За четыре моря

Один мой старый друг, заезжавший в Дубай на COP28, познакомился там с делегатом из Тувалу. Оказывается, очень любопытное место – страна буквально тонет и пытается перенести себя в цифровой мир, заодно убедив других в том, что государство без территории имеет право на существование.

Тувалу, как и все островные карлики – забавный побочный эффект Вестфальской системы и деколонизации. Когда-то сильные мира сего решили, что Земля без остатка должна быть разделена между государствами, а их границы должны оставаться нерушимыми. Крошечные территории на периферии немного не вписывались в эту концепцию, но до них никому не было дело - так что они тоже получили статус полноценных странам.

Конкретно Тувалу – это несколько островов в Тихом океане с населением чуть больше 11 тысяч человек. Свои несчастные 4000 долларов ВВП на душу населения они зарабатывают продажей рыбы и эксплуатацией своего государственного статуса: Тувалу неплохо получает с продажи домена .tv, а еще приторговывает своим местом в ООН (скажем, суверенитет Тайваня признает всего 13 государств, почти все из них – маленькие островные страны).

Но поскольку ширина островов – буквально несколько десятков метров, текущую территорию Тувалу может почти полностью затопить уже к 2100 году.

Проблема в том, что по букве закона государство не может существовать без территории. Точнее, есть экзотические варианты: у Мальтийского Ордена нет территории, зато его паспорта признает больше 100 стран. Но полноценным государством Орден все-таки не является – в ООН у него только статус организации-наблюдателя.

Вариантов у Тувалу немного.

Во-первых, можно купить территорию у другой страны. Но государства обычно считают свои границы неприкосновенными, так что получить даже самый замшелый кусочек земли очень сложно.

Во-вторых, можно присоединиться на правах региона к кому-нибудь из соседей. Но извлекать ренту из государственного статуса уже не получится, так что лидеры Тувалу точно будут выступать против этого варианта. Представьте, что из президента страны вы стали главой крошечного австралийского муниципалитета: на Давос не позовут, да и Тайвань перестанет присылать жалованье.

Наконец, можно стать виртуальным государством. Сейчас Тувалу снимает ролики о том, как перенесет свою территорию в метавселенную, но это все – только мишура. Настоящей революцией будет, если Тувалу сможет сохранить официальный статус государства, не имея территории. Население переберется куда-нибудь в Австралию, но сохранит гражданство, а правительство Тувалу продолжить торговать голосами в ООН и регулировать добычу рыбы возле затопленных островов.

Это создает очень интересный прецедент.

Сейчас многие карликовые государства торгуют своими паспортами, предоставляя гражданство как сервис - набор услуг вроде безвизового въезда, никак не связанный с конкретной территорией. Виртуальному государству заниматься этим будет еще удобнее. Более того, если территория перестанет быть необходимым условием существования государства, то, возможно, кому-то удастся создать совершенно новую страну «с нуля». Конечно, таким структурам никто не даст членства в ООН, но даже право на выдачу паспорта сильно бы изменило мир.

Если просить за гражданство приличные деньги и отсеять из числа кандидатов людей с сомнительным прошлым, вполне возможно договориться с другими государствами о комфортном юридическом статусе – например, безвизовом режиме и упрощенном открытии банковских счетов и бизнесов.

К тому же виртуальная страна вполне может обеспечить весь базовый набор государственных услуг, работая как гигантская страховая компания. Вы удаленно платите налоги, а в обмен получаете медицину и пенсию – только без привязки к географии, в любой стране мира.

Ну и если качество услуг в одном государстве вам не понравится, всегда можно уйти к конкурентам. Конечно, от затопления Тувалу до такой либертарианской утопии - долгий путь, но следить за этим будет интересно.

На позапрошлых выходных я проплыл «половинку» Oceanman – 5 км. Возрастная категория «20-29» оказалась самой медленной, так что я даже занял четвертое место, пускай и безнадежно отстал от сорокалетних. Страсть к марафонам, триатлонам и прочим способам конвертации продолжительного страдания в удовольствие обычно ударяет в голову вместе с кризисом среднего возраста - уже после 30.

