В вагоне-ресторане Сапсана СПБ-МСК со мной приключилась занимательная история.
Я писала пост в телеграм, ела борщ и чипсы с трюфелем, как вдруг наглый мужчина, который сидел рядом в синем свитере polo, без какого-либо смущения уставился в мой телефон.
Без прелюдий он начал стучать указательным пальцем по столику и говорить «good, это очень good».
Он спросил разрешения взять мой телефон и прочитать весь текст. Азарт и любопытство победили, и я молча вручила ему свой телефон с детским ожиданием его оценки.
В этот момент меня максимально раздражал его выстиранный тонкий синий свитер, натянутый на клетчатую рубашку застёгнутую до самой последней пуговицы. Его шея напряжена, а воротник вот-вот лопнет и выстрелит пуговицей в мой борщ.
Он читал долго и внимательно, улыбался желтыми зубами. «Англичанин» — подумала я. Все еще держа в своей руке мой телефон, он спросил сколько мне лет. Я ответила, что мне чуть больше 18. Он посмеялся и снова наградил меня своим «good, очень good».
В экстазе азарта, это все было мило, но черт возьми, что ты думаешь про мой текст?? Мне нужна была оценка.
Он кивал головой и все еще не отдавал мне мой телефон.
— Куда вы это пишите?
— В свой телеграм канал — сказала я.
— Вы блогер?
Пришлось повторить с другой интонацией, что мне сильно больше 18, блогером я была на рассвете тех 18 и уже успела перестать. Опять посмеялся, но вот это свое «good, очень good» не сказал.
Он спросил, писала ли я для журналов.
На столе у меня лежала книга Патти Смит с полароидами, я ее теперь беру в путешествия для вдохновения.
Он посмотрел на мою книгу и сказал, что, кстати, знает Патти. Ок. Тут я уже окончательно потеряла интерес к борщу.
Он сделал большой глоток кофе и спросил: «А хотите написать что-нибудь для New Yorker?». Я держалась до последнего, равнодушно и надменно, но уже уверенно делала вид, что борщ не мой.
Он молчал, потом попросил показать еще что-нибудь. Я скинула ему свой телеграм канал.
Он листал вверх вниз посты, туда сюда. Смеялся.
В это время я уже представляла, как на винтажном Rolls-Royce приезжаю на свою дачу в Суздаль и сажусь за печатную машинку писать статью в New Yorker. За окном березки. Я в Manolo Blahnik, просто из уважения к поколению, в котором я выросла. Без кудрявых волос и без Мистер Бига, но на Rolls-Royce печатаю статью в своем домике шато в Суздале.
И тут мой сосед говорит: «Жаль конечно, что вы из России, и жаль, что вы русская. Но у вас есть стиль».
Мы много говорили о русской душе, о Достоевском, об английской осени, о принцессе Диане, о Нью-Йорке. Он рассказал мне об их общении с Патти Смит и ценах на недвижимость.
Мы переходили с русского на английский, спорили и бесконечно заказывали крохотные баночки красной икры без блинов.
Он был в восторге от нашей глубокой и душевной беседы.
Когда объявили, что мы прибываем в Москву, он попросил мой контакт и сказал, что я буду жемчужиной для New Yorker, а для меня это будет новое интересное время.
Телефон свой я не дала и на прощание сказала: «К вашему сожалению, я слишком счастлива, что я русская и живу в России».