Фося.
я не заметила, как наступили октябрьские холода, и как быстро под обманчиво тепло-голубым небосводом потеряла свои нежные цветы наша с тобой лагерстремия. теперь ее ствол, разбитый и разветвленный, как реальность расщеплена на параллели, в которых мы все еще физически вместе, вспарывает промерзлый осенний воздух и согревает мое сердце твоим постоянным присутствием.
скоро наступит новый февраль, первый по счету после нашего прощания, а я все еще живу теми днями, словно видела тебя только вчера. что-то сломалось: мое время больше не подчиняется привычному физическому концепту. настоящее, прошлое, будущее — не линейны. теперь это просто февраль, даже если на улице печет августовское солнце. или если вдруг солнце сойдет с ума и станет холодным, белым карликом, а от земли останется лишь призрачная, космическая пыль, в которой сосредоточится все человеческое существование, для меня все еще будет идти тот февраль. вроде бы дни пролетают, а мой затуманенный взгляд неустанно устремлен сквозь них, видит тебя и те голые, уснувшие в холоде деревья, которые проносятся за окном, когда я возвращаюсь домой с пустой переноской.
скоро год, а я неизменно, отчетливее, чем свое отражение в зеркалах, вижу тебя в последние наши дни вместе. и мне так страшно, так страшно, словно я снова проживаю их. эти болезненные образы оживают и застигают меня врасплох, когда я прохожу мимо входной двери, где ты, словно готовый уйти, постоянно спал, когда я еду на машине — внезапно чувствую в руках тяжесть от переноски, а потом вижу ее же, уже пустую. в эти мгновения я забываю как дышать и мое сердце никогда не стучит так болезненно и неправильно быстро, как, когда я вижу эти воспоминания, выбивающие меня из реальности. нечто настолько неодушевленное как ковер оживает твоим изображением, когда у тебя уже не было сил идти и ты просто лежал на полу, позволяя сидеть рядом, успокаивая тебя. я смотрю перед собой: я дома, надеваю линзы, я магазине, выбираю еду для ужина, я в кафе, смотрю на меню, но всматриваюсь я почему-то все равно в тот февраль.
каждый раз открывая холодильник, смотрю на твой габапентин, срок годности которого давно истек, но не могу его выбросить. те воспоминания, в которых тебе больно, душат меня, вгрызаются глубже в горло всякий раз, но я не в силах их отпустить, потому что это все еще ты, а все, что о тебе — мое навсегда. не в силах избавиться и от половинки таблетки, которую ты однажды недовольно выплюнул и она исчезла, провалилась сквозь время и пространство, чтобы я нашла ее, потерявшую форму и маркировку, месяц спустя того февраля в ворсинках ковра. может, ты специально выплюнул ее в будущее, для меня? я не выброшу и последнего бинта, который обвивал твою лапу. на нем вечностью засохла капелька твоей крови. мне не отвратительно, только больно, но я оставлю это себе, потому что это все еще ты. этот кусок испачканных медицинских нитей, переплетенных друг с другом как наши души, самая дорогая вещь, что есть у меня. куда бы я не пошла — я возьму все эти части тебя с собой.
я удивляюсь и не могу свыкнуться с мыслью, что прошел почти год. для меня теперь всегда тот февраль, бесконечный, как витиеватость лагерстремии. когда меня не сковывает животный страх от ударивших по глазам воспоминаний, я думаю, что останусь в том феврале навечно, если это значит, что мы все еще вместе с тобой, Фося.
