Он будто бы обезумел. Но чтобы окончательно на добыче не помешаться, Чонгуку пришлось против собственной воли учиться омегу отпускать, хотя бы на несколько секунд, минут или часов, а в идеале — на пару дней. Чтобы прийти в себя и вспомнить, кто он, блять, такой. Чтобы прийти в себя и вспомнить, что он — долбанный Чон, сын своего чудовищного отца. И тот, кому запрещено позволять себе слабину, потому что права на ошибку у него нет.
Тем не менее, стоило ему столкнуться с одним исключительным мальчишкой, как у альфы неослабными спазмами скручивало желудок. Чонгука так крутило, выворачивало и сжимало, словно его собственный зверь пытался погасить человеческую природу Чона изнутри. Однако образ добычи совсем не хотел его отпускать. Эфемерный омега сопровождал змеиного хищника даже если с момента их встречи пролетали часы, преследовал альфу даже тогда, когда он оставался совершенно один.
Чонгук терпеть не мог добыч. И ненависть его к ним доходила до того, что змеиное нутро буквально наизнанку выворачивало. И Пак Чимин не должен был стать исключением, ведь омега в глазах хищного альфы не был каким-то особенным. Зверь Чонгука терпеть не мог и его тоже, но ненависть эта отличалась от той, что он неизменно испытывал к другим. Она была отнюдь не жестокой и кровавой, побуждающей Чона разрушать, крушить и, сокрушив, убивать. Напротив, она была куда более извилистой и извращённой, взывая внутреннего хищника добычу свою жаждать, но не для того, чтобы, наигравшись, её умертвить. Чонгуку просто хотелось Чимина касаться. Но не так, как он к этому привык. По-другому. И пусть звучит это глупо и самоуничижительно, но только не для Чона. Он по природе своей охотник, у него кровь змеиная циркулирует по венам. Хищный альфа мучит своих жертв всегда исключительно ради собственного интереса — ведь они слабые и хрупкие, безмозглые создания. И ощущение полного доминирования при этом не сравнится ни с чем другим. С Чимином, казалось бы, всё было точно также, но всё же иначе. Потому что Чонгук, играясь с омегой в кошки-мышки, создавал видимость того, что они друг с другом равны, но стоило крохотному зверьку ступить хотя бы на шаг в сторону — он неизбежно оказывался в змеиной ловушке. Беззащитный малыш.
Чонгуку свою добычу ни капли не жаль. Альфа кролика не пожалел даже после того возмутительного случая в квартире. На следующее утро Чимин, в страхе оглядываясь по сторонам, мялся у порога аудитории, страшась встречи с тем, кого предпочёл бы к чертям собачьим вычеркнуть из своей жизни. Потому что ужасно боялся. Но змей не собирался его атаковать — во всяком случае, не так быстро. Ему по душе водить омегу за нос, притворяясь, что между ними всё кончено, и что Чонгук, пресытившись кроликом, наконец оставил его в покое. Ведь тогда мысли Чимина неизменно возвращались к хищному альфе. И происходило это непроизвольно, на уровне инстинктов. Движимой силой их обоюдного влечения друг к другу стало нечто очень странное и необъяснимое, возникшее задолго до того, как как змей на кролике запечатлелся. Чонгук это нечто упорно старался игнорировать, и лучше всего у него получалось, когда он держался от омеги в стороне.
— Бой Той, Жертва ✨