right bureau

В 40-летнюю годовщины начала Перестройки захотелось ещё раз порассуждать™.

По воспоминаниям сына Дэн Сяопина, его отец Горбачева очень не уважал и считал идиотом за ту модель реформ, которая была им выбрана — приоритет политических реформ над экономическими. Это в очень упрощенном виде правда ключевая проблема горбачевской Перестройки.

Но всё же первоначально Перестройка началась как раз с экономики, с политики ускорения через большую сознательность рабочих и увеличения роли новейших технологий. В условиях сохранения тотально неэффективной плановой экономики это страну из кризиса не вывело, была необходима более полная структурная реформа. Вскоре она запустилась, но сделала для страны только хуже.

Губительной для страны оказалась политическая реформа, давшая слишком много власти региональным элитам. Горбачев скорее всего рассчитывал, что с поддержкой «демократических» местных сил (первое время Москва даже поддерживала прибалтийскую оппозицию) ему будет проще перестраивать систему, потому что так удастся отстранить партийных консерваторов от власти.

Можно предположить, что если бы демонтажа партийной властной вертикали не было, то ни о каких политических реформах и уходе коммунистического диктата не было бы и речи (как в Китае). Но нужно парадоксальным образом признать, что без твердой власти хорошо работающие институты в политике и экономике выстроить невозможно.

Развал коммунистической иерархии привел к тому, что новая власть в начале 1990-х выстроить демократические институты не смогла. В 1991 году российская элита была слишком занята реабилитацией экономики и установлением рынка, а в 1993 году интереса в строительстве настоящих конкурентных институтов уже не было из-за полной победы элитной группы Ельцина.

Адорно и зарождение новых левых

Среди теоретиков «новых левых» Теодор Адорно обладает одной из самых показательных судеб. Он разработал то, что легко в основу философии современных радикальных левых движений — негативную диалектику, что отделило их от прошлых, «старых» левых.

От диалектики классических марксистов Адорно отказывался из-за её тотальности. Маркс (как и Гегель) в своей философии стремился к всеобщности, к синтезу единичного, переходящего в универсальное. Эта схема подавляла индивидуальное и являлась гарантом продолжения угнетения.

Диалектика Адорно фокусируется не на синтезе, а, наоборот, на распаде. Противоречие не нужно «снимать», его нужно сохранить, потому что оно подчеркивает индивидуальность и исключает угнетение.

Проблема современного буржуазного мира в том, что он, конечно, решил противоречия феодальной эпохи, но, боясь быть свергнутым чем-то более прогрессивным, зацементировался и не даёт дать дорогу полной эмансипации. Поэтому буржуазную систему, как и любую систему (Адорно был против систематичности), нужно критиковать.

Как нельзя кстати пришлось левое протестное движение 1960-х годов, вооруженное теоретической базой франкфуртской школы (Адорно и Маркузе). Но Адорно не поддержал террористическую и маргинальную направленность протестов, призывал к большей академичности и порядку, называл радикалов «левыми фашистами».

По итогу Адорно затравили его же ученики, потому что тот из-за своего сопротивления радикализму стал для них защитником капитализма. Лекции Адорно срывали, от него отвернулся его товарищ по франкфуртской школе Маркузе. По итогу Адорно впал в депрессию и умер от инфаркта в 1969 году, в разгар подъёма радикальных левых в ФРГ. В свою собственную критическую теорию он не вписался.

Проблема современных фанатов Сталина в обществе и, возможно, во власти это то, что о Сталине они ничего не знают. Для них это символ победы в Великой Отечественной, в индустриализации и в борьбе с вредителями.

Но насколько для этого всего был необходим Сталин? Известно, что в годы Большого террора проблемы с экономическом ростом и эффективностью индустриализации только усугублялись (тут ссылаюсь на данные Маркевича). Сталинский режим уничтожал не только «старых» специалистов, но и своих. Политическая лояльность (причем лично Сталину, а не государству или, прости боже, партии) была первее квалификации.

