SAVVA сulture

Когда в пятницу вечером решила пересмотреть один из своих самых любимых фильмов:

«Пришел Гена Шпаликов, принес бутылку шампанского в авоське и сказал, что придумал для меня классный сценарий. И рассказал:

– Дождь, посреди улицы идет девушка босиком, туфли в руках. Появляется парень на велосипеде, медленно едет за девушкой. Парень держит над девушкой зонтик, она уворачивается, а он все едет за ней и улыбается… Нравится?

– И что дальше?
– А дальше придумаем.

Гена поставил на стол бутылку шампанского, достал из серванта бокалы. Шампанское было теплым, и, когда Гена открывал, полбутылки вылилось на свежевыкрашенную клеевой краской стену.

– Хорошая примета! – обрадовался Гена.

Но мама, когда увидела пятно на стене, не очень обрадовалась. Два дня назад у нас закончился ремонт, который длился три месяца. А через полтора года, после премьеры фильма в Доме кино, мама сказала, что не против, чтобы Гена забрызгал шампанским и другую стену, – если будет такой же результат.

В прошлом году меня познакомили с французским продюсером. Он поинтересовался, какие фильмы я снимал. Переводчик перечислил. Среди прочих назвал и «Я шагаю по Москве».

– Это не тот фильм, где идет девушка под дождем, а за ней едет велосипедист?

Сорок лет прошло с тех пор, как фильм показывали во Франции, а он запомнил именно то, с чего все началось…»

Из книги Георгия Данелии «Безбилетный пассажир»

Мое состояние каждый вечер перед сном:

«Завтра встану пораньше и постараюсь провести день как можно полнее. Проклятая лень! Какой бы я был славный человек, коли бы она мне не мешала».

Лев Толстой

Наконец-то добралась до выставки «Люба, Любочка. Любовь Сергеевна Попова. 1889−1924» в Еврейском музее и центре толерантности, посвященной жизни и творчеству одной из самых известных «амазонок» авангарда Любови Поповой.

Интересный факт, «Любочкой» Попову впервые назвал коллекционер Георгий Костаки, который даже не был с ней знаком. Именно он внес большой вклад в сохранение наследия художницы. У Поповой был родной брат Павел, в квартире которого в Плотниковом переулке хранились картины сестры. Их и выкупил Костаки. А еще поехал к пасынку Павла Попова на дачу под Звенигород. Так Костаки обнаружил, что работой Любови Поповой заколочено окно. Продать произведение пасынок отказался, а вот обменять на аналогичный по размеру лист фанеры был согласен.

В экспозицию вошли 280 живописных и графических произведений художницы и ее современников: Пабло Пикассо, Андре Дерена, Анри Ле Фоконье, Казимира Малевича, Александра Веснина, Надежды Удальцовой, Варвары Степановой, эскизы тканей, биографические документы и фотографии, многие из которых показаны впервые.

Вчера вечером была на концерте у своего друга и невероятно талантливого пианиста и композитора Риада Маммадова. Риад презентовал свой новый проект East of Eden — два альбома авторских сочинений, которые стали итогом размышлений музыканта последних лет о музыке Восточного Ренессанса. 

Для меня этот вечер стал настоящим музыкальным путешествием, где так тонко соединились восточные и западноевропейские мотивы, стихи средневековых и современных поэтов, мыслителей и философов, русская фортепианная школа. Два часа на одном дыхании!

Риад, выпускник Московской консерватории, известен как исполнитель произведений классического академического репертуара и как музыкальный новатор, который развивает в России и мире направление джаз-мугам, ставшее сферой его сценических и научных интересов. Восток проникает в программы музыканта и впрямую, и иносказательно, выражаясь в манере исполнения, найденных интонациях и мотивах. Публике пианист знаком по сольным концертам и совместным проектам с дирижером Теодором Курентзисом и его оркестром musicAeternа, а также по альбомам с классическим и авторским репертуаром.

С удовольствием делюсь ссылками на оба альбома проекта. А если у вас есть возможность, очень советую посетить его концерты 6-го февраля в Москве в Зарядье и 7-го февраля в Петербурге на Новой сцене Александринки, вживую эта музыка звучит просто потрясающе!

Ссылка на альбом East of Eden
Ссылка на альбом East of Eden II

Карл Брюллов высоко ценил свой талант и был очень разборчивым художником. Он не раз отказывался писать портреты людей, чьи лица считал неинтересными или скучными. Он даже портрет императора Николая I не написал! Та же история вышла и Натальей Николаевной Гончаровой.

Брюллов не посчитал жену Пушкина красавицей: ему не понравились её глаза - они были близко посажены, да ещё и косогласие имело место (косоглазие Натальи Николаевны — известный факт, сам Пушкин называл её «косоглазой мадонной»).

Племянник Карла Брюллова Пётр Соколов (тоже художник) объяснял, почему Брюллов не стал писать портрет жены Пушкина, не стесняясь в выражения:

«Все вокруг говорят: Карл Брюллов — гений! Гений! А я вот что скажу: в страшном сне не привидится жить рядом с гением, или, не дай господи, состоять в его близких родственниках.

Доказать? Пожалуйста: великий стихотворец Пушкин сколько раз просил его написать портрет Натальи Николаевны? Мой дядюшка Александр ее писал — дивно хороша. А Карл что же?.. Услышав, что у поэта жена — эдакий розанчик, с ним на дачу поехать изволил, глянул наметанным глазом и заартачился писать, ссылаясь на то, будто бы она косая!

Именно так хамски и выразился! Не верите мне, спросите дружка его Тараса Григорьевича Шевченко, он сам об этом неоднократно упоминал и будто бы даже опубликовал где-то, шельма…»

По воспоминаниям современников эта еле заметная особенность Натальи Николаевны не помешала ей стать одной из первых красавиц высшего общества Российской империи того времени, а портрет самого Александра Сергеевича Карл Брюллов написать очень хотел, но не успел. Роковая дуэль Пушкина с Дантесом состоялась буквально за день до назначенного художником поэту сеанса портретирования.

Среди портретов Наталии Николаевны Гончаровой – жены великого русского поэта Александра Сергеевича Пушкина, выделяется один – написанный акварелью художником Брюлловым, но не известным нам Карлом, а его братом Александром.

Александр Брюллов закончил писать портрет Натальи Гончаровой в 1832 году. В то время она уже была замужем за Александром Сергеевичем Пушкиным и ждала первенца. Несмотря на беременность, Натали идеально получилась на портрете, незаметно даже ее косоглазие, которое художник легким движением кисти превратил в кокетство и очарование. И это единственный портрет, на котором она написана анфас, на всех остальных полотнах ее изображали или в профиль, или со слегка повернутой головой.

Изначально Пушкин планировал, чтобы дивный образ его юной супруги запечатлел на холсте знаменитый художник Карл Брюллов, однако в 1831 году тот жил в Италии, с поэтом ему довелось познакомиться лишь в 1835 году. Пушкин восхищался работами «Великого Карла», даже посвятил несколько строк его картине «Последний день Помпеи», написанной в период с 1830 по 1833 годы, и Брюллов платил ему взаимностью, в свою очередь, восторгаясь умением гения писать стихи.

«Я успел уже посетить Брюллова. Он очень мне понравился. У него видел я несколько начатых рисунков и думал о тебе, моя прелесть. Неужто не будет у меня твоего портрета, им писанного? Невозможно, чтоб он, увидев тебя, не захотел срисовать тебя…», — писал Александр Сергеевич своей жене.

Когда Карл Брюллов перебрался из Москвы в Петербург, общение поэта и художника продолжилось. Широко известен визит Брюллова в гости к Пушкину: поэт, словно демонстрируя гостю своё семейное счастье, поочередно выносил и показывал живописцу своих полусонных детей. Карл Брюллов этим не впечатлился и даже резко спросил Пушкина, зачем тот вообще женился? (Сам Брюллов в эту пору ещё убеждённых холостяк - но через два года он женится, настолько неудачно, что развод последует через месяц с небольшим).

Люди семейные редко едят вне дома; в России — почти никогда. Не помню случая, чтобы она или папа сидели за столиком в ресторане — ну или хотя бы в кафетерии. Мама готовила лучше всех на свете, исключая, быть может, Честера Калмана, но тому было из чего готовить. Чаще всего я помню ее на кухне: в фартуке, раскраснелась, очки немного запотели — отгоняет меня от плиты, а я пытаюсь стянуть что нибудь с конфорки. На верхней губе капельки пота; коротко стриженные и крашенные хной, а так — седые волосы растрепались кудряшками. «Иди отсюда! — восклицает она. — Нетерпеливый какой!» Такого я больше не услышу.

И не увижу, как открывается дверь (как ей удавалось, держа при этом обеими руками кастрюлю или две здоровенные сковородки? Опускала их на ручку и надавливала всей тяжестью?) и она вплывает с нашим обедом-ужином-чаем-десертом. Папа читал газету, я не отрывался от книги, пока не позовут, и она знала, что помощи от нас не дождаться, да и неуклюжие мы. Мужчины в ее семье об учтивости знали больше, чем сами были на нее способны. Даже когда проголодаются. «Опять своего Дос Пассоса читаешь? — замечала мама, накрывая на стол. — А Тургенева кто будет?» — «Чего ты от него хочешь? — вторил ей отец, складывая газету. — Одно слово — лодырь».

Фрагмент из эссе Иосифа Бродского «Полторы комнаты», 1985.

🖼️ Иосиф Бродский с мамой Марией Моисеевной Вольперт

Очень хочется увидеть эти интерьеры своими глазами.

Мне, как человеку, исходившему все доступные для посещения московские особняки, эта новость особенно приятна. Давно хотела попасть в историческое здание мэрии Москвы на Тверской, 13.

Особняк был построен в 1782 году Матвеем Казаковым для московского генерал-губернатора Захара Чернышева.

После смерти Чернышева казна выкупила дом — с этого момента он стал резиденцией московских градоначальников. В 1917 году сюда въехало рабоче-крестьянское городское правительство — в доме расположился Московский совет рабочих и солдатских депутатов (Моссовет). А с 1993 года строение принадлежит Правительству Москвы.

https://www.theartnewspaper.ru/posts/20250127-zwms/

Не сразу узнала на этом кадре, снятом специально для русского Vogue, часть знаменитой скульптуры коней Клодта на Аничковом мосту.

Пятого марта 1974 года импресарио вошел в офис Рокфеллера. Внезапно ему стало плохо, он упал на пол, и врачи скорой помощи смогли лишь констатировать смерть от инфаркта. Этому человеку, который умер, разрабатывая очередной грандиозный проект, было 85 лет.

Галина Вишневская написала о нем: «Со смертью великого артиста уходит его искусство, и заменить его невозможно. Так нельзя заменить и Юрока».

Советские артисты относились к нему с особой нежностью. Но, разумеется, не стоит изображать Юрока добрейшим старичком, раздающим направо и налево подарки и контракты. Жесткий менеджер, он работал лишь с теми звездами, которые могли обеспечить кассу. Майя Плисецкая вспоминает, что когда Марка Шагала пригласили создать панно для Метрополитен-оперы, то, решив последовать примеру Микеланджело, изображавшего на фресках своих недругов, он пообещал: «Импресарио Юрока я впишу в свое панно в одеждах лихоимца». Правда, свое намерение художник так и не исполнил.

Начав работать с одним из последних своих клиентов — Рудольфом Нуреевым, Сол быстро изменил принцип организации балетных гастролей, ориентируясь теперь не на огромный коллектив, а на единственную звезду. Как мрачно отмечал в 1975 году обозреватель «Нью-Йорк таймс» Клайв Барнс: «Едва Юрок понял, что все, что ему нужно, чтобы деньги текли рекой, — это выступления Нуреева, а вовсе не таких монстров, как Большой или Королевский балет, причем Нуреева в любом окружении, — будущее балетных трупп во всем мире оказалось предопределенным».

Рудольф Нуреев стал последним драгоценным приобретением Юрока. По свидетельству Отиса Стюарта, биографа танцовщика, Сол, заключив с Рудольфом контракт, первым делом застраховал в компании Ллойда его ноги. Результатом сотрудничества импресарио и танцовщика стала триумфальная «Спящая красавица», балетный спектакль, с которым Нуреев объездил весь мир.