Заодно хочу взять публичное обязательство: до конца следующего года проплыть полную дистанцию – 10 км. Тренироваться мне лень, но стыд перед другими людьми обычно сильно мотивирует. К тому же прошлый пост собрал столько прекрасных яростных комментариев, что я уверен: вам будет приятно назвать меня безвольной овцой, если через год я не отчитаюсь о проплытой десятке. Эта мысль будет согревать меня на утренних тренировках.

В поведенческой экономике это называется commitment device – на русском это можно назвать устройством самопринуждения. Логика тут простая: вы отлично понимаете, что, например, тренироваться каждый день – правильное решение. Издержки: по утрам придется немного пострадать. Награда: через 3 года вы будете в прекрасной форме. Когда эти действия вы только планируете, награда выглядит гораздо привлекательнее, чем издержки.

Проблемы начинаются в тот момент, когда нужно отправиться на тренировку. Прекрасная форма все еще где-то далеко, а рано проснуться надо прямо сейчас. Награду в будущем мы всегда дисконтируем - считаем менее значительной, чем то, что происходит здесь и сейчас, так что издержки в моменте легко перевешивают, и на тренировку мы не идем.

Устройство самопринуждения – это любая договоренность, которая переносит награды и издержки из будущего в настоящее. Если вы публично пообещали другу, что будете ходить на тренировки каждый день, то утром, отключая будильник, подумаете уже не о потере эфемерного здоровья через много лет, а о том, что опозоритесь прямо сейчас.

Финансовые стимулы работают еще лучше: я, например, плачу младшему брату штраф за каждую неделю, когда не прочитываю книгу (последние полгода - за каждые две недели). Это очень мотивирует – особенно в последние часы перед дедлайном.

Те же принципы работают и в глобальном масштабе.

Классический пример: людям предложили положить деньги на шестимесячный депозит, средства с которого они получат назад только в том случае, если бросят курить (на слово, конечно, не верили – проверяли мочу на содержание никотина). Эффект был небольшим, но заметным: те, кому предложили депозит, бросали курить на 3 процентных пункта чаще, чем контрольная группа.

Похожим образом работает гениальный beeminder – вы подключаете туда любое приложение, замеряющее какой-нибудь показатель, и определяете свое наказание за невыполнение целей: скажем, списываете $10 со счета, если за день прошли меньше 10,000 шагов.

Часто говорят, что идеальное государство – это сервис, облегчающий жизнь людей. И если людям так сложно принимать решения с долгосрочными выгодами – может быть, государство должно с этим помочь? Beeminder используют только гики, а труднодостижимые цели есть у каждой бабушки из Перми.

Если подключить воображение, то можно представить такую функцию на госуслугах. Каждый человек выбирает нужные ему цели (конечно, из числа тех, которые были сочтены общественно полезными – вроде спорта или образования), чтобы обрушить на себя всю мощь государства в случае их невыполнения. Конечно, участие в такой программе - абсолютно добровольно, но, в отличие от beeminder, просто отменить договор нельзя, да и санкции можно сделать разнообразнее – от небольшого штрафа до исправительных работ, если вы считаете себя совсем уж безвольным.

Получается, вы создали себе своего личного, ручного Левиафана – теперь он заставляет вас делать именно то, что хотите вы.

Впрочем, с государством, как всегда, есть только один крошечный минус. Я был бы рад, если за каждую неделю без чтения мне приходил бы штраф, но очень расстроился бы, если госуслуги определяли, какую именно книгу я должен прочитать в этот раз. А Левиафаны, даже ручные, склонны к такому поведению - так что лучше буду по старинке платить штрафы брату.

