🇨🇩🇷🇼 В обзорном материале для РСМД — анализ истоков и текущих особенностей конфликта на востоке ДРК.
Основные моменты резюмирую здесь:
1) Эскалация обстановки на востоке ДРК началась существенно раньше, чем в газетах появились пугающие заголовки. Возродившись в 2021 г., М23 постепенно работали на то, чтобы создать себе максимально благоприятные условия для решающего рывка. Пока же этих условий не было, они действовали напористо, но не переходя ту черту эскалации, которая бы обратила на происходящее такое же внимание международного сообщества, как это было в 2012-2013 гг. и когда это привело к их поражению.
2) За 2024 г. М23 удалось провести все подготовительные работы, которые обеспечили им стремительное продвижение к Гоме в январе 2025 г. Провалы международного миротворчества, затягивание и безнадежность переговорных процессов вне зависимости от того, кем они спонсировались и кто бы ни оказывал давление на Руанду и ДРК, играли на руку М23 и вполне себе создавали ощущение безнаказанности.
3) Кажется, М23 (и вполне возможно, Руанда) смогли извлечь уроки из поражения в 2013 г. Тогда проблема была в том, что в движении не было ни политического лидера, ни собственной программы — кроме фиктивной, призывавшей к революции по всему ДРК. Теперь же в подконтрольную повстанцам Гому прибыл Корней Нангаа — первая политическая фигура «национального масштаба» и без этнической привязки к тутси.
4) Противостояние хуту, тутси и других этничностей востока ДРК — неотъемлемый элемент конфликта. Политическая и социальная изоляция тутси и хуту создала (и до сих пор создаёт) благодатную почву для мобилизации людей на борьбу. Появление их «организаций» на востоке ДРК фактически вынесло их противостояние, приведшее к геноциду в Руанде в 1994 г., за границы на восток ДРК. Только теперь его в своих интересах могли использовать как власти ДРК, так и власти Руанды. Уже многие годы в регионе сохраняются предпосылки для конфликта на меж- и даже внутри-этнической почве — в зависимости от колеблющейся политико-территориальной или личной лояльности той или иной группы. В то же время идеи «большой Руанды» создают и подпитывают «реваншистские» настроения в руандийском правящем классе.
5) Главной целью нынешней итерации конфликта может стать борьба за «место» в Киншасе. Это, в свою очередь, возвращает нас на траекторию первой конголезской войны. И кажется, что пока все многочисленные и потенциальные медиаторы и посредники – отвергнутая Турция, зашедшая в тупик Ангола, понёсшая репутационные издержки ЮАР (что уже вылилось в трения с Руандой), дипломатия экстренных саммитов ВАС и САДК, челночная дипломатия Франции – ищут разные решения и действуют разрозненно («а вдруг кому повезёт?»), пытаясь попутно решить свои проблемы, М23 действует гораздо увереннее, желая навсегда остаться «контролёром» востока ДРК и намереваясь иметь, как минимум, союзника в Киншасе.
6) Внимание международного сообщества к Конго в свете соперничества за критические ресурсы ситуацию с конфликтом в регионе лишь усугубляет. Теневой экспорт сырья из этого региона – вне зависимости от того, через какую «сторону» он идёт – в последние годы усиливается, а не снижается. Постепенное расширение зоны контроля М23 расширяет для него и возможности обложения местного населения поборами, что играет гораздо большую роль в обеспечении повседневной деятельности М23, чем контроль над минеральными ресурсами, «монетизация» которых не столь быстрый, лёгкий и подконтрольный повстанцам процесс. Поэтому добыча минерального сырья (в Северном Киву добывают тантал, касситерит, кобальт, вольфрам, золото, алмазы, турмалины, пирохлор) — может, и катализатор конфликтности на востоке ДРК, и фактор прямого интереса со стороны региональных и внерегиональных игроков. Однако её вряд ли стоит считать независимой переменной, без которой конфликт сойдёт на нет, поскольку возможности извлекать материальную выгоду из контроля над востоком ДРК у М23 сохранятся.
#конго #руанда #м23 #киву #дрк