Потом у Сола возникла идея организовать концерт «Рудольф Нуреев и его друзья» в одном из крупнейших залов Нью-Йорка «Радио Сити Мьюзик-Холл». Финансовые вопросы он собирался обсудить со своим другом Дэвидом Рокфеллером, президентом Chase Manhattan Bank.

В 1953 году умирает Сталин. С приходом Хрущева железный занавес утрачивает свою непроницаемость. Те немногие, кому удавалось побывать в Москве и Ленинграде, возвращаясь на Запад, рассказывают, что там, оказывается, успело вырасти поколение замечательных артистов.

Юрок решил стать тем человеком, который откроет Америке современное советское искусство. Эти планы понравились и в Кремле. Хрущев начал курс на сближение с Западом, кроме того, страна нуждалась в валюте. С 1956 года и до конца жизни Соломон Израилевич каждый год посещал свою бывшую родину. Он привозил на Запад Большой театр и Мариинку (в ту пору еще носившую устрашающее имя Театра имени Кирова), Эмиля Гилельса, Давида Ойстраха, Владимира Ашкенази, МХАТ, ансамбль Моисеева, Людмилу Зыкину, ансамбль «Березка», Театр кукол Сергея Образцова.

Юрок занимался не только импортом артистов, но и экспортом, он устраивал, например, в Москве гастроли Исаака Стерна. Журналист из «Тайм» по этому поводу заметил, что культурный обмен между Америкой и Советами — это когда «русские посылают к нам своих евреев из Одессы, а мы посылаем им наших евреев из Одессы».

Юроку неизменно сопутствовал успех. Фотографии артисток Большого театра публиковались на первых полосах газет под шапкой «Лучшее, что экспортирует Россия». В западной массовой культуре тех лет можно было встретить два образа русской женщины. Первый — это страшная, высохшая и мужеподобная «товарищ полковник КГБ». Вторая — балерина или певица, существо поэтическое и неземное. Юрок привозил в Америку и тех, и других. Первых, конечно же, в качестве обязательной нагрузки.

🖼️ Галина Уланова и Сол Юрок

В поисках талантов Юрок стал все чаще наведываться на свою бывшую родину. Там уже успела произойти революция, но и что с того? Тем больший интерес вызывали в Соединенных Штатах гости из страны большевиков. Юрок привез из Москвы еврейский театр «Габима», хотел организовать гастроли балетной школы Айседоры Дункан, но эта затея сорвалась, и в Нью-Йорк прибыли лишь сама Айседора с Сергеем Есениным.

Местные власти запретили им сходить на берег — вдруг знаменитая пара разожжет в Новом Свете пожар мировой революции? Солу пришлось срочно отправлять телеграмму президенту США Уоррену Гардингу, и тот счел, что артисты не представляют опасности для страны, но с Есенина на всякий случай взяли подписку, что он не будет публично исполнять в Америке «Интернационал».

Приезжая в Москву, импресарио общался с самыми разными людьми, в том числе и с советскими вождями. Однажды его принял сам Сталин. Вождь народов хотел, чтобы господин Гурков посодействовал ему в важном государственном проекте — возвращении на родину Шаляпина.
«Мы дадим ему дом в Москве и в деревне», — пообещал вождь. Федор Иванович, однако же, не оценил, как хорошо иметь домик в деревне, и в Россию не вернулся.

Но чем дальше, тем труднее становилось взаимодействовать с советскими властями. Привезти в Америку артистов Большого театра (о чем Юрок мечтал) было не легче, чем отправить их на Луну. За границу выпускали лишь дипломатов да шпионов. В конце 1930-х годов железный занавес окончательно опустился, и Юрок перестал ездить на Восток, тем более что у него и на Западе хватало дел.

И все же в 1921 году Федора Ивановича удалось буквально силком затащить в Нью-Йорк. Когда океанский лайнер огибал статую Свободы, Солу, вероятно, казалось, что самое трудное позади. Однако эти гастроли превратились в чистейший кошмар, который не закончился катастрофой исключительно благодаря хладнокровию Юрока и его умению договариваться. История отношений импресарио с певцом даже приведена в качестве поучительного примера в простенькой, но когда-то страшно популярной книге Дейла Карнеги «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей».

По версии автора, бывало, что Шаляпин звонил в полдень и заявлял: горло у него — как рубленый шницель, чувствует он себя ужасно и вечером выступать никак не может. Нет, мистер Юрок не принимался спорить и уговаривать. «Он мчится в отель к Шаляпину, насквозь пропитанный сочувствием. «Как жаль! — сетует он. — Какая досада! Мой бедный друг! Конечно, вы не можете петь! Я сейчас же расторгну контракт. Правда, это обойдется вам в пару тысяч долларов, но это пустяки по сравнению с вашей репутацией!» Шаляпин вздыхает и говорит: «Можете заглянуть ко мне попозже? Приходите часов в пять. Посмотрим, как я буду себя чувствовать». В конце концов знаменитый бас выходит на сцену и, естественно, вызывает восторги слушателей.

После довольно жалкого концерта величайший Мефистофель оперной сцены был отправлен за город — пить теплое молоко, а Юрок тем временем занялся обработкой публики: он то пускал слух, что певец обрел голос и не сегодня завтра выйдет на сцену, то намекал, что скорее всего концерт не состоится. Напряжение росло, и когда Шаляпин все же выступил в Метрополитен-опере, все закончилось триумфом. С тех пор в течение восьми лет Юрок регулярно привозил певца в Америку. Вообще, эти первые шаляпинские гастроли стали для импресарио школой выживания. После этого ему уже ничего не было страшно.

И тогда Юрок задумался: а действительно ли классическую музыку в состоянии понять лишь немногие знатоки? Быть может, если правильно поставить дело, балерина даст не меньшие сборы, чем куплетист из мюзик-холла? Только для этого надо выполнить три условия. Исполнители должны быть первоклассными. Каждого следует представлять как нечто уникальное. И хотя бы часть билетов нужно сделать недорогими.

Постепенно он стал среди своих пролетарских соратников «ответственным за культуру». Артисты с удовольствием соглашались работать с доброжелательным, умным, общительным молодым человеком, к тому же прекрасным организатором. Через несколько лет, накопив денег и опыта, он основал компанию S. Hurok Attractions, Inc. К тому времени Сол уже был женат на Тамаре Шапиро, однако не слишком много времени проводил у домашнего очага, рыская по всему миру в поисках исполнителей.

Особенно его интересовали российские артисты. Он занялся организацией турне Анны Павловой, и эта звезда, капризная, с отнюдь не легким характером, нежно называла его «мой Юрочек». Сложнее было с Шаляпиным, о сотрудничестве с которым Сол мечтал много лет: во время предыдущих американских гастролей в 1907 году певца жестоко раскритиковали нью-йоркские газеты, и с тех пор он решил обидеться на эту страну.

Израиль Гурков дал Соломону денег, чтобы тот смог получить образование в Харьковском коммерческом училище. Но один из приятелей юноши предложил ему и его невесте Тамаре Шапиро совершить более серьезное путешествие — отправиться за океан, в Соединенные Штаты Америки, как делали в те годы в поисках счастья многие обитатели черты оседлости.

Почему бы и нет? На отцовские деньги были куплены билеты. Трое молодых людей отправились в Нью-Йорк, где они никого не знали и где их никто не ждал. На въезде в страну чиновник, не дававший себе особого труда вслушиваться в дико для него звучащие фамилии новых американцев, в документах вместо «Гурков» написал «Юрок».

И вот он с новым именем и в новой стране. Ему доступно множество профессий — выбирай любую. И он долгое время занимался выбором. Работал курьером, продавцом в скобяной лавке, мойщиком бутылок, кондуктором трамвая. Не миновало молодого представителя трудового народа и увлечение левыми идеями — он стал ходить на рабочие митинги, а потом их организовывать.

Чтобы народ не скучал, речи ораторов перемежались выступлениями артистов, которые всегда готовы были поддержать социалистов. В свою очередь пролетарская публика награждала искренними аплодисментами исполнителей оперных арий и опусов для скрипки.

Пропала из эфира на выходные, чтобы вернуться к вам с потрясающий историей про знаменитого американского имперсссарио по имени Сол Юрок, уроженца маленького городка на западе Российской империи. Именно он определял культурную жизнь Америки в течение полувека. Благодаря ему в Новом Свете полюбили балет, а концерты классической музыки стали собирать стадионы слушателей.

Когда советский пинист Эмиль Гилельс должен был отправиться на гастроли в США, его американский импресарио Сол Юрок попросил привезти из Москвы сигары. Не то чтобы в Нью-Йорке стало совсем плохо с продукцией марок Dunhill или Cuevas Habanos. Однако же советские сигары были произведены в населенном пункте под названием Погар, маленьком городке, скорее, даже поселке, где много десятилетий назад, 9 апреля 1888 года, родился Соломон Гурков, будущий Сол Юрок.

В конце позапрошлого века Погар — заштатный город Черниговской губернии. Одноэтажные домики, несколько старых церквей. Примерно шесть тысяч человек населения. Самым популярным развлечением жителей была музыка. Вот и подросток, третий сын лавочника Израиля Гуркова, самостоятельно, без преподавателей освоил игру на популярнейшем здесь инструменте — балалайке. Играл ужасно. Но ни его, ни родителей это нисколько не огорчало. Отец хотел, чтобы сын стал коммерсантом — только более удачливым, чем он сам. Так в итоге и получилось. Только путь к успеху оказался долгим и непрямым.

«Существует большая разница между Римским-Корсаковым его автобиографии, знакомой большинству людей, и Римским-Корсаковым – моим учителем. Мой Римский, однако, был глубоко благожелательным, глубоко, и не показным образом, великодушным, и неприятным лишь по отношению к поклонникам Чайковского.

Я был очень к нему привязан и искренне его любил. Оказывается, он отвечал мне тем же, но узнал я об этом лишь после его смерти от его родных: при характерной для него сдержанности ему были чужды всякие излияния чувств.

Перед моим отъездом в деревню, где я всегда проводил каникулы, мы с женой зашли с ним проститься. Это была наша последняя встреча.

Вернувшись, у меня явилась мысль почтить память моего учителя. Я написал «Погребальную песнь», которая была испол­нена под управлением Феликса Блуменфельда  на первом беляевском концерте , посвященном памяти великого композитора. К несчастью, партитура этого произведения пропала в России во время революции вместе с множеством других оставленных мною вещей. Я забыл эту музыку, но хорошо помню мысль, положенную в ее основу.
Это была как бы процессия всех солирующих инструментов оркестра, возлагаю­щих по очереди свои мелодии в виде венка на могилу учителя на фоне сдержанного тремолирующего рокота, подобного вибрации низких голосов, поющих хором. Вещь эта произвела сильное впечатление как на публику, так и на меня самого. Было ли это вызвано общей скорбью или достоинством самого произведения, судить не мне».

Игорь Стравинский «Диалоги»

🖼️ Игорь Стравинский и Николай Римский-Корсаков

«Ах, были бы у меня деньги, купил бы я у Левитана его «Деревню» - серенькую, жалконькую, затерянную, безобразную, но такой от нее веет невыразимой прелестью, что оторваться нельзя: все бы на нее смотрел да смотрел. До такой изумительной простоты и ясности мотива, до которых дошел в последнее время Левитан, никто не доходил до него, да не знаю, дойдет ли кто и после».

Антон Павлович Чехов

🖼️ Исаак Левитан «Деревня. Зима»

«Пустынею и кабаком была моя жизнь, и был я одинок, и в самом себе не имел я друга. Были дни, светлые и пустые, как чужой праздник, и были ночи, темные, жуткие, и по ночам я думал о жизни и смерти, и боялся жизни и смерти, и не знал, чего больше хотел - жизни или смерти. Безгранично велик был мир, и я был один - больное тоскующее сердце, мутящийся ум и злая, бессильная воля.

