Хоронили Илью в школьном пиджаке, слипшиеся волосы торчали набухшими иглами. Перед подъездом столпились человек тридцать. Однотонное, умеренных цветов, месиво. Николай Петрович наблюдал за прощанием из окна своей кухни. Спившийся к своим сорока шести годам, он печально смотрел, как толпа липкой волной то накатывает на гроб, обступая и обволакивая его, то, через краткий промежуток времени ее смывает накат из других участников процессии. То ли из праздного любопытства, то ли еще по какой причине они тут возникли. Лишь три-четыре фигурки исправно дежурили возле покойника. Эти не сдвинутся... Николай узнал двух пацанов. Однокашники. Семен и Олег. Час назад они вынесли тяжеленный гроб на улицу. Один из них так пыжился, что даже язык высунул. "От напряга" - подумал Николай Петровтч. На всякий случай он в ответ тоже высунул язык. Про себя отметил: "Один-один в мою пользу. Или ничья?" Парни, вцепившись в гроб, сначала громыхали в кадыке коридора, сминая разбросанную обувь и сваленную в бесформенные лохмотья ветошь, потом выбрались на лестничную площадку.
Отец добрел до кухни. Целый час почти он стоял у окна. Ждали, когда приедет автомобиль ритуальной службы. Илью должны были отвезти на кладбище. Николай Петрович ехать категорически отказался. В пьяном бреду он еще вчера хрипловато заявил, что сын уже взрослый, сам должен управиться. Сейчас стоял у окна, изредка помахивал пятерней в сторону зевак, непривычным к подобным ситуациям. Вспоминал, как прошла ночь.
Гроб привезли поздно вечером. Поставили в центр зала. Николай Петрович присел на диван, погладил суховатой ладонью красноватую ткань. Вспомнил, как гроб будет на английском. "Кофин", - равнодушно произнес. "Сына, я кофе сейчас выпью. Водка есть, но сейчас лучше иное. Ты не обижайся на батю, я знаю, что не должен был дольше тебя жить. Я же не пил раньше. Работал на комбинате металлургом. Потом сократили. Сказали, что местов больше нет". Николай Петрович достал бутылку, налил в подвернувшийся тут же стакан звенящую жидкость. Выпил залпом. "Все равно тебе все равно.... А к нам японцы приезжали. Режимный объект, кого попало не пускали. Улыбались, ходили, япона карате", - Николай Петрович театрально открыл рот. Разбитый, осунувшийся мужик словно хотел показать, с каким довольным лицом прохаживался по цеху осторожный японец. Улыбка на лице незадачливого папаши провисела с минуту.
Николай Петрович задолго до пагубной привычки сжег носоглотку. Своего рода производственная травма. Еще в восьмидесятые появились проблемы с одышкой. Пить - не пил. Приучился в тот же месяц, как попал под сокращение. Жена ушла вскорости, сказала: "Анатолия я еще со школы помню, сердцу не прикажешь". Со Светланой они прожили десять лет. Всякое бывало, но так чтобы скандальничать - ни-ни. Поэтому для Николая Петровича подобный кидок со стороны самого близкого человека был неожиданным. Он долгое время после вынужденного разрыва лежал на диване, не мог ни есть толком, ни спать.
"Мы не так рот открывали!" - прозвучало совсем близко. По комнате расползались отзвуки только что брошенной фразы. Угадывалась легкая обида в чьем-то голосе. На том же диване, совсем рядом с Николаем Петровичем теперь сидел худой азиат. Рукой можно достать. Когда успел? Большими черными глазами японец всматривался в лицо озадаченного отца.
"Никорай Петрорич, я не так широко урыбался, когда изучар твой цех.
"А как ты улыбался?" - утончил бывший металлург.
Японец стал разминать челюсти, делал он это степенно, вполсилы. Николай Петрович понимающе кивнул японцу. Стройный чужак в синей рубахе сидел прямо. Указательным пальцем правой руки японец прицелился в потолок.
"Вот так!" - таинственный гость большим и указательным пальцами коснулся рта. Ладонь медленно разбухала в объеме, на лице японца росла улыбка.
Гость смотрел перед собой.
"Кофин" - это гроб, - мрачно прошептал отец умершего. Японец исчез. Осталась водка.
👇🏻 продолжение