Еще с дремучих времен расцвета ЖЖ я читаю одного сильно пропутинского блоггера – фрицморгена. Сейчас он уже совсем не так убедителен, как раньше, но привычки – страшная сила, так что я до сих пор проглядываю его рассказы про мерзких западных леваков, которые непременно заставят мир жить по подписке, не владея ничем, кроме личного велосипеда; мыться раз в неделю ради снижения углеродного следа; и есть насекомых вместо гречки с котлетой.

Поедание каких-нибудь червей вообще выглядит настолько неестественно, что эту метафору регулярно используют, чтобы показать заговор власть имущих. Пон Джун Хо, режиссер «Паразитов», снял еще и красивый постапокалиптический «Сквозь снег». Там в замерзающем мире люди спаслись на одном-единственном поезде, колесящим по бесконечной железной дороге. Обитатели местных плацкартов подняли бунт и обнаружили, что батончики, которыми их кормили, сделаны из каких-то отвратительных слизняков - вот и вскрылась гнилая сущность начальников поезда.

Но от меня сегодня будет два тезиса. Первый: вполне возможно, что жуков многим из нас и правда предстоит попробовать. Второй: это прекрасно!

Производство насекомых на прокорм – уже довольно большой бизнес объемом в несколько миллиардов долларов. Недавно во Франции выпускники McKinsey привлекли почти полмиллиарда долларов инвестиций и открыли самый большой завод в мире, где в год производят 15,000 тонн белка из насекомых.

Пока эти тонны идут на корм скоту, но некоторые крупные стартапы планируют делать из насекомых и пищу для людей (пока что в виде протеинового порошка или батончиков).

Основных причин переходить на насекомых две. Во-первых, это более экологично, чем традиционные источники белка вроде мяса – грамм протеина из сверчков потребует в разы меньше воды и снизит выбросы СО2 в десятки, а то и сотни раз.

Во-вторых, это дешевле – по крайней мере, потенциально. Пока что технологию не отточили до совершенства, да и масштабы недостаточны, но в будущая экономия – один из главных аргументов для инвесторов. Кормить сверчков можно отходами, а растут они в разы быстрее коров.

И цена - это очень важный аргумент. Фразы о голодающих африканских детях звучат банально, но в мире все еще недоедают 700 миллионов человек. Обычно им не хватает именно белка: в бедных африканских странах до сих пор едят порядка 10 кг мяса на человека в год (в России, для сравнения, больше 80 кг). Даже курица стоит для этих людей слишком дорого, а радикально снизить стоимость ее производства не так-то просто.

Если стоимость белка из насекомых удастся порезать так, как обещают производители, то это будет отличным решением – в некоторых жуках много полезных веществ, а отсутствие сахара и жиров делает их еще и полезными для борьбы с ожирением и диабетом, которые становятся проблемой, как только страна выбирается из нищеты.

И не думаю, что есть жуков будут только бедняки. Если абстрагироваться от ваших эмоциональных переживаний от пережевывания какого-нибудь слизня, становится очевидно, что наши пищевые предпочтения довольно случайны. 98% жителей Лаоса ели насекомых хотя бы раз в жизни, да и французские крестьяне еще в XIX веке с удовольствием готовили суп из майских жуков. Потом жуки поумирали от пестицидов, а иначе мы бы наверняка смаковали это блюдо в парижских ресторанах вместе с лягушками.

Тут я вспоминаю знаменитый пример Хайдта: представьте, что ваш знакомый по пятницам покупает в «Пятерочке» замороженную курицу и занимается с ней сексом. Кажется ли вам, что он совершает морально плохой поступок? Большинство этических систем связывают естественное отвращение и аморальность, так что секс с курицой, как и обед из слизняка, будет вызывать не просто легкое чувство тошноты, но и порицание.

А вот западная либеральная система морали уникальна тем, что помогает людям преодолеть естественное отвращение, выдавая взамен утилитаристский калькулятор: если курица не страдает, то ничего аморального здесь нет. Если в жуке много протеина, то это замечательная еда. Так что перестроиться западному человеку будет даже проще.

По-моему, очень здравый подход.

