Я могу описать его, как узор бабочки или повадки пустынного суриката.
Но внутренне понять – нет, не могу.
Как не могу стать бабочкой.
Или пустынным сурикатом.
Вот люди делают матрасы, и ты возвращаешь им матрас – не понравился, не подошёл.
И неторопливые чешские грузчики едут за ним неделю.
Вторую.
Третью.
Вот они собираются приехать во вторник, но в последний момент переносят на пятницу, в пятницу вы с матрасом ждете их у дверей, но они не отвечают на телефонные звонки (и никак потом не объясняют свое исчезновение).
В выходные они, естественно, не работают – ни один уважающий себя чех не станет работать в выходные, потому что иначе когда же ты съездишь на дачу, или в горы, или пожаришь сосиски с друзьями и пивом?
Ок, смиренно думаете вы с матрасом, дождемся понедельника.
В понедельник отдохнувшие чешские грузчики обещают приехать к обеду, и действительно, ровно в обед они звонят, чтобы сказать:
- Мы тут посмотрели на часы и поняли, что никак не успеваем к вам до трех.
И в голосе – вот он, особый чешский узор – не звучит ни малейшей вины.
Раскаяния.
Сожаления за доставленные неудобства.
Попробуйте, просто попробуйте произнести эти слова без малейшего сожаления.
Клянусь, у вас не получится с первого раза.
Это прямо надо тренироваться.
- Ничего, - ободрительно говоришь ты, - вы можете приехать в четыре. В пять. Да во сколько угодно приезжайте уже, матрас лежит посреди комнаты, как труп кита, выброшенный на сушу, по нему скачет кот, на него ставят банки с краской, на нем едят, заберите этот матрас наконец.
- Нет, в четыре мы приехать не можем, - дружески, доверительно говорят тебе по ту сторону телефона, - мы сегодня поработаем только до трёх. Завтра же снова придется рано вставать. Это очень тяжело, особенно зимой. Давайте завтра.
И в этом нет ни хамства, ни агрессии.
Ни попыток оправдаться.
Есть мироощущение маленьких людей, которые живут внутри вечности.
В городе, где брусчатку кладут слоями, и под каждым слоем найдется слой еще более древний, какого-нибудь 1200 или 800 года от рождества Христова, или вообще до всякого Христа.
И эти слои ложатся друг на друга, слипаются, как в слоеном тесте.
Так что начинает казаться, что время неподвижно и окутывает тебя со всех сторон.
И ты никуда опоздать не можешь, как ни старайся.
А с другой стороны, это мироощущение человека в маленькой стране, где много раз приходилось убеждаться, что от тебя ничего не зависит.
И у него, у этого человека, не на уровне головы, а на поверхности кожи прописано знание, что подвиги - это самое глупое, что ты можешь делать.
Давай-ка сосредоточимся на по-настоящему важных вещах.
Рыбалке.
Походе за грибами.
Жареных сосисках с пивом.
А тому, что прописано на поверхности кожи, не верить невозможно.
Но я-то в этот момент, естественно, всей кожей ощущаю нечто совершенно другое.
Потом я вспоминаю, что когда-то ради этого я и приехала в Прагу.
Иду и ложусь на этот чёртов матрас посреди комнаты.
И какое-то время просто смотрю в потолок, как будто надо мной серое осеннее небо Аустерлица.