#Воскресныечтения
Владимир Костин
Встреча.
Середина лета, испепеляющий зной, духота в среднее городское утро. В квартирах панельных домов у людей засыхают легкие, и причитается о дожде и северном ветре. Сижу на скамейке в нашем дворе. Над ней, окаймленной окурками, пустыми банками и бутылками, спасительно нависает утомленная листва, заблудившегося ивняка. В тени можно покурить и подумать о смысле жизни. Благо, что мошкара отлетела к недальной речке, а надоедливые голуби осели на своих опорных пунктах, терпеливо там голодая.
Я сказал: «среднее утро». Раннее утро – это время от семи до девяти часов, когда люди идут на работу – топот, бесконечное щелканье дверей подъездов. Летом, понятно, спокойнее – многие в отпусках. Когда пенсионеры и молодые матери, избегая спешащей к нам жары, торопятся в магазин за молоком и хлебом, нынче, как правило, свежим. Дожили! Ну, и решается сигаретный вопрос нетерпеливыми курильщиками.
Позднее утро – с десяти до двенадцати – время неотправленных в зеленые просторы или на морские берега отоспавшихся детей, всяких разного рода приходящих и, конечно, дождавшихся пьяниц, похожих на бомжей и интеллигентов средней руки. Впрочем, отличить их друг от друга бывает непросто. Да и ненужно.
А среднее же утро – обезлюдивание, тишина, при монопольном, однако, господстве трамвайного постукивания, иногда переходящего в грохот. И только к шеренге апатичных и беззащитных мусорных контейнеров – в пятнадцати шагах от скамейки – один за другим, с паузами, пробираются искатели, взволнованные инспекторы содержимого баков. Есть чем поживиться, от бутылок и железяк до вполне приличных одежды и обуви. (Вспоминаю нищие, бездарные помойки 60-ых годов).
Так и сейчас там орудует под неумолимым солнцем какой-то дворянин. Безнадежно чиркая зажигалкой, сочувственно присматриваюсь к нему. Невысокого роста, возрастом от тридцать до семидесяти, небрит, тепло одет: штормовка и капюшон, фланелевая рубашка, полусапожки. и сума, древняя сума на пуговках, ёмкая и будто бронированная.
Бесполезно терзаю зажигалку – газ кончился, кремень источился? Между тем человек успешно завершил свои изыскания – и с непроницаемым тотемным лицом идет к скамейке, то есть и ко мне.
- Нет ли у вас огня, зажигалки, спички? – говорю я, - а я вам сигаретку?...
Сдержанный, как американский индеец, он отвечает: - Поищу.
Обшаривает свои и сумкины карманы.
- Нету. Я не курю. Вот и нету.
Я огорчен. Когда в данное безлюдье, мне попадется человек с огнем? Он видит мою досаду и вдруг, с торжеством в голосе, провозглашает:
- Угощайтесь!
Он достает из сумы продолговатую картонную коробку, извлеченную на моих глазах из бака минуты назад, отгибает крышку и предъявляет её содержимое.
В коробке десять рулетиков суши. Один из них откушен – надкушен, остальные целехоньки и живописны, просясь в хокку. И пованивают, японский-то бог.
Стало быть, кто-то их купил, попробовал, разгневался и выбросил. Представляю его (её) комментарий.
- Спасибо, - говорю я, - я плотно позавтракал…(и зачем-то уточняю) ээ…яйчница с беконом… Хорошего вам дня. До свидания!
Киваю ему, выбрасываю зажигалку в санитарное ведро и иду к своему подъезду. Пять ступенек, открываю входную дверь – и оглядываюсь в связи с чередой еле слышных, но необычных звуков за спиной.
Индеец сидел на скамейке и хохотал, хлопая себя по коленкам. На меня он не глядел, но зато очевидно передразнивал меня, изображая ожившим лицом, как откликнулась моя физиономия на его любезное лукавое предложение. Хороший анекдот, весёлое начало дня. Хоть один приятель из своих найдется у него – и он расскажет ему эту историю. Во всех артистических подробностях: «Спасибо, я плотно позавтракал». И ведь наверняка что-нибудь приврет в духе «сюсю – мюсю»…
Нет, я не обиделся. И подумал о том, что он всё еще человек. Может быть, на досуге он даже книгу берет в руки. Он все еще сохранивший разум, доживающий в больнице смертник. А эти суши он съест, не озадачиваясь их качеством, это так. Пусть его.