И приходили ко мне призраки. Бесшумно вползала и уползала черная змея, среди белых стен качала головой и дразнила жалом; нелепые, чудовищные рожи, страшные и смешные, склонялись над моим изголовьем, беззвучно смеялись чему-то и тянулись ко мне губами, большими, красными, как кровь. А людей не было; они спали и не приходили, и темная ночь неподвижно стояла надо мною.

И я сжимался от ужаса жизни, одинокий среди ночи и людей, и в самом себе не имея друга. Печальна была моя жизнь, и страшно мне было жить.

Я всегда любил солнце, но свет его страшен для одиноких, как свет фонаря над бездною. Чем ярче фонарь, тем глубже пропасть, и ужасно было мое одиночество перед ярким солнцем. И не давало оно мне радости - это любимое мною и беспощадное солнце.

Уже близка была моя смерть. И я знаю, знаю всем дрожащим от воспоминаний телом, что та рука, которая водит сейчас пером, была бы в могиле - если бы не пришла твоя любовь, которой я так долго ждал, о которой так много, много мечтал и так горько плакал в своем безысходном одиночестве.

Бессилен и нищ мой язык. Я знаю много слов, какими говорят о горе, страхе и одиночестве, но еще не научился я говорить языком великой любви и великого счастья. Ничтожны и жалки все в мире слова перед тем неизмеримо великим, радостным и человеческим, что разбудила в моем сердце твоя чистая любовь, жалеющий и любящий голос из иного светлого мира, куда вечно стремилась его душа,- и разве он погибает теперь? Разве не распахнуты настежь двери его темницы, где томилось его сердце, истерзанное и поруганное, опозоренное людьми и им самим? Разве не друг я теперь самому себе? Разве я одинок? И разве не радостью светит теперь для меня то солнце, которое раньше только жгло меня?

Жемчужинка моя. Ты часто видела мои слезы - слезы любви, благодарности и счастья, и что могут прибавить к ним бедные и мертвые слова?

Ты одна из всех людей знаешь мое сердце, ты одна заглянула в глубину его - и когда люди сомневались и сомневался я сам, ты поверила в меня. Чистая помыслами, ясная неиспорченной душой, ты жизнь и веру вдохнула в меня, моя стыдливая, гордая девочка, и нет у меня горя, когда твоя милая рука касается моей глупой головы фантазера.

Жизнь впереди, и жизнь страшная и непонятная вещь. Быть может, ее неумолимая и грозная сила раздавит нас и наше счастье - но, и умирая, я скажу одно: я видел счастье, я видел человека, я жил!

Твой навсегда
Леонид Андреев»

4 февраля 1902 г.

Позже другими чернилами и почерком в конце страницы было подписано: «В посмертном издании моих сочинений это должно быть напечатано при первом томе.

28 ноября 1916 г.
Леонид Андреев».

Сын Андреева Вадим Леонидович выполнил пожелание отца.

К сожалению, семейное счастье длилось недолго. В Берлине 28 ноября 1906 года «родная и единая на всю жизнь» Александра Михайловна, родив сына Даниила, умерла от послеродовой горячки. Похоронена в Москве на кладбище Новодевичьего монастыря.

В 1902 году русский писатель Леонид Андреев женился на любимой женщине Александре Михайловне Велигорской - ему 31, ей 21. Они познакомились в 1896 году. Пятнадцатилетняя Шурочка-гимназистка без памяти влюбилась остроумного красивого студента. В своём дневнике она записала:

«В ночь с понедельника на вторник я видела Леонида во сне. И вот перед моими глазами рисуется картина: я на вокзале, сажусь в вагон, прощаясь с Леонидом, который тут же. Я слышу от него: Я вас люблю. На этой мысли я себя поймала. Мысленно же обозвала себя дурой».

Леонид Андреев также записал в своём дневнике: «По-моему, совершенно излишне рассказывать о том, как это случилось, что я полюбил Шурочку так горячо и так крепко... Почему все во мне тянется к Шурочке, как цветок к солнцу, и, как цветок без солнца, замирает без ее ласки?»

От времени знакомства до свадьбы Леонид и Александра восемь раз разрывали отношения, но любовь победила.

За несколько дней до свадьбы Андреев подарил невесте первый сборник своих рассказов, к которому приложил письмо:

Третий день ваш админ путешествует по горному Алтаю. Скажу честно, таких живописных зимних пейзажей я никогда не видела. И вот сегодня, изучая маршруты самой красивой дороги России, Чуйского тракта, я смогла воочию наблюдать пейзажи с картин Николая Рериха.

Учитывая общее количество художественных произведений, созданных Рерихом, трудно выделить из них те, которые посвящены именно Алтаю, тем более что большинство таких картин было создано после посещения Николаем Константиновичем этого заповедного края.

Кроме того, «художник столь широкого взгляда на жизнь придавал и картинам более обширное толкование, порой символическое, не ограничиваясь изображением определённой местности.

Мы знаем по рассказам местных старожилов, что Рерих ежедневно выезжал в горы на этюды; он никогда не расставался с мольбертом, рисовал и на выездах, и дома. В его комнате в доме Варфоломея Семеновича Атаманова, где останавливалась экспедиция художника, все стены были увешаны картинами и этюдами окрестных гор. Поэтому можно предположить, что за время пребывания на алтайской земле Рерихом было создано немало работ.

Дорогие друзья, от всей души поздравлю вас с наступающим Новым годом! В 2025-м нас ждет еще больше культурных открытий. Спасибо, что читаете и поддерживаете меня и мой канал Savva culture.

Сегодня для нас танцует Михаил Барышников, партия Принца в великом балете Петра Ильича Чайковского «Щелкунчик».

А это праправнук писателя и директор музея-усадьбы Владимир Ильич Толстой, подаривший нам возможность увидеть интерьеры дома после реставрации одними из первых.

Дом стал свидетелем жизни великого писателя, сюда приходили его друзья, бывали Репин, Серов, Короленко, Чехов, Горький, Рахманинов, Шаляпин, Скрябин. Годы, проведенные в Хамовнической усадьбе, были знаковыми в жизни Толстого: всеобщее признание, почет и тут же отлучение от церкви, смерть младшего сына Ванечки.

В 1890-х район перестал быть усадебным. Рядом вырос Клинический городок Московского Университета, строились промышленные предприятия. «Я живу среди фабрик, – писал Толстой. – Каждое утро в 5 часов слышен один свисток, другой, третий, десятый, дальше и дальше».

В 1901 году Толстые уезжают в Ясную Поляну.

20 ноября 1921 года Хамовническая усадьба становится музеем Л.Н.Толстого. Здесь сохранены мебель и предметы, принадлежащие писателю и его семье. Уникальный дом с уникальной обстановкой хранит память о Москве и людях, живших в ней много десятилетий назад.

3-го января 2025 года музей вновь распахнет свои двери для посетителей после двух лет реставрации.

Усадебный дом был старинный, деревянный. Его пощадил московский пожар 1812 года. Так он и стоит, огороженный затейливым деревянным забором, такой же, как и в 1805 году, когда его построили. Вокруг усадьбы сохранились дворовые службы и даже кусочек прекрасного сада, который некогда простирался между Долго-Хамовническим и Олсуфьевским переулками.

В 1882 году граф Лев Николаевич Толстой был вынужден покинуть Ясную Поляну и перебраться в Москву: старшие дети выросли, юношам и девушкам надлежало учиться и выезжать в свет.

Необходимость жить в городе расстраивала Толстого, он не мог себе представить, что ему придется «ходить по мостовой, которую он терпеть не может». Тогда его друзья, Олсуфьевы и предложили ему приобрести дом купца Арнаутова. Сейчас трудно себе представить, но тогда отсюда до Воробьевых гор можно было дойти «ни разу не ступая на мостовую».

Идея Льву Николаевичу идея понравилась, и в 1882 году семья Толстых въехала в свой «Хамовнический дом». Жена Толстого писала: «В отдаленном переулке Москвы стоит желтый деревянный дом среди большого сада с липовой аллеей, курганом, беседкой и даже яблонями. В этом саду особенно хорошо весной: сирень цветет, дорожки посыпаются песком, кое-где краснеют тюльпаны и цветут душистые нарциссы».

Олсуфьевы и Толстые были соседями совсем короткое время. Усадьбу Олсуфьевых купила Варвара Алексеевна Морозова для постройки психиатрической клиники. Такое соседство Толстого тоже устраивало, он стал частым гостем клиники, подружился с ее директором и основателем Сергеем Сергеевичем Корсаковым. Их часто можно было увидеть прогуливающимися по саду.

Существует много легенд и историй, связанных с этим соседством. Корсаков говорил, что Лев Толстой отдал часть своего сада клинике, но с условием, что он может прогуливаться там, когда захочет: в заборе была калитка. Дочь Толстого вспоминает о пациенте клиники, сбежавшем через забор и прятавшемся в их саду. Младший сын Толстых Ванечка «подружился» с одним с пациентов, общаясь с ним через дырочку в заборе. Эта трогательная дружба описана в рассказе Софьи Андреевны Толстой «Ванечка».

Однажды за обедом приятель Льва Николаевича граф Адам Васильевич Олсуфьев предложил ему купить дом рядом с их усадьбой в Хамовническом переулке: «Оттуда Вы сможете постоянно ходить гулять на Воробьевы горы, ни разу не ступая на мостовую, переходя из Вашего сада в наш сад».

В середине XIX века Московский район Хамовников и Девичьего поля представлял собой огромную территорию, редко застроенную обширными усадьбами и больше напоминавшую деревню, чем город. Прошло то время, когда территорию Хамовников занимала большая слобода тверских ткачей. Здесь, недалеко от Камер-Колежского вала, находилась обширная усадьба Олсуфьевых. В конце XIX века усадьба была частично распродана, и часть ее, которая выходила в Долго-Хамовнический переулок, принадлежала коллежскому секретарю Ивану Александровичу Арнаутову.

Вчера вашему админу невероятно повезло, я попала на экскурсию в еще не открывшуюся официально после реставрации усадьбу Льва Николаевича Толстого в Хамовниках. Писатель с семьей прожил здесь девятнадцать зим, до весны 1901 года, каждое лето проводя в Ясной Поляне. Из тринадцати детей супругов Толстых в Москве жили десять: дочери Татьяна, Мария, Александра; сыновья Сергей, Илья, Лев, Андрей, Михаил, Алексей, Ванечка.

В хамовническом доме писатель создал около ста произведений, в том числе роман «Воскресение», повести «Смерть Ивана Ильича, «Крейцерова соната», «Отец Сергий».

А вот те самые поэты-«шестидесятники», о которых шла речь во вчерашней публикации. Евтушенко, Окуджава, Рождественский и Вознесенский в зимнем и снежном Переделкино.

Роберт Рождественский был одним из трех поэтов-«шестидесятников», которым посчастливилось встретиться с Марком Шагалом и которые посвятили ему свои стихотворные строки. Стихотворение получилось очень тёплым, трогательным и с привкусом ностальгии. А после прочтения в памяти надолго остается крылатое и афористичное: «А Вы не из Витебска?»

Он стар и похож на свое одиночество.
Ему рассуждать о погоде не хочется.
Он сразу с вопроса:
«— А Вы не из Витебска?..» —
Пиджак старомодный на лацканах вытерся...
«—Нет, я не из Витебска...» —
Долгая пауза.
А после — слова
монотонно и пасмурно:
«— Тружусь и хвораю...
В Венеции выставка...
Так Вы не из Витебска?..»
«— Нет, не из Витебска...»

Он в сторону смотрит.
Не слышит, не слышит.
Какой-то нездешней далекостью дышит,
пытаясь до детства дотронуться бережно...
И нету ни Канн,
ни Лазурного берега,
ни нынешней славы...
Светло и растерянно
он тянется к Витебску, словно растение...
Тот Витебск его —
пропыленный и жаркий —
приколот к земле каланчою пожарной.
Там свадьбы и смерти, моленья и ярмарки.
Там зреют особенно крупные яблоки,
и сонный извозчик по площади катит...