​​Многие люди гордятся тем, что ничего не принимают на веру, полагаясь только на факты. Проблема в том, что многое из того, что мы привыкли считать объективным описанием реальности, на самом деле – довольно шаткие конструкции, выстроенные на десятках допущений.

C фактами о физическом мире все просто: Земля - круглая, от Москвы до Парижа – примерно 3000 километров, дуб - дерево, смерть неизбежна. По привычке хочется думать, что социальный мир устроен примерно так же - но это не так.

Возьмем простой факт, аналог “экономического расстояния” от Москвы до Парижа – ВВП. США - самая крупная экономика мира, Китай в 2022 году вырос на 3%, а российский подушевой ВВП, увы, пока поменьше французского. Казалось бы, это высеченные на сайте Всемирного банка истины, беспристрастно описывающие мир таким, какой он есть – без идеологии, политики и личных пристрастий.

Но относиться к этим цифрам нужно осторожно. Наткнулся на отличное исследование: Луис Мартинез из Чикагского университета сравнил, насколько хорошо декларируемый рост ВВП соответствует изменениям в уровне ночной освещенности, которые регистрируют спутники (если ваша экономика растет, то и света в ней будет больше – экономисты давно используют это разумное предположение).

Результаты – на картинке ниже. В демократиях логика работает идеально: чем больше ВВП – тем больше света. А вот в авторитарных режимах закономерность почему-то сломалась: за последние 20 лет они отчитались о росте ВВП на 147%, а освещенность выросла всего на 76%. Китай заявлял, что его ВВП вырос почти в пять раз, но территория страны стала ярче чуть больше, чем в два с половиной раза. Вывод Мартинеза очень простой: авторитарные лидеры врут, завышая данные об экономическом росте. Проверить их толком все равно никто не может – что IMF, что Всемирный банк вынуждены опираться на национальную статистику.

Если Мартинез прав, то это радикально переворачивает наше представление о мире: растущий в два раза медленнее Китай – совсем не та история о новом мировом гегемоне, в которую мы привыкли верить. Но я бы на вашем месте сомневался не только в изначальных цифрах ВВП, но и в результатах исследования: слишком уж идеально данные вписываются в нарратив о лживых автократиях.

Во-первых, освещенность – не идеальный показатель для измерения ВВП: например, она плохо отражает изменения в ВВП сельскохозяйственных районов из-за невысокой плотности населения. А два разных спутника вообще могут выдать абсолютно разные результаты для одной и той же территории.

Во-вторых, завышение роста ВВП аж в два раза наверняка бы заметили – тем более если речь идет о Китае, за экономикой которого следят сотни исследователей.

Впрочем, Мартинез наверняка прав хотя бы отчасти. К китайской статистике со скепсисом относятся не только исследователи, но и чиновники: благодаря Wikileaks мы знаем, что ныне покойный Ли Кэцян как-то признался американскому послу, что и сам не слишком доверяет региональным данным по ВВП, а ориентируется на цифры энергопотребления, грузоперевозок и объема кредитования. Экономисты поступают так же: ищут подходящий прокси, чтобы оценить истинный размер ВВП - от пассажирского трафика до продаж нижнего белья.

И хотя есть те, кто уверен, что любые данные от КПК – это мусор, большинство все же считает, что если китайцы и приврали, то скорее на несколько процентных пунктов за десяток лет. Даже внешние данные, вроде информации об импорте китайских товаров от стран-покупателей, говорят о том, что Китай вряд ли завысил свой рост ВВП в два раза.

Вывод простой: пока у нас нет точного способа понять, кто прав – Мартинез или китайские статистики, не стоит забывать, что абстрактные категории вроде ВВП обычно помогают нам понять мир, но иногда – вводят в заблуждение. Возможно, вы узнаете об экономике Китая больше, если разберетесь, сколько автомобилей он экспортирует (уже вышел на второе место в мире и окажется на первом совсем скоро), чем если узнаете, когда он обгонит США по ВВП (скорее всего, где-то во второй половине 30-х).