Насколько для победы в войне нужны были чистки в армии? И тут я говорю даже не столько про Тухачевского и ко, сколько про расстрел опытных и ещё царских офицеров и военных академиков, которые были согласны работать с советской власти (о пагубности этих решений говорил даже историк-сталинист Исаев).

Готовы ли коммунисты-марксисты, твердящие об отсутствии роли личности в истории, признать правомерность того, что семинарист недоучка без высшего образования принимал решения в областях науки, в проектировании вооружения, в планировании армейских операций?

Поддерживаю инициативу

https://t.me/barnaulprotivstalina/6

Реформы Дэн Сяопина. Часть 2. Начало открытия

Жизнь в Китае в конце 1970-х годах представляла собой страшную картину. Целые регионы продолжали страдать от голода, в городах скапливались маргиналы, молодежь не чем было занять: мест в университетах и на государственных предприятиях не хватало. Люди сотнями, рискуя здоровьем и свободой, пытались вплавь перебраться через границу между провинцией Гуандун и Гонконгом.

Найденный прагматиками в КПК выход из ситуации был способен решить несколько проблем сразу. Гонконг к концу 1970-х годов уже давно стал одним из мировых финансовых центров, экономика города-государства, как и экономики Сингапура и Тайваня, где также проживали этнические китайцы, стремительно росла. Настолько, что начала постепенно чувствоваться нехватка рабочих рук, вследствие чего цена на труд была крайне высокой.

В то время как на материковом Китае всё было наоборот: рабочие руки было нечем занять. Ещё при Хуа Гофэне в качестве эксперимента на ряде территорий вблизи Гонконга в провинции Гуандун и на побережье Тайваньского пролива в Фуцзяне были созданы специальные экономические зоны, куда был открыт доступ иностранному капиталу.

Так, одной из первых иностранных «концессий» стала компания, занимавшаяся утилизацией старых кораблей, которых негде уже было размещать в Гонконге. В Гуандуне на такую работу можно было легко привлечь множество молодых китайцев за максимально низкую зарплату, не тратясь на специальное оборудование. Вслед за этим на материковый Китай начал засматриваться все более серьёзный бизнес. Китайцы, происходящее не из коммунистического Китая, здесь выступали важнейшим источником инвестиций. В момент открытия Гуандуном, кстати говоря, заправлял отец Си Цзиньпина, Си Чжунсюнь.

Естественно изменить весь Китай с помощью несколько не особо больших экономических зон было невозможно. Прагматики во главе с Дэн Сяопином, пришедшие к власти после декабрьского пленума КПК в 1978 году, объявили приоритет рационализации и начала структурных реформ некое адекватное исполнение принципа «экономика должна быть экономной», когда плановые показатели специально занижались, чтобы у предприятий было больше гибкости.

В сельском хозяйстве вместо ставки на большие неуправляемые коммуны началась политика децентрализации. Плановые нормы снижались и их теперь могли выполнять домохозяйства в индивидуальном порядке, что повышало стимулы к труду, так как исключалась круговая порука и появлялась заинтересованность в выращивании большего урожая для продажи излишков. По итогу за пару лет из страны, которая не могла сама себя прокормить, Китай превратился в страну, которая могла выступать экспортером не только пищевого сырья, но и продукции по типу шёлка.

В городах и деревнях начали процветать кооперативы, разрешался малый бизнес. Причём предпринимателям было разрешено нанимать к себе лишь 7 работников, так как Маркс однажды описал мелкого буржуа-эксплуататора с 8 наёмными служащими (на основании этого и были очерчены «красные линии», но на их нарушение, как это водиться, закрывали глаза).

Дэн Сяопин выработал интересную тактику проведения реформ. Вместо открытого провозглашения какой-то политики, он предпочитал давать волю своим подопечным к экспериментам. Сначала нужно было доказать работоспособность какой-то политики, а уже затем презентовать её перед партией. В такой ситуации пытаться оспорить то, что уже показало свою эффективность на практике, было невозможно. Как-то так Сяопин и добился главенства своей фракции в номенклатуре, окончательно выведя из правящей коалиции Хуа Гофэна и сочувствующих ему сторонников более умеренной политики реформ.