«— А Вы не из Витебска?..».
Он замолкает.
И вдруг произносит,
как самое-самое,
названия улиц:
Смоленская,
Замковая.
Как Волгою, хвастает Видьбой-рекою
и машет
по-детски прозрачной рукою...
«— Так Вы не из Витебска...»
Надо прощаться.
Прощаться.
Скорее домой возвращаться...
Деревья стоят вдоль дороги навытяжку.
Темнеет...

И жалко, что я не из Витебска.

Роберт Рождественский

🖼️ Марк Шагал «Над городом»

«От тоски и печали есть три лекарства. Номер один - еда. Хороший обед, пирожные, шоколад. Номер два - музыка. Она всегда помогает забыться. На свете мало горестей, против которых бессилен Шостакович. Но одно непременное условие - не слушать музыку за едой.

- Ну а номер три - конечно же выпивка?

- Ошибаетесь. Алкоголь не помогает отрешиться от горьких мыслей. Наоборот. Я предпочитаю кино. Нужно провести в кинотеатре целый день, посмотреть три или четыре фильма подряд. В полном зале забываешь обо всех своих бедах».

«Клуб неисправимых оптимистов»

Давно не читала книгу с таким удовольствием! Жан-Мишель Генассия, новое имя в европейской прозе, автор романа «Клуб неисправимых оптимистов». Французские критики назвали его книгу великой, а французские лицеисты вручили автору Гонкуровскую премию.

Герою романа двенадцать лет. Это Париж начала шестидесятых. И это пресловутый переходный возраст, когда все — школа, общение с родителями и вообще жизнь — дается трудно. Мишель Марини ничем не отличается от сверстников, кроме увлечения фотографией и самозабвенной любви к чтению. А еще у него есть тайное убежище — это задняя комнатка парижского бистро. Там собираются люди, бежавшие из стран, отделенных от свободного мира железным занавесом, в основном из Советского союза. Там за бокалом вина они спорят, тоскуют, играют в шахматы в ожидании, когда решится их судьба. Удивительно, но именно здесь, в этой комнатке, прозванной Клубом неисправимых оптимистов, скрещиваются силовые линии эпохи.

История так называемых «перебежчиков» показалась мне особенно интересной. Особенно потому, что рассказана французским современным писателем, такой взгляд со стороны. Здесь собраны яркие портреты людей своего времени: врач Игорь, бежавший от Сталинских репрессий в начале 50-х через Финскую границу, бывший летчик и герой войны Леонид, самозабвенно влюбившийся в сотрудницу Air France и перебравшийся ради нее в Париж, таксист Виктор, всем представляющийся бывшим князем и участником убийства Распутина.

В силу разных обстоятельств эти персонажи оказались в Париже, где их объединила любовь к игре в шахматы, музыке Шостаковича, танцу Нуреева и, конечно, родному Ленинграду, который навсегда остался в прошлом.

Только недавно писала пост про историю персонажа Снегурочки из пьесы Островского и оперы Римского-Корсакова, а сегодня наткнулась на изображение советской Снегурочки с картины Александры Дейнеки. Глядя на героиню работы художника, хочется процитировать известный фильма: «спортсменка, комсомолка и просто красавица».

«Оглянуться не успеешь, как зима катит в глаза». Зима в Петербурге именно катила в глаза. В Петербурге не только наступали холода и шел снег, но накатывалось нечто хмурое, грозно мертвящее, страшное. И в том, что все эти ужасы все же вполне преодолевались, что люди оказывались хитрее стихий, в этом было нечто бодрящее. Именно в зимнюю мертвящую пору петербуржцы предавались с особым рвением забаве и веселью. На зимние месяцы приходился петербургский «сезон» — играли театры, давались балы, праздновались главные праздники — Рождество, Крещение, Масленица. В Петербурге зима была суровая и жуткая, но в Петербурге же люди научились, как нигде, обращать ее в нечто приятное и великолепное».

Из дневников Александра Бенуа

📷 собрание РОСФОТО

Кстати, я «Белые ночи» у Достоевского не читала, будет повод заняться этим в праздники)

Зарубежная молодежь в восторге от Достоевского.

Пока в России обсуждали степень сомнительности сериала Владимира Мирзоева «Преступление и наказание», в англоязычном интернете неожиданно завирусилась повесть Достоевского «Белые ночи». Об этом пишет The Guardian.

Книга снискала популярность среди молодежи благодаря движениям BookTok и Bookstagram. По соответствующим хештегам можно найти множество ее фотографий и рецензий. В Spotify публикуются плейлисты под заголовком «Белые ночи» с музыкой Чайковского и Шостаковича. В итоге в Великобритании продажи повести заметно выросли — к немалому удивлению владельцев книжных магазинов.

Что так зацепило молодежь? Судя по всему, эмоциональная история любви и разочарования, подкрепленная дружелюбным для клипового мышления объемом — всего около 80 страниц. «Все хотят влюбиться по уши. А потом читают “Белые ночи” Достоевского», — объясняет популярность книги один из пользователей твиттера.

Про небольшой объем нужно сказать отдельно. Это действительно один из секретов успеха — донельзя прозаичный, конечно, но как уж есть. Участники книжных онлайн-сообществ ставят себе годовые KPI по прочтению книг. И «Белые ночи» позволяют им их выполнить.

Ну и заставляет улыбнуться комментарий автора The Guardian: «Объем “Белых ночей» делает книгу первым легким погружением в несколько пугающий бассейн классической русской литературы»😎

Читали «Белые ночи»?

👍 — нет, но теперь планирую
👌 — конечно

#многобукв

Это стихотворение было написано в 1931 году — в период драматических перемен в жизни Бориса Пастернака. К этому времени поэт более восьми лет состоял в браке с художницей Евгенией Лурье. В 1929 году он познакомился и с этого момента поддерживал общение с семейством Нейгаузов — пианистом немецкого происхождения Генрихом Нейгаузом, его супругой Зинаидой, а также с их близкими друзьями.

Со временем отношения между Пастернаком и Зинаидой Нейгауз перешли границу дружеских. Нейгауз относила начало влюблённости Пастернака ко времени возвращения с совместного дачного отдыха нескольких семей, включая Пастернаков и Нейгаузов, из Ирпени в Москву в сентябре 1930 года. В декабре 1930 года поэт ушёл от жены, а в 1932 году Пастернак и Зинаида Нейгауз зарегистрировали официальный брак. Расставание с Евгенией Лурье и сыном поэту далось тяжело. Он чувствовал себя виноватым, а в душе поселилось смятение, поэтому лирический герой стихотворения говорит о «неотпущенной вине».

Несмотря на то, что как человек Пастернак изначально произвёл на Нейгауз сильное впечатление, его стихотворения казались ей непонятными, «трудно доступными для понимания». После их знакомства и под непосредственным воздействием общения с Нейгауз лирика Пастернака претерпевает изменения: сама манера, оставаясь «узнаваемо пастернаковской, изначально „сложной“», одновременно освобождается «от мучительной и ненужной сложности».

📷 портрет Зинаиды Нейгауз, второй жены Бориса Пастернака

Никого не будет в доме,
Кроме сумерек. Один
Зимний день в сквозном проёме
Незадёрнутых гардин.

Только белых мокрых комьев
Быстрый промельк маховой.
Только крыши, снег и, кроме
Крыш и снега, — никого.

И опять зачертит иней,
И опять завертит мной
Прошлогоднее унынье
И дела зимы иной,

И опять кольнут доныне
Неотпущенной виной,
И окно по крестовине
Сдавит голод дровяной.

Но нежданно по портьере
Пробежит вторженья дрожь.
Тишину шагами меря,
Ты, как будущность, войдёшь.

Ты появишься из двери
В чём-то белом, без причуд,
В чём-то впрямь из тех материй,
Из которых хлопья шьют.

Борис Пастернак

В более поздней постановке «Снегурочки» в той же Частной опере Мамонтова над декорациями спектакля уже работал другой великий русский художник Михаил Врубель. Он создал эскиз костюма главной героини к опере, где партию Снегурочки впервые исполнила Надежда Забела-Врубель, оперная певица, любимая жена и муза художника.

Работа над оперой помогла ему лучше понять образы и символику, которые он затем использовал в своей картине. Врубель сделал множество эскизов и набросков, исследуя образ Снегурочки. Он стремился передать её невинность, хрупкость и трагичность. Эти подготовительные работы помогли ему найти идеальную композицию и цветовую гамму для картины.

🖼️ Михаил Врубель «Снегурочка»

Первая полноценная постановка «Снегурочки» случилась на сцене Частной оперы Саввы Мамонтова в 1885 году, декорации для котортой создал участник Абрамцевского кружка Мамонтова Виктор Васнецов. Поэтический мир «весенней сказки» Островского, основанный на русских фольклорных образах, так захватил художника, что он, никогда не думавший до этого «касаться театра, постановки и игры», взялся за оформление спектакля. 

Именно работа над оперой Римского-Корсакова вдохновила Васнецова на создание одного из своих главных шедевров — картины «Снегурочка», ставшей самым «задушевным» его произведением. В картине изображено первое появление главной героини в «Прологе» – в зимнем наряде на опушке густого, занесенного снегом сказочного леса. Этот наряд, богато декорированный орнаментальной вышивкой, дает выразительную характеристику Снегурочки и одновременно тесно связан с окружающим пейзажем.

🖼️ Виктор Васнецов «Снегурочка»

В первый раз пьеса была поставлена в Москве на сцене Большого театра 11 мая 1873 года. Новаторский характер «весенней сказки» привел к непониманию многих современников. Островского знали как реалиста и сатирика, и пьеса воспринималась как нарушающая закономерности его творчества. Пьесу называли «бессодержательной» и «фантастической». Даже дружественный Островскому писатель Некрасов уклонялся от публикации пьесы в «Отечественных записках», хотя Александр Николаевич там постоянно печатался.

Все изменилось девять лет спустя, когда за написание оперы по пьесе Островского взялся Николай Римский-Корсаков. И тут случился грандиозный успех. Композитор говорил впоследствии, что ни одно произведение не давалось ему с такой лёгкостью и быстротой, как «Снегурочка». Он высоко оценил её значение в собственном творчестве, в частности сказав: «Кончая «Снегурочку», я почувствовал себя созревшим музыкантом и оперным композитором, ставшим окончательно на ноги».

Особое внимание при сочинении оперы композитор уделял вокальному стилю, гибкости и эффектности вокальных партий, свободе плавно льющегося речитатива. Кроме того, Римский-Корсаков считал, что оркестровка этой оперы также явилась для него «шагом вперед во многих отношениях». Позднее он сказал: «Я вынес убеждение, что «Снегурочка» — это моё лучшее произведение».

Оперу восторженно принял и Александр Николаевич Островский: «Музыка к моей «Снегурочке» удивительная, я ничего не мог никогда себе представить более к ней подходящего и так живо выражающего всю поэзию русского языческого культа и этой сперва снежно-холодной, а потом неудержимо страстной героини сказки».

🖼️ Константин Коровин, афиша к опере «Снегурочка»

К моему большому удивлению, образ Снегурочки, так хорошо знакомый нам с детства, стал популярным в русской культуре относительно недавно, а именно после выхода книги Александра Островского «Снегурочка» в 1873 году. Интересно, что появление пьесы на свет было вызвано случайным обстоятельством.

В 1873 году Малый театр был закрыт на капитальный ремонт, и его группа переехала в здание Большого театра. Комиссия управления императорскими московскими театрами решила поставить спектакль-феерию, в которой участвовали бы все три группы: драматическая, оперная и балетная.

С предложением написать такую пьесу в очень короткий срок обратились к Островскому, который охотно на это согласился, решив использовать сюжет из народной сказки «Девочка-Снегурочка». Музыка к пьесе по просьбе Островского была заказана молодому композитору Петру Ильичу Чайковскому. И драматург, и композитор работали над пьесой с огромным увлечением, очень быстро, в тесном творческом контакте. Островский закончил «Снегурочку» 31 марта — в день своего пятидесятилетия.

🖼️ Николай Рерих «Снегурочка»

«Детскость Тарковского состояла в его глубочайшей наивной вере в абсолютную силу искусства, а отсюда – в свою мессианскую роль. Он часто бывал несимпатичен как человек – и резок, и зол, и всегда весь на нервах. Но за всем этим проступала стальная, несокрушимая уверенность, что делать надо только так, как делает он.

