#kaeluc
Когда Дилюку исполняется шестнадцать - не день в день, но близко к тому, - все впервые идет не так.
Мелочь.
Незначительное происшествие.
Искра, что прожигает насквозь рукав рубашки Кэйи. Мокрой, липнущей к телу, к еще нечетко намеченному прессу, но Дилюку жарко до одури и смущения.
- Из камина выскочила, бывает, - Кэйа только смеется на беспокойство Аделинды. - Совсем не больно.
То же он повторяет Дилюку.
Совсем не больно - только немного досадно менять свежую футболку.
Совсем не - он давно хотел упражняться фехтовать левой рукой.
Совсем - смешливое, с ломаными уголками губ “Люк, меня и без твоих меток не уведут”.
Дилюк ранит его - а под ребрами так колко, словно себя тоже.
Дилюк помогает ему обработать ожоги. Потому что больше некому, потому что Кэйа не хочет говорить, а Дилюк… Дилюк не знает, как сказать.
О том, что рядом с Кэйей сердце как сломанные часы, то замирает, то стучит быстро-быстро. О том, что подводят дрожащие пальцы, рассудок, все тело - до свежесваренных на пару кончиков ушей. О том, как хочется - и как страшно - коснуться губами острых ключиц. Линии челюсти. Рта.
Он понимает, что нельзя. Если одна только близость, без прикосновений, - угроза для Кэйи, тогда что будет, если обнять его? целовать? делать все то, о чем стыдливо, завуалированно написано в книгах.
Заниматься. Любовью.
Лак на столешнице пузырится.
- Так не рад меня видеть? - Кэйа приносит с собой свежесть январского вечера.
- Задумался.
- Настолько, что вместо отчета написал приказ о моем переводе в другую команду? - мягкость голоса обманчива, сменяется хлестким: - Люк, какого черта?!
- Ты знаешь.
И он действительно знает все аргументы - перечисляет их едко-правильно, с выверенной интонацией.
- “Я раню тебя. Я причиняю тебе боль. Тебе небезопасно рядом со мной. И лучше нам не видеться”. Только вот это все чушь, Люк.
- За последние два года сколько шрамов у тебя появилось?
Кэйа инстинктивно прикрывает ключицу - розовый, едва-едва заживший росчерк.
- Это…
- То, почему ты должен перевестись.
- Почему я? Почему только рядом со мной твоя сила ведет себя так? Ты отталкиваешь только меня. Так… ненавидишь?
Взгляд Кэйи направлен в окно. Дыхание мерное, по учебнику, фальшиво-спокойное. Если притвориться, что сердца нет, его не разобьют?
- Я не знаю.
И этого - чертовски много и чертовски мало одновременно - достаточно для надежды.
- Тогда мы выясним вместе.
- Следовало сказать, что я тебя ненавижу.
- Слишком поздно, Люк.
Кэйа держит слово. Его план прост - и, по мнению Рагнвиндра, абсолютно бесполезен -
“Я тебя приручу”.
Кости плавятся и пламя лижет стопку готовых отчетов - с губ Дилюка слетает тихое “блять”, а Кэйа… Кэйа смеется. Бесстыдно и громко.
- Старший, и этими губами вы приветствуете подчиненных.
Если от одной только фразы - так, - то что будет дальше?
Кэйа прилипает к нему с упорством, достойным, по словам Крепуса, лучшего применения. С грохотом перетаскивает свою кровать в спальню Дилюка, сдвигает столы в рабочем кабинете. Делит завтраки, которые раньше пропускал.
И касается - так много, небрежно, что у Дилюка сводит скулы, а сила элементов сходит с ума.
- Ты привыкнешь, Люк. Просто дай нам время, я докажу тебе, я… - Кэйа замолкает, и недосказанность между ними жжет не меньше, чем раскаленные пальцы Дилюка.
Становится хуже.
Кэйе, раны которого по-прежнему обрабатывает Дилюк.
Самому Дилюку, у которого ран не меньше - но под кожей.
И под язык закрадывается невыносимое: если признаться, если сказать ему правду, Кэйа оттолкнет?
- Еще неделю, - обещает он отражению.
Только неделю. Семь дней. Сто шестьдесят и еще восемь часов. Если посчитать в минутах, время кажется безумно долгим. Сколько ожогов Кэйа успеет получить за это время?
- До первого раза, когда снова причиню ему боль.
Потом он напишет новый приказ о переводе. Потом переедет в город, снимет комнату. Потом-
- Выглядишь так, будто думаешь, как от меня сбежать, Люк.
- Если я сделаю это до того, как перепишу отчеты, Джинн отправит меня к праотцам.