Русский research

Переселение Института географии РАН

В канал пришла очередная история о борьбе за площади московских научных институтов. На этот раз речь об Институте географии РАН, далее слово подписчику:

>>>>
У нашего института всего три здания, два из которых находятся в процессе переселения. Главное здание находится в Старомонетном переулке, и про него, благо, речи пока не идёт. Второе находится по адресу 1-й Хвостов переулок, дом 13с4, в этом здании лабораторий нет, есть склады и офисы (далее — Хвосты). В третьем здании на ул. Вавилова, 37 размещаются три лаборатории, склады и офисы.

О претензиях на Хвосты. Недавно нам пришло письмо о том, что здание на Хвостах необходимо освободить, а землю под ним отдать представительству правительства Херсонской области, которое сидит в здании рядом. 28 февраля было последним днём присутствия, в конце марта здание обещают снести.

Нас переселяют на улицу Губкина, дом 3. В этот дом уже давно хотели переселить наше здание с ул. Вавилова, но переселить Хвосты оказалось более приоритетной задачей. По слухам, заказчик Хвостов слишком серьёзный, поэтому под него подстроились.

Про переселение с ул. Вавилова. Нам регулярно приходят официальные письма о том, что наше здание на Вавилова нужно освободить, а научному составу переехать. По большому счёту, это продолжается около 20 лет: к нам приходят с проверками, мы успешно их отбиваем и живём дальше. Но в последние пару лет атаки стали более интенсивными. Люди, которые пытаются нас выселить, работают в соседнем здании в ГБОУ «Комфортная среда», также над этим сверху есть заинтересованные люди в Минобр.

Зачем это делается? Сперва в документах фигурировала «студенческая гостиница», потом эта формулировка из документов исчезла, а в устных разговорах появился многоквартирный дом. К слову, наше здание не в аварийном состоянии, оно обжито и используется, недавно ремонтировали фасад и комнаты. У нас есть предположение, что на месте нашего здания хотят построить что-то симметричное ЖК "Вавилов Дом", находящемуся рядом.

Что предлагают взамен? В данный момент — то самое соседнее здание на ул. Губкина, 3. Сейчас в нём располагается Институт проблем нефти и газа РАН, а также сдаются помещения в аренду. Очень забавно, что мы застали нефтяников, переезжающих с этажа на этаж: они сказали, что полгода назад их заселили сюда, и вот снова с вещами на выход.

Условия на новом месте не радуют: пока нет точных цифр по площади, но со всеми складами мы, видимо, не влезаем. Это здание строилось как офисное, на этажах нет необходимой инфраструктуры. Нам пообещали всё сделать, но к работе пока никто не приступал: мы сомневаемся, что кто-то будет проводить в середину здания или в толстостенный подвал водопровод и вытяжку.

На данный момент от дирекции поступило сообщение, что про снос здания на Вавилова новостей нет и, возможно, 2026 год мы встретим здесь же. Вот на таких качелях мы сейчас живём.

Про общее отношение к нам: такое ощущение, что причастным к делу в принципе всё равно, кого и куда выселять. Директор Комфортной среды махал рукой на вопросы о том, где в офисном здании делать канализацию, шлифовальную комнату и т.д. У них тоже есть давление сверху. Естественно, в целом ситуация сказывается негативно на работе института. Люди знают, что их здание в итоге снесут, и не понимают, начинать ли вообще работы по замене электрики, вытяжки, установке большого оборудования и тому подобное.

<<<<

Комм. РR: кажется, комментировать тут особенно нечего, ибо земля в Москве на вес золота. А вообще, проблема не в самом переселении: если уж заказчик так заинтересован в здании или участке под ним, то пусть вложится в обеспечение эквивалентной площади и инфраструктуры для переезжающего института.

В этом посте, конечно, сделан снайперский выстрел. Идеи "успешного успеха" в науке критикуют давно и на разные лады, но коллеги отметили один из самых ярких маркеров.

Этот маркер — склонность постить красивые фоточки с крупной конференции, но не упоминать ничего по существу об услышанных докладах или дискуссиях. И вообще рассказывать в личном общении и в соцсетях про формальные научные успехи, не затрагивая суть дела.

И да, зачастую любовь к формальному научному успеху идёт рука об руку с социал-дарвинизмом в духе "у меня индекс Хирша больше на 1, а значит я прав".

От себя добавлю: кажется, эта социальная модель у современного молодого учёного может развиваться ещё со школьных лет или со студенчества. Когда участники очередного слёта детской-как-бы-науки ощущают себя большими учёными из-за самого факта присутствия в красивом месте под многозначительной вывеской. Кто-то осознаёт, какова доля бутафории в таком мероприятии, а кто-то играет всерьёз и преисполняется.

Казалось бы, нет ничего плохого в том, чтобы радоваться красивым местам и умным людям вокруг. Но это лишь бонус, и поэтому элемент обмана в образе гламурного учёного очень велик. Наука делается не при подготовке красивых презентаций и постеров, а в в процессе сложной рутинной работы, причём далеко не идеально организованной. Здесь никакие софт-скиллз не заменят реального интереса к предмету и готовности до последнего что-то выдумывать, разбираться в непонятном и вообще биться головой об стену до тех пор, пока одна из них не сломается.

Сцилла нереализуемости и Харибда двойного финансирования

По мотивам комментариев продолжу констатировать очевидное. Грантовая система финансирования науки (как минимум, в текущей реализации) приводит к тому, что руководителю научного проекта нужно всегда плыть между Сциллой нереализуемости и Харибдой двойного финансирования. Иными словами, нужно представлять на конкурс своего рода проект Шредингера, который выполнен и не выполнен одновременно. Который подразумевает абсолютно оригинальное научное исследование, но с известными положительными результатами, расписанными на 3 года вперёд.