Тарковский не относился к кино как к развлечению. Оно для него было духовным опытом, который делает человека лучше. В этом убеждении он был до конца искренен и предельно серьезен.

Возможно, в Тарковском есть что-то, мне недоступное. Даже завидую тем, кого его картины потрясают. Сам факт, что его творчество производит такой эффект, что оно так влиятельно в среде молодых режиссеров, уже говорит о его значительности.

Для меня картины Тарковского слишком длинны, им недостает чувства меры, надо бы их перемонтировать. Они как прекрасная музыка, исполняемая слишком медленно. Сыграйте соль-минорную симфонию Моцарта, замедлив раза в три. Никогда не мог понять, зачем Андрею такая медлительность. Но он неизменно был уверен, что именно такой ритм и создает нужное восприятие.

Я очень любил Андрея. Наверное, потому он мне так часто снится. Странно, но во сне меня преследует какое-то чувство вины перед ним. Хотя, рационально подходя, не могу что-либо в наших отношениях поставить себе в упрек. Но где-то в подсознании живет чувство вины – не знаю, за что.

Всякое великое искусство – загадка. Загадку не выдумаешь из головы. Она должна родиться сама собой.

Хорошо бы пересмотреть однажды все его картины заново. Вдруг после этого я скажу себе: "Да, он во всем был прав!" Вряд ли так будет, но кто знает!

Вспоминая Андрея сегодня, не могу отделаться от чувства нежности к этому мальчику, большеголовому, хрупкому, с торчащими во все стороны вихрами, грызущему ногти, живущему ощущением своей исключительности, гениальности, к этому замечательному вундеркинду. При всей своей зрелости он все равно навсегда останется для меня наивным ребенком, одиноко стоящим среди распахнутого, пронизанного смертельными токами мира...»

Андрей Кончаловский «Низкие истины»

Ну как можно не любить Антона Павловича!

«Я нарочно хожу в протертых брюках, чтобы все видели и чувствовали, как ты меня разоряешь. Погоди, скоро я буду без брюк ходить!»

Чехов их письма жене, 1902 год

Главной и последней совместной работой Аси с мужем стала семейная вилла «Бузириана» в приморском поселке Фреджене недалеко от Рима. Вскоре после этого семья распалась, что не помешало Александре оставаться сотрудницей семейного бюро. Последние годы жизни она провела в римской квартире на улице Джулиа.

С послевоенного времени и вплоть до самой смерти в 1989 году она работала над дизайном интерьеров и выставок в крупных итальянских музеях — оформляла экспозиции рисунков Энгра, исторического костюма, показы итальянских модных домов. И продолжала писать в жанре камерного портрета. Пусть ее вклад в художественную культуру не выглядит столь уж выдающимся, но сами обстоятельства, в которых ей довелось жить и работать, вызывают невероятный интерес у исследователей и потомков. Ее последовательность, верность себе и своим принципам вдохновляли следующие поколения женщин семьи Олсуфьевых — Бузири Вичи. И отнюдь не кажется случайностью то, что сегодня одна из ее внучек, Барбара Ятта, возглавляет Музеи Ватикана. 

Вскоре Италия стала второй родиной для бывшей графини, она быстро нашла себя в живописи и особенно прославилась выполнением работ в римском стиле. Помимо своего основного направления Александра, которую стали называть Ася, включилась в работу архитектурного бюро мужа и его братьев и уже скоро принимала самое активное участие в оформлении церквей, которые вошли в число первых примеров использования модернистского языка в католической архитектуре. Бюро имело многочисленные заказы среди римской элиты, проектировало частные и многоквартирные дома, виллы, их интерьеры и мебель. Ася же создавала орнаменты, витражи, занималась раскраской готовых проектов, оживляла их человеческими фигурами и силуэтами деревьев. По воспоминаниям внучек, «ни один проект не покидал бюро без доработки Аси».

Одновременно она растила детей, которых скоро стало четверо, и в свободное от семьи и работы время создавала карандашные портреты и миниатюры, по манере напоминающие эпоху Левицкого и Тропинина, будто ностальгируя по безвозвратно ушедшей культуре русской усадьбы и вспоминая о предреволюционном интересе героев «Мира искусства» к XVIII веку. Работающая мать семейства была крайне редким явлением для итальянских аристократических кругов тех лет, что несомненно отразилось на творчестве художницы.

Во Флоренции Александра Васильевна, еще в детстве проявившая талант к рисованию, делала первые профессиональные шаги в искусстве: училась в Академии художеств в классах известных живописцев импрессионистического толка Гаэтано Спинелли и Феличе Карены, подружилась со скульптором Эленой Железны-Шольц, представительницей ар-деко, посещала мастерскую скульптора Марино Марини: «Кубизм, конструктивизм, футуризм, абстракционизм, сюрреализм… Я увлекалась голландцем Питом Мондрианом, швейцарцем Паулем Клее, русским Казимиром Малевичем, итальянцем Джино Северини, испанцем Сальвадором Дали и многими другими, открывавшими новые горизонты для искусства».

Здесь она знакомится со своим будущим мужем, архитектором Андреа Бузири Вичи, который вскоре после свадьбы увезет молодую жену в Рим, где Александра быстро обретет известность в художественных кругах итальянской столицы. Свадьба Аси и Андреа состоялась 28 апреля 1928 года в церкви Санто-Спирито во Флоренции, одной из великих построек родоначальника архитектуры Возрождения Филиппо Брунеллески. На свадебном снимке Александра в платье в «русском стиле» и жемчужной диадеме в форме кокошника похожа на героиню сказок с билибинских иллюстраций. Платье она придумала сама, явно вдохновившись нарядами «Русского бала» 1903 года в Зимнем дворце. По воспоминаниям самой Александры, ей было крайне важно подчеркнуть свою связь со старинным дворянских родом Олсуфьевых.

После посещения дома в Кривоарбатском переулке решили действовать так. Актерские пробы по «Разину» будем проводить не в павильоне, а в доме Мельникова, а поскольку большинство исполнителей ясны Шукшину, снимем на фото с вариантами грима и костюмов, а пленку, положенную на пробы, изведем для съемки Констатнина Степановича».

Однако планам не суждено было сбыться. Шукшина плотно заняли на съемках фильма «Они сражались за родину», а в октябре 1974-го Василия Макаровича не стало. Менее чем через два месяца не стало и Мельникова.

Потом он еще раз сказал об этом намерении - вот при каких обстоятельствах. Принес из редакции журнала «Наш современник» (в члены редколлегии которого с недавних пор был включен) рукопись Распутина «Живи и помни», дал ее мне прочесть, сам уезжал на съемки. Передавая ему рукопись, на обычное его:

«Ну как?» - говорю:

«Вася, крепкая вещь, вот фильм-то тебе сделать! Читай, не оторвешься».

«Некогда читать, буду рекомендовать к печати. Надо писать свое. Вот стукнет шестьдесят, ослабнет напор, буду читать рукописи. Разве мне неохота? Начну писать воспоминания. О Ромме напишу всю правду. О Мельникове - я о нем скучаю, хоть и виделся однажды».

Редкий снимок – великий русский архитектор Константин Мельников и большой русский актер и режиссер Василий Шукшин. Оператор Анатолий Заболоцкий вспоминает историю этого знакомства:

«Несколько слов о Константине Степановиче Мельникове. Еще в Минске один московский режиссер предложил мне снять для него материал о забытом у нас, но почитаемом на Западе архитекторе; для знакомства он привел меня в Кривоарбатский переулок к Константину Степановичу. Когда уходили, хозяин попридержал меня на лестнице и попросил зайти к нему завтра утром. При встрече Константин Степанович объявил: «Мил человек, я тебе сразу скажу. Снимай обо мне ты. Я твоему режиссеру не доверяю чисто по-человечески. Хочу исповедально поговорить перед камерой, у меня и рукопись «Архитектура моей жизни». Никто не берется ее печатать. А режиссер - другой человек. Берись».

Ни моя защита режиссера, ни объяснения, что я только оператор и мне не скоро доверят фильм, Константина Степановича не убедили. Шли годы, а съемок провести я не сумел. Константин Степанович при моем появлении в доме с добродушной жалостью говорил: «Шагомер ты наш, Шагомер». Рукопись и сегодня лежит в Кривоарбатском переулке у его сына Виктора Константиновича. Вот цитата из нее, которая мне запомнилась: «Беспутство - дар русской стихии творить бесценное».

Приступив к работе по «Разину», я рассказал об этом Василию Макаровичу Шукшину, и почти сразу вместе с ним мы появились у Константина Степановича. Конструктивистов, к которым причисляли Мельникова, Шукшин не принимал, как и большинство людей, считал Мельникова уже давно в прошлом. Встретившись с Константином Степановичем, которому было уже за восемьдесят, Шукшин увидел перед собой матерого крестьянина, сохранившего ясную память и скопленные знания. Они пламенно проговорили несколько часов, пока супруга не попросила пощады. Прощались друзьями. Макарыч радовался: «Вот о ком я напишу воспоминания!»

Ценить каждый день, точно так же как Корней Иванович Чуковский:

«Вот мне и 41 год. Как мало. С какой завистью я буду перечитывать эту страницу, когда мне будет 50. Итак, надо быть довольным! Когда мне наступило 19 лет — всего 22 года назад — я написал: «Неужели мне уже 19 лет?..» Теперь же напишу:
— Неужели мне еще 42-й год?»

🖼️ Илья Репин «Портрет Корнея Чуковского»

«Тебя Пастернак к телефону!»

Оцепеневшие родители уставились на меня. Шестиклассни­ком, никому не сказавшись, я послал ему стихи и письмо. Это был первый решительный поступок, определивший мою жизнь. И вот он отозвался и приглашает к себе на два часа, в воскресенье.

Стоял декабрь. Я пришел к серому дому в Лаврушинском, понятно, за час. Подождав, поднялся лифтом на темную площад­ку восьмого этажа. До двух оставалась еще минута. За дверью, ви­димо, услыхали хлопнувший лифт. Дверь отворилась.

Он стоял в дверях.

Все поплыло передо мной. На меня глядело удивленное удлиненно-смуглое пламя лица. Какая-то оплывшая стеариновая вя­заная кофта обтягивала его крепкую фигуру. Ветер шевелил челку. Не случайно он потом для своего автопортрета изберет горящую свечку. Он стоял на сквозняке двери.

Сухая, сильная кисть пианиста.

Поразила аскеза, нищий простор его нетопленого кабинета. Квадратное фото Маяковского и кинжал на стене. Англо-русский словарь Мюллера — он тогда был прикован к переводам. На сто­ле жалась моя ученическая тетрадка, вероятно, приготовленная к разговору. Волна ужаса и обожания прошла по мне. Но бежать поздно.

Он заговорил с середины.
Скулы его подрагивали, как треугольные остовы крыльев, плотно прижатые перед взмахом. Я боготворил его. В нем была тяга, сила и небесная неприспособленность. Когда он говорил, он поддергивал, вытягивал вверх подбородок, как будто хотел вы­рваться из воротничка и из тела.

Вскоре с ним стало очень просто. Исподтишка разглядываю его.
Короткий нос его, начиная с углубления переносицы, сразу шел горбинкой, потом продолжался прямо, напоминая смуглый ружейный приклад в миниатюре. Губы сфинкса. Короткая седая стрижка. Но главное — это плывущая дымящаяся волна магне­тизма. «Он, сам себя сравнивший с конским глазом».

Через два часа я шел от него, неся в охапке его рукописи — для прочтения, и самое драгоценное — машинописную, только что законченную первую часть его нового романа в прозе под на­званием «Доктор Живаго» и изумрудную тетрадь новых стихов из этого романа, сброшюрованную багровым шелковым шнурком. Не утерпев, раскрыв на ходу, я глотал запыхавшиеся строчки:

Все елки на свете, все сны детворы.
Весь трепет затепленных свечек, все цепи...

В стихах было ощущение школьника дореволюционной Моск­вы, завораживало детство — серьезнейшая из загадок Пастернака.

