Сегодня рассказывал студентам о «Докторе Живаго», и о том, какое глубокое разочарование и обиду испытал 15-летним, в начале 1988 года, прочитав в первых четырёх номерах «Нового мира» этот роман. И только дойдя до волшебных стихов в апрельском номере («Но продуман распорядок действий и неотвратим конец пути…»), простил автору многое. Не простил, конечно, виктимблейминг евреев.
«В одной из деревень, мимо которой они проезжали, молодой казак при дружном хохоте окружающих подбрасывал кверху медный пятак, заставляя старого седобородого еврея в длинном сюртуке ловить его. Старик неизменно упускал монету. Казак шлепал его при этом по заду, стоявшие кругом держались за бока и стонали от хохота. Пока что оно было безобидно, но никто не мог поручиться, что оно не примет более серьезного оборота..гИз-за противоположной избы выбегала на дорогу, с криками протягивала руки к старику и каждый раз вновь боязливо скрывалась его старуха. В окно избы смотрели на дедушку и плакали две девочки».
Живаго одернул казака и заставил прекратить издевательство. «Мы ведь не знамши, только так, для смеха»!
– Это ужасно, – начал… Юрий Андреевич. – Ты едва ли представляешь себе, какую чашу страданий испило в эту войну несчастное еврейское население. Ее ведут как раз в черте его вынужденной оседлости. И за изведанное, за перенесенные страдания, поборы и разорение ему еще вдобавок платят погромами, издевательствами и обвинением в том, что у этих людей недостаточно патриотизма! А откуда быть ему, когда у врага они пользуются всеми правами, а у нас подвергаются одним гонениям… Противоречива сама ненависть к ним, ее основа. Раздражает как раз то, что должно было бы трогать и располагать. Их бедность и скученность, их слабость и неспособность отражать удары. Непонятно. Тут что-то роковое».
«Гордон ничего не отвечал ему». Вечером, когда они прибыли на постой, Гордон взял слово.
«Этот казак, глумившийся над бедным патриархом, равно как и тысячи таких же случаев, это, конечно, примеры простейшей низости, по поводу которой не философствуют, а бьют по морде, дело ясно». Хотелось бы посмотреть, как Гордон набьет морду казаку! Однако набитая морда и даже тысяча набитых морд не решают вопроса, так сказать, философски. А у Гордона приготовлена целая философия. Она касается всего народа. Или народов. «О каких народах может быть речь в христианское время? Ведь это не просто народы, а обращенные, претворенные народы, и все дело именно в превращении, а не в верности старым основаниям. Вспомним Евангелие. Что оно говорило на эту тему? Во-первых, оно не было утверждением: так-то, мол, и так-то. Оно было предложением, наивным и несмелым. Оно предлагало: хотите существовать по-новому, как не бывало, хотите блаженства духа? И все приняли предложение, захваченные на тысячелетия». Отныне, уверен оратор, «нет народов, есть личности… Этот праздник, это избавление от чертовщины посредственности, этот взлет над скудоумием будней, все это родилось на их земле, говорило на их языке и принадлежало их племени. И они видели и слышали это и это упустили?.. Отчего властители дум этого народа не пошли дальше слишком легко дающихся форм мировой скорби и иронизирующей мудрости? Отчего, рискуя разорваться от неотменимости своего долга, как рвутся от давления паровые котлы, не распустили они этого, неизвестно за что борющегося и за что избиваемого отряда? Отчего не сказали: “Опомнитесь! Довольно. Больше не надо. Не называйтесь, как раньше. Не сбивайтесь в кучу, разойдитесь. Будьте со всеми. Вы первые и лучшие христиане мира. Вы именно то, чему вас противопоставляли самые худшие и слабые из вас”».
Потом я узнал, что он намеренно наносил мне обиду:
“Я свожу в нем счеты с еврейством”, – предупредил Борис Леонидович, сообщая о начале работы над романом. Это выдержка из письма О. М. Фрейденберг, многолетней его корреспондентки. Но в данном случае важен не адресат, а дата: 13 октября 1946 года.
