«меня тащат за руку и я скукоживаю плечи, чтобы отстраниться, но через обиду, спустя пару минут,
задаю волнующий вопрос:
– что это за место? и что за леди в сером?
это был успенский девичий монастырь,
с которого я и начала знакомство с жалостью.
три фактора сложились,
чтобы превратить этот букет чувств прекрасного,
волнующего и непонятного в жалость:
1. она.
та, что тащила меня за руку подальше от монастыря, совершенно никак не могла объяснить всю красоту и тайну: ей было ровно 20 лет и она только что стала моей официальной мачехой. соблазнившись на моего пьяного отца, шикующего в клубе своего друга,
она и предположить не могла, что через два года деньги закончатся, а ближайшие двадцать лет жизни она проведёт в сожалениях об упущенной возможности стать моделью и разбогатеть. фыркнув себе под нос в совершенно идиотской осуждающей манере, она пояснила за "монашек" всё, что считала необходимым.
2. театр.
спустя два месяца после той волнующей встречи я стала самым юным участником театрального коллектива, который собирался в двух минутах от успенского женского монастыря. каждую среду и пятницу я шла на репетицию мимо "монашек",
и первая же постановка, в которой мне дали роль, была о княжне Джавахе.
я до сих пор храню страницу из этой книги как важное сокровище,
а имя Нина для меня по прежнему связано с одиночеством, ощущением заточения и ежедневного героизма принимать свою судьбу как неизбежное.
3. вера.
тем же летом бабушка хотела меня покрестить, но папа был категорически против: я должна принять это решение сама, когда вырасту. их бесконечный спор, связанный с верой, казался мне невозможно глупым, потому что я читала книги с трех лет и прекрасно понимала ничтожность веры перед настоящими чувствами. Гюго уже стал моим любимым, но правдоподобный образ монахини в прочитанном на тот момент я не нашла; зато я прекрасно уяснила, что ничего святого (кроме любви) нет.
мне было жаль этих девушек.
каждый день я проходила мимо, желая освободить их и позволить им найти свою настоящую любовь, встретить какого-нибудь моряка, вроде Мартина Идена и учить его читать в маленькой коморке.
мне хотелось, чтобы у всех был выбор,
свобода,
счастье,
а веру я воспринимала совершенно не как спасительное,
а лишь ограничивающее,
нечто, создающее одинаковую серую одежду, закрывающее рты.
мне стало жаль тех, кто не может быть свободным.
кажется, именно в тот момент я приняла свое решение:
всегда быть свободной.
кажется, именно поэтому
я никому не позволяю меня жалеть и по сей день,
а когда болею –– просто исчезаю с глаз долой
и лежу в одиночестве, как волк в пещере»