Весь трепет затепленных свечек, все цепи...

Стихи сохранили позднее хрустальное состояние его души. Я застал его осень. Осень ясна до ясновиденья. И страна детст­ва приблизилась.

... Все яблоки, все золотые шары...

С этого дня жизнь моя решилась, обрела волшебный смысл и предназначение: его новые стихи, телефонные разговоры, вос­кресные беседы у него с двух до четырех, прогулки — годы счас­тья и ребячьей влюбленности».

Андрей Вознесенский «Мне 14 лет»

🖼️ Евгения Лурье «Портрет Бориса Пастернака»

В таких условиях рождалась подлинная поэма купеческой Руси, воплощение мира Островского и Лескова, исчезавшей на глазах былой жизни.

Подобно любимым им голландским мастерам, в первую очередь Питеру Брейгелю, Кустодиев наполняет картину значимыми деталями. Как отражение главной сцены, слева за купчихой семейная пара на террасе тоже пьет чай, подчеркивая традиционность и практически сакральность чаепития в русском провинциально-купеческом мире. Добрый молодец за забором ведет белого коня — символ солнечного света и жизненной силы, той самой полноты жизни, художником которой был Кустодиев. Свою подпись автор спрятал в складках белой скатерти, а в брошке на платье купчихи, словно на палитре, собрал все основные цвета картины. В картине много цветовых повторов и созвучий: головной убор и сережки героини повторяют цвета узора на чайном блюдце, нежность кожи перекликается с вечерними розоватыми облаками, сочность арбузной плоти — с губами.

«Тишь да гладь да божья благодать» — этот фразеологизм наиболее полно описывает провинциальный пейзаж за широкой спиной купчихи и прильнувшим к ее плечу котом. Маковки и колокольни церквей, торговые ряды на мощеной площади, прогуливающиеся горожане и трактир в правом углу — кажется, что нет и не было революционного морока, так спокойно нежится в лучах летнего солнца сонный городок. Это не какая-то определенная локация на Волге, а написанный художником по памяти обобщенный образ мира, которого в действительности уже нет.

В 1918 году, когда Кустодиев пишет «Купчиху за чаем», жизнь в Петрограде разительно отличалась от сытой дореволюционной. В письме к театральному режиссеру Василию Лужскому художник пишет: «Живем мы здесь неважно, холодно и голодно, все только и говорят кругом о еде да хлебе... Я сижу дома и, конечно, работаю и работаю, вот и все наши новости. Стосковался по людям, по театру, по музыке — всего этого я лишен». Жена Кустодиева по воскресеньям ходила пилить дрова: платили за труд не деньгами, а дровами. Сам художник был вынужден взять заказ на оформление улиц города к годовщине революции.

Красочный натюрморт на переднем плане словно сошел с зазывной вывески купеческой лавки: взрезанный спелый арбуз, кисть винограда, крутобокие яблоки, вазочка с вареньем, плетеная корзинка с кренделями, кексом и сдобой. Яркость сахарного арбуза подчеркивает мраморную белизну плеч купчихи и оттеняет нежный цвет губ — «сахарные уста». Соседство фруктов и горячего самовара — не художественная прихоть, а хорошо известный живописцу факт: у зажиточных купцов была традиция пить чай с фруктами.

Картина объединяет три жанра: портрет, пейзаж, натюрморт. Кустодиев часто использовал этот прием: позже он создаст портреты-пейзажи Александра Анисимова и Федора Шаляпина.

Замыслом новой картины художник поделился с женой Юлией. Она помогла найти подходящую модель — соседку Галину Адеркас. Интересно, что по происхождению Адеркас была баронессой из старинного прибалтийского рода, ведущего свою историю с XIII века. Восемнадцатилетняя Галина училась на первом курсе медицинского университета. Девушка имела пышные формы, но, если сравнивать эскиз и картину, заметно, что художник в соответствии со своим видением преувеличил полноту и возраст героини. Подчеркнутая телесность героини, бело-розовые плечи и руки, соболиные брови, вся пышущая здоровьем, монументальная фигура купчихи — словно поэма о красоте и богатстве жизни, воплощение сытого и безмятежного существования.

Уроженец купеческой Астрахани и один из моих любимых художников, Борис Кустодиев ввел в изобразительное искусство новый тип женщины — пышнотелую, дородную красавицу-купчиху, настоящую волжскую Данаю или русскую Венеру. Сам художник признавался, что его «худые женщины на творчество не вдохновляют».

Тема провинциальной патриархальной жизни и русского быта — одна из главных в творчестве Кустодиева. Разодетые в дорогие ткани барыни, бесконечно пьющие чай, прогуливающиеся по шумным улицам или толкующие с товарками — непременный атрибут этой жизни, хорошо знакомой художнику по волжской юности.

Наверное, одна из самых известных работ художника на эту тему — «Купчиху за чаем» Кустодиев, которую он пишет за несколько дней летом революционного 1918 года. К этому времени он уже перенес операцию на позвоночнике, после которой мог передвигаться и работать только в инвалидном кресле: ноги были парализованы.

2 августа 1979 года, через два года после премьеры «Восхождения», Лариса Шепитько погибла в автокатастрофе - киносъемочный пикап врезался в грузовик, груженый кирпичами. Лариса Ефимовна тогда работала над фильмом «Матера» по повести Валентина Распутина. Картину завершил муж погибшей Элем Климов, назвав ее до надрыва лаконично «Прощание». Последний кадр фильма не менее многозначен - выжившее в огне дерево. Образ, который еще не раз вернется в лентах великих мастеров искусства жить.

Фильм все время находился на грани запрета. Основным обвинением было то, что вместо саги о партизанах Шепитько снимает религиозную философскую притчу. Вмешался муж Шепитько, режиссер Элем Климов. Он в обход всех прочих инстанций обратился к первому секретарю ЦК компартии Белоруссии Петру Машерову и устроил индивидуальный личный просмотр для него. Изначально настроенный скептически, Машеров уже через 20 минут плакал. В результате фильм был принят без единой поправки.

А дальше были признание и награды: «Золотой медведь» в Берлине, главный приз в Риге, государственная премия СССР — вот только часть большого списка всевозможных премий и наград.

«Восхождение» стало ее последним фильмом. Сценарий фильма был написан по мотивам повести Василя Быкова «Сотников». Сценарист Юрий Клепиков не сразу согласился на работу. Из-за занятости на на съемках другой картины, он просил отложить начало работы над фильмом «Восхождение» на неделю. Шепитько была неумолима, нельзя было терять ни недели. И ей понадобилось всего два часа, чтобы переубедить Клепикова. Так начались съемки.

Да и утверждение сценария проходило не очень гладко. На тот момент за Ларисой Шепитько уже утвердилась слава «неудобного» режиссера. Она постоянно билась за каждый эпизод своих картин с Госкино, по любому вопросу у нее было собственное мнение. И в этот раз сценарий заворачивали несколько раз на доработку. Таким образом, с момента написания сценария до момента его утверждения прошло почти четыре года.

Съемки начались в январе 1974 года и проходили под Муромом. Съемочная группа специально выбирала самые морозные дни, чтобы актеры, по выражению Шепитько, «почувствовали зиму на клеточном уровне». Впоследствии Владимир Гостюхин, вспоминая съемки, говорил, что это была не игра, а «смерть в каждом кадре».

Больше всего меня поразил фильм «Ты и я», сценарий для которого Шепитько писала вместе с Геннадием Шпаликовым. Фильм снят в формате «идеального дневника», где переплетаются и органично связывались события действительные и происходящие в воображении героя. Сюжет задумывался как рассказ о двух историях, которые могли бы произойти с одним и тем же героем, если бы в определенный момент, на развилке дорог он выбрал бы ту или иную стезю. 

В СССР фильм ждала непростая судьба. К сожалению, сложная структура первоначального литературного сценария «Ты и я» не нашла понимания и поддержки на Мосфильме. Было много редакций, и вариант, который, в конце концов, пошел в работу, утратил органичность и целостность. В итоге фильм положили на полку на целых десять лет. Но через год после окончания съемок в 1972-м году картина «Ты и я» была послана на кинофестиваль в Венецию, где фильм завоевал памятный приз, а публика восторженно приветствовала необычайно талантливую Ларису Шепитько.

Успех первых фильмов раскрыл так же необыкновенную женственность и ослепительную красоту самой Ларисы. Когда Шепитько приехала в Париж с фильмом «Крылья», о ней с нескрываемым восхищением писали газеты: «Появилась новая Грета Гарбо». Вячеслав Зайцев любил одевать Ларису в своем Доме моделей, и устраивать с ней оригинальные сеансы показа мод. Высокая и стройная Лариса точно и смешно копировала походку и манеры манекенщиц. А Зайцев сопровождал демонстрацию каждой модели своими шутливыми комментариями, завершал их неизменной фразой: «По-настоящему смотрится только на режиссере Шепитько».

Вышедший на экраны «Зной» принес Шепитько первую славу. После второго снятого ей фильма под названием «Крылья», о ней заговорили как о яркой художественной индивидуальности. Признанный авторитет отечественной кинорежиссуры Сергей Герасимов писал о первых работах Ларисы Шепитько: «Там Лариса как бы поставила точку отсчета в масштабе содержания, взыскательности в композиции, в работе с камерой и актером. Это был серьезный, впечатляющий кинематограф, за которым угадывалась перспектива замыслов, жадность к труду и постижение секретов жизни и искусства».

Но в финале такого сложного первого опыта Шапитько её ждал подарок от судьбы. На монтажном этапе подготовки «Зноя», уже на студии Горького в Москве, Лариса познакомилась со студентом мастерской Ефима Дзигана Элемом Климовым.

Их часто видели вместе, и принимали за брата и сестру – так как внешне они были чем-то похожи. Но еще больше их роднило сходство взглядов на жизнь, единство художественных вкусов и искренняя заинтересованность в творчестве друг друга. Именно Климов по просьбе Ларисы придумал окончательное название картины «Зной», а позже - и название к самому значительному фильму Ларисы Шепитько - «Восхождение».

В 1963 году Лариса Шепитько и Элем Климов стали супругами. Они прожили вместе пятнадцать лет, и всегда в этой дружной и талантливой кинематографической семье шли напряженные художественные поиски, собирались единомышленники, сценаристы, актеры, художники и композиторы. Элем и Лариса искренне радовались успехам друг друга. «У меня счастливое совпадение: у меня муж режиссер. Кино - мой дом в буквальном смысле слова», - не раз говорила Лариса.

Дипломной работой Шепитько стал полнометражный фильм «Зной» (1963 год) по повести Чингиза Айтматова «Верблюжий глаз». Фильм снимался в Казахстане. Автор повести несколько раз посещал киноэкспедицию и впоследствии изумлялся преданности искусству молодых создателей картины. Небольшой малоопытной группе только-только возникшей Киргизской киностудии и студентам-дипломникам ВГИКа приходилось работать в условиях сорокаградусной жары. Плюс ко всему в группе началась эпидемия болезни Боткина. Однокурсница и соавтор Ларисы Ирина Поволоцкая самолётом спешно улетела в Москву, Шепитько лететь отказалась, вернулась на съёмочную площадку и продолжила работать. Ей организовали отдельный барак, куда в конце каждого съёмочного дня буквально относили на носилках.

В кругу советских кинематографистов часто говорили: «Лариса — это Тарковский в юбке». Речь шла о талантливом режиссере Ларисе Шепитько, чья жизнь и творческая карьера трагически оборвались на самом взлете. Но и четырех полнометражных фильмов хватило для того, чтобы она вошла в пантеон классиков отечественного и мирового кино.

Великий Довженко — легенда советского кино, учитель Тарковского, преподаватель ВГИКа — согласился принять на режиссерское отделение Ларису Шепитько не сразу. Тогда, в 1955-м, уроженка Артемовска приехала из Львова в Москву с одним аттестатом. Ни трудов, ни заявок, с которыми абитуриенты обивали пороги ВГИКа, у нее не было. С профессией Лариса определилась сразу после выпускного — на семейном совете. «Выяснилось: ну Лариса немножко умеет писать, сочинять стихи, рисовать, петь. «Всего понемножку, — потом вспоминала Шепитько. — И один наш знакомый сказал: «Да, вот есть одна профессия, где все это понемножку может очень пригодиться». И я спросила, а что это за профессия? — «Кинорежиссер».

