита Илариона от управления Будапештско-Венгерской епархией и почислить его на покой. Владыка Иларион был назначен будапештским митрополитом в 2022 году, после своего смещения практически со всех постов в церкви (постоянного члена Синода, главы Отдела внешних церковных связей, руководителя Общецерковной аспирантуры). Для нынешних времен взгляды митрополита выглядели слишком умеренными, хотя в вопросе об отношениях с Константинополем он считался сторонником жесткой линии.

Казалось, что он частично восстановил свои позиции, используя остававшуюся у него должность. В 2023 году Иларион как Синодальной библейско-богословской комиссии подготовил и презентовал одобренный Архиерейским совещанием РПЦ документ «Об искажении православного учения о Церкви в деяниях иерархии Константинопольского Патриархата и выступлениях его представителей» (что соответствовало и его отношению к Константинополю). Но в уходящем году разразился скандал в связи с обвинениями митрополита в деяниях морально-нравственного характера, и он был отстранен от управления епархией и смещен с поста главы комиссии. После этого развилка была неутешительной – или увольнение на покой (с запретом в служении или без оного), или лишение сана.

Выбор самого мягкого варианта – увольнение без запрета - не означает, что история полностью закончена. Деятельность комиссии завершена, но с многозначительным уточнением: «просить Святейшего Патриарха, в случае поступления в Московскую Патриархию новых сведений об обстоятельствах дела, возобновить деятельность Комиссии или иным образом определить порядок исследования этих сведений». Синод также постановил просить патриарха «обратить внимание митрополита Илариона на несоответствие характера его отношений с ближайшим окружением и его быта образу монаха и священнослужителя».

Местом служения митрополиту определен храм апостолов Петра и Павла в Карловых Варах. Иларион не станет его настоятелем, то есть сможет служить только с согласия последнего. Аналогичная мера была в 2023 году применена в отношении экзарха Африки, митрополита Леонида (Горбачев), активно и публично демонстрировавшего свои антилиберальные и патриотические настроения и ставшего участником ряда аппаратных конфликтов. Он был отправлен служить в Георгиевский храм в Краснодаре.

Теперь о втором назначении. Митрополитом Владимирским и Суздальским стал новый протеже патриарха, владыка Никандр (Пилишин), сохранивший пост председателя Финансово-хозяйственного управления (ФХУ) патриархата (и оставшийся постоянным членом Синода). Митрополиту Никандру 38 лет, его карьера носила стремительный характер. Еще в 2021 году он был настоятелем храма в Саратове и проректором тамошней семинарии, а уже в 2023-м патриарх поручил ему исполнять обязанности председателя ФХУ. Меньше чем через полгода он был утвержден Синодом в этой должности и тем самым стал (еще в сане архимандрита) постоянным членом Синода. В октябре того же года стал епископом Наро-Фоминским, а в марте 2024-го возведен в сан митрополита. В том же месяце было принято решение, что глава ФХУ по должности является постоянным членом Синода.

Теперь же Никандр возглавил одну из старейших кафедр РПЦ. При этом на покой отправлены не только прежний глава митрополии, но и епископ Александровский и Юрьев-Польский (эта епархия входит в состав митрополии). Из троих архиереев Владимирской митрополии на своем посту остался лишь муромский епископ, что облегчит Никандру проведение его кадровой политики. Никандр с общественно значимыми заявлениями не выступает, не делает либеральных намеков и не занимается консервативными инвективами. А публично сосредоточился на сугубо церковной повестке – сейчас это могло стать преимуществом.

Алексей Макаркин

Мир в 2024 году. Часть 2.

Для «незападного» мира 2024 год был непростым.

В Индии и ЮАР прошли выборы, на которых позиции правящих партий ослабли, хотя они и удержались у власти. В Индии усилились позиции главной оппозиционной партии – Индийского национального конгресса. А в ЮАР Африканский национальный конгресс отказался от создания коалиции с леворадикальными «черными» партиями и сформировал правительство с участием белых либералов и черных (зулусских) консерваторов.

Похоже, что Китаю пока не удается найти рецепт повторения экономического чуда в условиях, когда страну ожидает жесткое противостояние с Трампом. Но крайне непростая ситуация сложилась и в китайской армии. Из партии были исключены сразу два министра обороны, причем оба были назначены при Си Цзиньпине - Вэй Фэнхэ (занимал пост в 2018-2023 годах) и Ли Шанфу (был министром около полугода в 2023 году). Оба они обвинены в «дисциплинарных и правовых нарушениях» (коррупции), их уголовные дела расследуются прокуратурой. В конце года от своей должности «на время расследования» был отстранен давний соратник Си, адмирал Мяо Хуа - начальник управления политработы Центрального военного совета (аналог Главпура). Расследования идут и в отношении ряда других военачальников. Добавим к этому слухи (опровергаемые в Пекине) о том, что их фигурантом является нынешний глава Минобороны, адмирал Дун Цзюнь, связанный с адмиралом Мяо.

Это уже вторая чистка в китайском высшем военном руководстве за десять лет. Но если чистку 2014-2017 годов (когда были арестованы два зампреда Центрального военного совета и покончил с собой предшественник Мяо в Главпуре) можно было объяснить утверждением Си Цзиньпина как лидера партии и страны, то теперь дискредитированными оказались его выдвиженцы.

Большие неприятности у Ирана – нарастающие экономические проблемы «наложились» на фактический развал «оси сопротивления» после свержения режима Башара Асада в Сирии и резкого ослабления «Хезболлы» в Ливане. Неясно, сколько времени будут проявлять демонстративную активность хуситы в Йемене – у них слишком много врагов. Все это происходит в условиях, когда победившие на президентских выборах реформаторы хотят наладить диалог с Западом вообще и с США в частности, но вместо Камалы Харрис президентом стал Дональд Трамп, не доверяющий никаким представителям иранского режима.

Похоже, что после гибели Касема Сулеймани и Эбрахима Раиси элиты Ирана «выдыхаются», пока не видно новых лидеров, готовых сделать азартную ставку на конфронтацию с Западом. К тому же рахбару Хаменеи уже 85 лет, что делает все более актуальным вопрос о преемнике.

Еще один важный вопрос «незападного» мира связан с феноменом терроризма. Когда в 2021 году талибы (признаны террористами и запрещены в России) пришли к власти в Кабуле, то в мире это не только расценили как поражение США, пытавших два десятилетия демократизировать Афганистан, но и рассматривали как событие, происшедшее в глубинке, куда лучше не соваться (по опыту Великобритании, СССР и США). Сейчас с кабульскими властями налаживают связи разные страны – в России предметно обсуждается вопрос о снятии с них статуса террористов, только что Саудовская Аравия вернула свое посольство в Афганистан. Причем за три года кабульские власти не сделали никаких уступок в вопросах инклюзивности правительства, прав женщин и т.д.

Но теперь уже в Сирии пришла к власти организация «Хайят Тахрир аш-Шам» (признана террористической и запрещена в России). Причем Сирия – это не Афганистан, она находится на пересечении многочисленных интересов на Ближнем Востоке. С новыми властями в Дамаске открыто сотрудничает их ближайший партнер – Турция, в выстраивании отношений с ними заинтересованы и западные страны, и Россия. Хотя переходное правительство тоже далеко от инклюзивности, о чем свидетельствуют и назначения новых глав МИД и Минобороны Сирии. Так что организации, официально значащиеся террористическими, теперь неформально делятся на две категории – с одними по-прежнему борются, а со вторыми прагматично договариваются.

Алексей Макаркин