18+. Леха Никонов рассказывает о том как появились ПТВП и причем здесь Эдуард Старков.
Барыжничество дурью приносило много бабок тогда…Два-три дня и ты мог рвануть в Крым. Грязные деньги, да ещё в таких количествах сносили головы и мы считали себя этакими сверхчеловеками, всё позволено и т.п. Так бессмысленно и глупо прошли ещё два-три года…но вот в чём была моя собственная проблема – я не знал куда девать все эти тысячи – ну наркота, одежда, книги…а огромный остаток? В общем каким-то непонятным образом я стал презирать деньги и власть, которую они дают – дутую и временную, самое смешное, что от этого чувства я не избавился до сих пор и когда после концерта мне суют деньги, я испытываю ужасную неловкость, словно делаю что-то неприличное и постыдное…
В общем я отчётливо понял, что пора завязывать – мы с Бенихаевым уже чё-то играли на гитарах, я написал где-то тридцать стихов, из которых конечно только два, сейчас, не постыдился бы прочитать; Рэдт (из Химеры. прим,ред) предложил себя в качестве барабанщика, неизвестно откуда появился Гриха Ухов – мы срочно придумали самое идиотское название, которое только могло прийти в голову и на первой же репетиции сожгли половину выборгского аппарата…Воспоминания о Там-Тамовском концерте не давали мне покоя – я увидел смысл, настоящую жизнь – сцену…Между нами всё остальное кроме стихов для меня теперь лишь призрачный и ненадежный мираж…
Отказаться от лёгких денег непросто. Судите сами – один телефонный звонок, два часа страха и бабла в кармане – годовая зарплата какого-нибудь отчаянного трудяги…А у тебя в кармане – ноль… В общем, я устроился сторожем на складе очевидно ворованного леса, где проработал две недели, пока в один прекрасный день, а вернее ночь какой-то рабочий сказал что меня зовёт хозяин, но что я вполне резонно ответил, что хозяина у меня нет и не будет…короче меня уволили…И в эту же ночь, уже ближе к утру, мне позвонили в дверь. Это был Егор – наш теперешний басист. Бледный держась за дверной косяк, он тихо сказал – Эдик умер…
В первом составе нас было четверо – я, Коля Бенихаев, Гриха Ухов и Рэдт – мы играли нойз-панк. В Выборге нас никуда вообще не пускали – такие мы были дикие и агрессивные (Ухов, к примеру, орал как бешенный, пару раз родители сливали его в дурку…это был отчаянный чувак…Сид Вишес, в своём роде), я постоянно дрался на нескольких концертах, которые нам устраивал Рэдт, а Колян уже тогда плотно торчал на колёсах и ханке…В общем группа была ещё та…и вот Эдик…Рухнуло, блин, все! Единственный настоящий человек, которого я знал, единственный свободный человек, которого я знал…Фронтмен самой главной, самой самобытной русской группы девяностых…и…самой непонятой!... Он жил в невозможных условиях: зима 97-ого – "Там-Там" закрыт, всюду долдонит рейв…в хард-кор врубаются единицы…Вместо дома – разбитый чердак на Бакунина – без отопления и жратвы…Но не в этом было дело…Как и в случае с Кобейном или Кёртисом это тайна, которую мы не разгадаем никогда…
Крыша поехала у всех: похороны с панками и матросами, бешенные дозы кислоты, джеффа, фена…Ухов постепенно всё больше сходил с ума. Если бы не церковь, где он в конечном итоге оказался и прибывает там до сих пор, не знаю, правда в каком качестве – он был бы сейчас либо в дурдоме, либо…да никаких либо! Для него это был единственный выход…В этом нарко-безумии прошёл ещё год. И в феврале 98 года мы, уже в новом составе, записали наш, ещё только, первый альбом "Девственность". Мне было двадцать шесть лет. Не очень удачный возраст для панк-рока – многие уже перестают…*
*Оригинальный текст интервью для книги Ильи Стогова "Грешники"