Она вернулась) Вернулась в эфир и сразу хочу поделиться с вами лонгридом про режиссера Ларису Шепитько, чьи фильмы я смотрю третий день подряд.

Мои дорогие читатели, приношу свои извинения за паузу, возникшую в канале за последнюю неделю. Работы навалилось столько, что даже в выходные не успеваю заниматься написанием своих любимых историй на тему культуры и искусства. С 21 ноября возвращаюсь в привычный режим.

🖼️ Записка для гостей, написанная Даниилом Хармсом

Одна из самых любимых работ Левитана:

«Глубокоуважаемый

Павел Михайлович!

Я так несказанно счастлив сознанием, что последняя моя работа (речь идёт о картине «Над вечным покоем»), снова попадет к Вам, что со вчерашнего дня нахожусь в каком-то экстазе. И это, собственно, удивительно, так как моих вещей у Вас достаточно, – но что эта последняя попала к Вам, трогает меня потому так сильно, что в ней я весь, со всей своей психикой, со всем моим содержанием, и мне до слез больно бы было, если бы она миновала Ваше колоссальное собрание (конечно, не в смысле количества нумеров и громадности денежных затрат, но в смысле прекрасного подбора, ясно говорящего о Вашем глубоком понимании искусства и о Вашей трогательной и бескорыстной любви к нему).

Вам это, конечно, много раз было высказано, но тем не менее правда хороша и в повторении.

Благодарить Вас, конечно, тут не за что, так как Вы исполняете свою душевную потребность и долг гражданина, – и все-таки спасибо и спасибо Вам!»

Исаак Левитан
Из письма Павлу Третьякову
1894 г.

«Однажды, сидя на террасе за чайным столом и с любопытством вглядываясь в многозначительное лицо молодого поэта, художник Илья Репин сказал ему:

— Надо бы написать ваш портрет.

Хлебников веско ответил:

— Меня уже рисовал Давид Бурлюк.

И опять погрузился в молчание. А потом задумчиво прибавил:

— В виде треугольника.

И опять замолчал.

— Но вышло, кажется, не очень похоже…»

🖼️ Давид Бурлюк «Портрет Велимира Хлебникова»

«Из мешка

На пол рассыпались вещи.

И я думаю,

Что мир –

Только усмешка,

Что теплится

На устах повешенного».

Сегодня, в 1885 году, родился Велимир (Виктор) Хлебников — лидер российского поэтического авангарда начала XX века.

Хлебников известен как Председатель земного шара — в 1916 году он создал «Общество Председателей Земного шара», или «Союз 317». По замыслу поэта, этот союз должен был состоять из 317 членов и осуществлять идею мировой гармонии. Одним из председателей был также Герберт Уэллс.

Вообще число 317 Хлебников считал важнейшим в истории, связанным со скоростью света и скоростями земли. Также он выделил особую закономерность, связанную с этим числом – например, все важные события в жизни Пушкина происходили с промежутком в 317 дней.

Владимир Маяковский называл Хлебникова своим учителем, создателем новой поэтической эры и сравнивал его с Менделеевым в литературе.

«Ларионов — это моя рабочая совесть, мой камертон. Есть такие дети, отродясь все знающие. Пробный камень на фальшь. Мы очень разные, и он меня видит из меня, не из себя. Как я — его».

Наталья Гончарова

🖼️ Михаил Ларионов «Портрет Натальи Гончаровой».
🖼️ Наталья Гончарова «Портрет Михаила Ларионова».

Из воспоминаний сына Пастернака, можно узнать, над какой шуткой Корнея Чуковского смеется Борис Леонидович на этом знаменитом снимке, сделанном на даче в Переделкине в день объявления Пастернака Нобелевским лауреатом по литературе:

«Теперь широко известны фотографии, сделанные в тот день у Пастернака в столовой, на которых изображены Чуковский, его внучка Люша и Зинаида Нейгауз. У Корнея Ивановича, никогда не пившего вина, в руке бокал. Через несколько лет, даря эту фотографию Александру Галичу, Чуковский объяснял, почему Пастернак на ней так смеется. «Он смеется, потому что я ему, который всю жизнь ходил в каком-то странном парусиновом костюме, я ему рассказывал о том, что ему теперь придется шить фрак, потому что Нобелевскую премию надо получать во фраке, когда представляешься королю».

К сожалению, пошить фрак Борису Леонидовичу так и не пришлось.

Лев Николаевич и его расписание на отдыхе в Баден-Бадене.

13 июля
С утра до ночи играл в рулетку.

14 июля
Проиграл всë.

15 июля
Занял у Француза 200 р. и проиграл их.
Играть больше не буду.
Поспокойнее.

16 июля
Проснулся свеж, принесли денег. Пошёл, выкупался и опять проиграл. Свинья.

17 июля
Не играл, потому что не на что.

Лев Толстой
1857 г.

Вот бы оказаться в этом зале одной, наедине с картинами и чтобы ни одного человека вокруг.

Прорвалась в прямом смысле этого слова сегодня в Третьяковскую галерею на выставку «Адепты красного. Малявин и Архипов». Честно, не ожидала, что вокруг нее будет такой ажиотаж, пришлось постоять в очереди на вход даже с купленным заранее билетом.

Забегая вперед скажу, что ожидание стоило того, выставка получилась чудесная, такая яркая, сочная, живая. При взгляде на некоторые картины буквально перехватывало дыхание.

Кураторы галереи объединили творчество двух живописцев-выходцев из крестьянской среды под эгидой красного цвета. И действительно, красный – любимый цвет в народном костюме. И красные пояса, и красные платочки.

Конечно, красный цвет в крестьянском мире нес определенную символику. Прежде всего он ассоциировался с домашним очагом и родом – с огнем, с кровью. Дом и очаг объединяют людей. Красная нить – цвет рода. И конечно, художники, которые родились в деревне и знали крестьянскую культуру изнутри, не могли не чувствовать эти архаические значения красного цвета.

Но важно отметить, что они не играли в стилизацию под народное искусство, а писали в духе современных течений, царивших в мире, в первую очередь под влиянием импрессионизма.

Удивительно, но это первая, пусть и совместная персональная выставка художников в Третьяковской галерее: в Инженерном корпусе собрали большую часть знаковых работ Малявина и Архипова, включая наиболее редкие из частных собраний и музеев, чьи коллекции нечасто гостят в Москве. Каждому дали по отдельному залу, а хиты обоих с обилием красного свели в еще одном, центральном.

Однозначно пойду еще раз!

Для меня это подлинно романтический, чистый и добрый фильм, который я с удовольствием пересматриваю снова и снова.


https://youtu.be/0PGARFpoSuQ?si=mWCX5RYHFwXhysXp

Съемки проходили под Калугой, в местечке, которое местные жители назвали «Андреевский куст» за обилие пионерских лагерей, сосредоточенных в этом районе. Пионерский лагерь, который Соловьев выбрал для съемок, помещен в старинную дворянскую усадьбу с полуразрушенными воротами, уютным домашним театром и купальней над тихим прудом. Все эти виды невольно воскрешают в памяти полотна Виктора Борисова-Мусатова. 

С самого начала Соловьев видел в своей картине актрису, похожую на Ирину Купченко. Дело в том, что незадолго до «Ста дней» на экраны вышел фильм «Дворянское гнездо» Андрея Кончаловского, где главную женскую роль сыграла Ирина Купченко, оказавшаяся на экране настолько «тургеневской девушкой», что у всей страны перехватило дыхание. Планируя свой фильм, именно такую утонченную женственность видел Соловьев в своей героине. Он дал задание съемочной группе найти Ирину Купченко 13 лет. Так на съемочной площадке появилась Татьяна Друбич.

Сначала она не произвела на Соловьева никакого впечатления. Хотя вся съемочная группа уверяла, что лучше исполнительницы главной роли он не найдет, режиссер настаивал на поиске другой актрисы. Начался творческий бунт. Группа саботировала кинопробы других артисток, подкладывала Соловьеву фотографии Друбич в разные места, так что он целыми днями натыкался на ее лицо, но режиссер был непреклонен. В конце концов, чтобы прекратить ненужное противостояние, он согласился снять с Друбич самую сложную сцену — разговор у купальни двух героев. Сам он вспоминал впоследствии: «Тут я решил: «Хрен с ним, поедем на купальню, снимем самый трудный кусок, и пусть она прилюдно облажается, тогда спокойно можно будет приостановиться ненадолго и все-таки найти нормальную Купченко».

Но сцена была снята с первого дубля. Друбич играла настолько просто, настолько естественно, настолько легко и не фальшиво, что покорила сердце режиссера навсегда. Именно с картины «Сто дней после детства» началось долгое и плодотворное сотрудничество Сергея Соловьева и Татьяны Друбич, которая впоследствии снимется еще в восьми фильмах режиссера.

Шестидневная рабочая неделя забрала последние силы, поэтому в планах на этот вечер — остался дома и посмотреть один из лучших, на мой взгляд, фильмом Сергея Соловьева «Сто дней после детства» с невероятной Татьяной Друбич.

Обыкновенная, казалось бы, история про пионерское детство советских школьников стала признанным на мировом уровне шедевром: фильм взял несколько международных наград, в том числе «Серебряного медведя» за лучшую режиссуру на Берлинале 1975 года. Подростки, захваченные стихией чувства, переживают первую любовь, взросление души остро и отчаянно, как переживают только в этом трудном возрасте.

Не могу не согласиться с Иосифом Александровичем:

«Объясняйте это как хотите, но в Петербурге есть эта загадка — он действительно влияет на твою душу, формирует её. Человека, там выросшего или, по крайней мере, проведшего там свою молодость, — его с другими людьми, как мне кажется, трудно спутать».

Иосиф Бродский

«С чем сравню появление этой великолепной картины? Разве только — слабо говоря — с бомбой, разорвавшейся в циркулярном зале чинной Академии. По тогдашним временам это был скандал неслыханный и настолько длительный, что живые его отголоски я застал в Петербурге, приехав туда в 1900 году. Стыдливые академики дали звание Малявину не за эту картину, а за портрет молодого князя Оболенского. Даже дерзновенный Дягилев, благоразумно оберегая свой щекотливый тыл, отказался взять «Смех» на передвижную выставку «Мира искусства». Но публика победила. Замечательно: это бывает только в России да в Италии. Приходили люди толпами и стояли перед картиной часами, очарованные и ядрёным ярым бабьим смехом, и радостными, смеющимися красками. А уходя, уносили на лицах малявинскую улыбку, а в сердцах — сделанную в один день славу».

Из воспоминаний писателя Александра Куприна

«Нигде не живут такой полной, настоящей жизнью, как во сне».

Федор Тютчев

🖼️ Алексей Венецианов «Спящий пастушок»

Размышляя над вопросом почему именно Петр Ильич Чайковский, а не, например, Модест Петрович Мусоргский или Николай Андреевич Римский-Корсаков, является русским национальным композитором, интересный ответ в своей книге «Чайковский» дает музыкальный ученый Давид Браун.

В одном из ее томов речь идет о молодом современнике Сергея Прокофьева и Игоря Стравинского, который общался с ними в 20-х годах в Париже:

«Посетив оперу Модеста Петровича Мусоргского «Борис Годунов» в Русских сезонах Сергея Дягилева в Париже, этот молодой человек был переполнен впечатлениями и поспешил поделиться с ними со Стравинским:

- Игорь Фёдорович! Не правда ли, «Борис Годунов» - самая национальная русская опера, а Мусоргский - самый русский композитор?!

На что Стравинский ответил что-то вроде:

- Мне очень приятен ваш энтузиазм, но я не могу с вами согласиться. Самая русская опера - это «Евгений Онегин», а наш национальный композитор - Чайковский.

Зная несколько парадоксальный стиль Стравинского, этот молодой человек отнёсся с недоверием к его высказываниям, и, имея возможность буквально через несколько дней обедать у Сергея Прокофьева, задал ему тот же вопрос.

- Вы знаете, как часто я бываю не согласен с Игорем, но здесь вынужден с ним согласиться. Я тоже считаю «Евгения Онегина»самой русской оперой, а Чайковского - нашим национальным композитором. И вот почему.

Патриархальный дух русской деревни, ее помещичий уклад, образ Татьяны, который стал идеалом для многих поколений русских женщин, с ее жертвенностью и гордостью, честью, величием и простотой, дух и блеск Петербурга, и, самое главное: сострадание к страждущим - национальная черта русского характера, - этим полна музыка Чайковского и поэтому она наиболее близка русскому человеку».

Давид Браун

Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.

И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.

Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор всё как будто больна.

Анна Ахматова

В Петербурге как и в Москве стоит чудесная погода, лучшее время для прогулок Летнем саду. Только посмотрите, какая красота:

«Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил»

Александр Сергеевич Пушкин «Евгений Онегин»

Еще одна жемчужина выставки – картина Брюллова «Христос во гробе», выполненная в редкой технике транспарент.

С этой работой связана целая детективная история. В 2003 году немецкие коллекционеры Александр и Ирина Певзнер приобрели полотно за €100 тыс. у русского православного прихода Воскресения в Брюсселе, после чего привезли его в Санкт-Петербург для проведения экспертизы.

Специалисты Государственного Русского музея подтвердили подлинность работы, но правоохранительные органы Санкт-Петербургу решили арестовать полотно. В отношении Александра Певзнера, купившего работу в Брюсселе, было возбуждено уголовное дело по статье «контрабанда». Картину как вещественное доказательство передали в Русский музей, а через десять лет дело прекратили в связи с истечением сроков давности.

После длительных судебных тяжб в 2021 году Русский музей заявил об отсутствии ограничений на демонстрацию картины Карла Брюллова и спустя три года впервые показал ее широкой публике.

Перед посещением выставки собрала несколько интересных фактов, связанных с одной из самых знаменитых работ русского живописца:

1. Изображение художника в левом углу картины является автопортретом автора.

2. На полотне трижды изображена графиня Юлия Павловна Самойлова, с которой молодого художника связывали романтические отношения. Именно вместе с нею они путешествовали по Италии и бродили среди руин Помпеи, где и зародился замысел прославившего мастера полотна. На картине графиня нарисована в трех образах: женщина с кувшином на голове, стоящая на возвышении в левой части полотна; разбившаяся насмерть женщина, распростертая на мостовой и рядом с ней ребенок (обоих, предположительно, выбросило из сломавшейся колесницы) - в центре полотна; и мать, привлекающая к себе дочерей, в левом углу картины.

3. В России того времени полотно Брюллова воспринималось как совершенно новаторское. Но оно принесло свою долю славу российской живописи. Баратынский сочинил по этому случаю знаменитый афоризм: «Последний день Помпеи стал для русской кисти первым днём!».

4. Заказчиком и спонсором написания работы был знаменитый меценат Анатолий Демидов, который затем подарил картину Николаю I. Некоторое время она выставлялась как руководство для начинающих живописцев в Академии художеств.

5. Вместе с картиной Брюллова в русскую историческую живопись впервые вошел народ. Раньше простых горожан на картинах не изображали. И хотя этот народ был показан довольно идеализированно, без какой бы то ни было социальной характеристики, значение сделанного Брюлловым начинания нельзя не оценить.

6. В первоначальных набросках к картине встречалась фигура грабителя, снимающего драгоценности с упавшей женщины. Однако в окончательном варианте Брюллов убрал его. Первый план картины заняли несколько групп, каждая из которых стала олицетворением великодушия. Отрицательные персонажи не нарушили возвышенный трагический строй картины. Зло, причиняемое людям, воплотилось лишь в разбушевавшейся стихии.

7. Новизна брюлловского замысла заключалась в том, что он использовал два крайне контрастных источника света: горячие красные лучи в глубине и холодные, зеленовато-голубоватые на переднем плане. Он поставил перед собою трудно выполнимую задачу, однако с удивительной смелостью добивался ее решения. На лица, на тела и одежды людей Брюллов смело «бросал» отблески молнии, сталкивал в резких контрастах свет и тень. Оттого так поразила современников скульптурная объемность фигур, непривычная и волнующая иллюзия жизни.

«Мне казалось, что скульптура, которая была постигнута в таком пластическом совершенстве древними, что скульптура эта перешла наконец в живопись, и сверх того проникнулась какой-то тайной музыкой».

Николай Васильевич Гоголь

В Русском музее открылась масштабная выставка к 225-летию со дня рождения Карла Брюллова. Юбилейная экспозиция представляет более 400 произведений живописи и графики прославленного художника. Еще при жизни за огромные заслуги перед русской культурой он был назван «Великим Карлом» — именно Брюллов сделал русскую живопись первой половины XIX века фактом мировой культуры.

Центральным экспонатом выставки стало масштабное полотно мастера — «Последний день Помпеи». Колоссальное историческое произведение прошло комплексную научную реставрацию впервые за 200 лет. Я помню эту работу Брюллова с самого детства. В гостиной нашего дачного дома на Волге всегда висели репродукции картин знаменитых русских художников. Дедушка особенно любил Карла Брюллова, поэтому его «Помпеи» занимали центральное место нашей дачной экспозиции.

В центре истории — богатое семейство Плавутиных-Плавунцовых. Престарелая, но незамужняя Екатерина Павловна окружает себя челядью и собаками, которые в ее табели о рангах явно стоят выше, а передвигается в кресле на колесах. Говорят, гордая княжна внезапно «обезножила», когда Павел I приказал всем дворянам выходить из карет при встрече с его кортежем и приветствовать его величество, стоя в петербургской грязи.

Впрочем, уберечься от монаршей немилости не удалось — ее брата, князя Александра Павловича, лишили всех должностей и выслали из столицы за саботаж приказа императора о срочном пошиве новой военной формы на прусский манер. Самого Павла нет в пьесе, но в спектакле среди действующих лиц есть «Мысль об императоре, живущая в головах русского дворянства, чиновников и других жителей Петербурга 1801 года». Почти весь спектакль он наблюдает за происходящим из ложи, ест и пьет, почти никак не реагируя, но присутствие этого «всевидящего ока» ощущают все.

Интересно как переплетаются темы прошлого и настоящего в спектакле. Действие начинается в пустом павильоне, где рабочие в оранжевых костюмах что-то лениво приколачивают. Старинный особняк Плавутиных-Плавунцовых, показанный в наше время, обветшал и уже не подлежит реконструкции. Трепетная женщина-экскурсовод рассказывает историю дома делегации китайцев, но их интересует даже не сама эта нерентабельная недвижимость, а земля в престижном районе Петербурга. Бывшая роскошная усадьба обречена на снос — и ее стены рухнули прямо на глазах зрителей во втором акте.

В какой-то момент перед удивленными рабочими-гастарбайтерами появляются призраки былой эпохи. Горничные с лампами-светлячками в руках кружатся в хороводе и это один из самых запоминающихся моментов спектакля с визуальной точки зрения.

Стенография спектакля прекрасна, но главное — это виртуозная игра актеров и с невероятной точностью подобранные образ главных персонажей. Акценты в «Холопах» сделаны именно на трактовке ключевых образов. Перед нами целый калейдоскоп. Уровень труппы БДТ запредельный, и остается только замирать от творческого счастья и недоумевать, как так быстро пролетели 4 часа 15 минут. 

Еще перед началом показов в феврале 2024 года спектакль Андрея Могучего «Холопы» был назван главной театральной премьерой года. Билеты на него невозможно было купить в течение всего предыдущего сезона, да и сейчас на сайте театра полный солд аут до конца декабря. Еще летом мне повезло забронировать два билета на осенние показы через свой петербургскую подругу и вот я с культурной оказией оказалась в городе на Неве.

«Холопы» — картины из жизни знатной семьи, живущей в Петербурге при дворе Павла I в начале 1801 года, написанные драматургом Петром Гнедичем спустя сто лет после описываемых событий.

В своем спектакле режиссер Андрей Могучий как будто подхватывает размышления Гнедича о судьбах родины и о холопстве как явлении, которое не выводится в России и 150 лет спустя после отмены крепостного права.

Прилетела в Петербург специально для того, чтобы увидеть спектакль Андрея Могучего «Холопы», поставленный по мотивам одноименной пьесы Петра Гнедича. Закончился первый акт и это полный восторг! Не терпится поделиться с вами впечатлениями.

«Читаю «Карамазовых» и жажду поскорей покончить. Достоевский гениальный, но антипатичный писатель. Чем больше читаю, тем больше он тяготит меня».

Из письма Петра Ильича Чайковского брату Анатолию, август 1881 г.

Лично я читала Карамазовых почти полгода, признаюсь честно, это был не легкий процесс.

Последним графическим циклом художника стало «Воскрешение мертвых», над которым в высочайшем духовном напряжении Чекрыгин работал в Пушкино зимой 1921-1922 гг. и который собирался представить на первой выставке творческого объединения «Маковец» в апреле 1922 года. Тогда же писался трактат «О Соборе Воскрешающего музея», который Чекрыгин посвятил «памяти великого праведника и учителя» Николая Федорова. Вдохновляясь текстами и мыслями философа, он разворачивал грандиозную картину того, как человеческий род, устыдившийся своей розни, одушевленный любовью к умершим, объединится «для борьбы с силой смертной».

Накануне открытия выставки «Маковца», носившей говорящее название «Искусство - Жизнь», рисунки Чекрыгина опоясывали весь зал. Но из-за сырости в помещении окантовки расклеились и почти все работы упали со стен. Чекрыгин не стал восстанавливать экспозицию. А спустя три месяца жизнь его трагически оборвалась. Художник был похоронен в Пушкино. В трехметровый крест, воздвигнутый над могилой, была вмонтирована икона Троицы. Образ нераздельного единства в любви как завет человечеству сопровождал его и в после смерти.

В 1920 году он напряженно работает над проектом стенописи «Бытие», стремясь показать в ней движение к созидательному труду и миру: «Пахарь пашет», «Рабочие несут тяжесть», «Рабочие строят здание», «Рождение» и т.д. А исполняя по заказу Наркомпроса эскиз плаката «Долой неграмотность», создает настоящую икону-картину: перед нами люди, тянущиеся к свету истины - рабочие в темных робах, женщины, дети с воздетыми горе руками, в центре - крылатая фигура с ангельскими очертаниями, а наверху - парящие раскрытые книги. Всем строем плаката утверждает Чекрыгин, что вера и знание не могут существовать друг без друга, что образование есть одновременно преображение и призыв «Долой неграмотность» обретает свой подлинный масштаб, только соединяясь с литургическим возгласом «Свет Христов просвещает всех!»

В 1912 году Чекрыгин сообщил своему другу Льву Жегину, что «Володька (Маяковский) хочет издать сам свои стихи кустарным литографированным способом и ему надо в этом помочь». Маяковский диктовал Василию свои стихи, которые тот записывал, имитируя церковнославянскую вязь. Кроме того, Чекрыгин сделал несколько рисунков для книги. Маяковский ворчал: «Ну вот, Вася, опять ангела нарисовал, нарисовал бы муху…» Это была первая книга Маяковского — «Я!». Футуристический сборник из четырех стихотворений вышел через год тиражом 300 экземпляров. Обложку придумал сам поэт, Жегин написал тушью портрет автора в шляпе и сделал несколько иллюстраций. Как и Чекрыгин, рисунки которого — «Архангел, убивающий дракона», «Коленопреклоненный ангел», «Старец, благословляющий зверей» — отличают энергичные линии тушью. Сейчас это уникальное издание — музейная ценность.

Со временем Василий Чекрыгин стал отходить от Маяковского, не одобряя его связи с проводниками новой морали Лилей и Осипом Бриками.  Когда они втроём приезжали к художнику на дачу, по воспоминаниям его жены Веры Викторовны в пересказе внучки Натальи Колесниковой, тот бурчал себе под нос: «Вот приехала Бричка с двумя седоками». Но были и более глубокие идейные разногласия.