Да, с одной стороны, хороший научный задел и адекватные цели гарантируют реализуемость проекта. Но слишком большой задел плох тем, что он тоже был выполнен за чей-то счёт (предыдущего гранта, госзадания, Приоритета...) и, вполне вероятно, следы старых результатов войдут в отчёты по новому проекту: либо в обобщённом виде, либо для полноты картины, либо по невнимательности авторов. А может вы смело сформулировали гипотезу текущего проекта в докладе двухлетней давности?

Вуаля, очень похоже, что вы хотите получить двойное финансирование за одну и ту же работу. А если и нет, то, как минимум, научная новизна вашего проекта под сомнением с точки зрения внимательного рецензента.

И что тогда, напирать на оригинальность проекта и прорывные идеи? Ведь чтобы получить деньги, нужно обещать что-то действительно крутое, и желательно побольше. Только вот беда, действительно смелая научная гипотеза может оказаться ошибочной, а идея эксперимента — нереализуемой. К сожалению, это не под силу предсказать даже самым квалифицированным и опытным учёным. Поэтому лучше, конечно же, никаких особо смелых научных гипотез не проверять, дабы не сорвать выполнение проекта.

Как следствие, приходим к единственному решению — классической картинке PhD comics про грантовый цикл. В идеале на грант подаётся работа высокой степени готовности с известными основными результатами (вплоть до написанных черновиков статей на первый год). В случае выигрыша тут же начинается работа над публикациями и доведение до ума работ второго-третьего года. А на основные средства гранта делается действительно новое исследование, которое пока нигде не светилось и под которое будут написаны следующие заявки. Пожалуй, в этом был бы свой пиратский шарм, если бы не нужно было крутиться одновременно в нескольких таких циклах и держать в рукаве чуть ли не десяток "оригинальных тем" для параллельно-последовательного участия в разных конкурсах.

Корень проблем, на мой взгляд, в базовом противоречии между непрерывностью научного процесса и принципиальной дискретностью грантового финансирования. Выполнение проекта А неизбежно касается проектов B, C и D: через полученные знания, освоенные методы, нанятых людей, участие в конференциях, закупленное оборудование и софт и т.д. Само собой, в планировании и постановке конкретных задач нет ничего плохого, но выделение ограниченного "научного проекта" всегда будет искусственным в большей или меньшей степени. А порой и комичным, когда одну и ту же программу мы запускаем по утрам за счёт госзадания, а по вечерам — с другими начальными условиями, но за счёт РНФ.

Само собой, проектный подход здорового человека в управлении наукой должен по возможности смягчать это противоречие, а не усиливать его искусственно.

"Процесс"

Тем временем вынесен приговор по делу члена-корреспондента РАН Олега Александровича Кабова, которого обвиняли в мошенничестве (в ненадлежащем выполнении научного проекта). Подробнее всего дело освещали академик А.Р. Хохлов и адвокат подсудимого Г.А. Шишебаров.

Приговор формально обвинительный, но по нынешним правилам судебного этикета читается как оправдательный: пять лет условно без ограничений перемещения и штрафов. Тем не менее, Кабов планирует оспаривать приговор и, видимо, добиваться полного оправдания.

Не вижу смысла пересказывать историю дела полностью, но снова обращу внимание на прецедент: мы имеем дело со случаем, когда факт достижения научного результата обсуждается в суде — в инстанции, которая по своему внутреннему устройству не предназначена для научных дискуссий. В частности, обвинение было построено на экспертизе неспециалистов в области теплофизики, а многие доводы других учёных и развёрнутая аргументация обвиняемого были проигнорированы. Сторона обвинения попросту уклонилась от прений по содержанию работ Кабова.

Напомню: судя по всему, в основе дела лежала обида бывшего аспиранта Кабова, который перешёл из лаборатории на более ответственную работу и решил отомстить бывшему руководителю. Он был единственным свидетелем против Кабова из его научного института: видимо, представлял, в каких работах возникали сложности и куда примерно бить, но не знал наверняка. В силу своей искусственности процесс порадовал абсурдными и просто комичными ситуациями: например, выступление засекреченного свидетеля хода научной работы Кабова, отвечавшего суду преимущественно "так точно!". Он уверенно доложил о сроках изготовления однокомпонентной двухфазной системы охлаждения и двухкомпонентной двухфазной системы, но не смог ответить, о каких двух компонентах и о каких двух фазах идёт речь. Откуда ясно, что этих систем он никогда в глаза не видел.

Но это всё лишь декорации. Повторюсь, трагикомизм ситуации в том, что большинство участников процесса, включая судью и прокурора, попросту не понимают ни содержания дела, по которому должен быть вынесен приговор, ни специфики поисковой научной работы. Выполнение научно-исследовательского проекта (пусть прикладной направленности) по своей сути рискованно, его нельзя оценивать как укладку плитки или рытьё котлована, где возможна простая и объективная экспертиза (процент выполнения, прочность и состав покрытия, глубина ямы и т.п.). По этой же причине "наказание" руководителя за неудачное выполнение научной работы по гранту — это, как правило, снижение доверия его идеям, то есть, лишение права на руководство проектами в течение следующих нескольких лет. Но не возврат средств, который уместен только при нарушении финансовой дисциплины, и не уголовное дело, которое должно быть итогом умышленной растраты или воровства, а не слабого научного результата.

Добросовестность выполнения научного проекта не может быть предметом судебного разбирательства, если речь не идёт о банальных хищения и тому подобном. Оценить эту добросовестность можно с помощью широкой экспертизы и открытой научной дискуссии, которая в зале суда попросту невозможна. А если мы считаем всех российских учёных ангажированными, то можно обращаться за международной экспертизой (как и поступают зачастую в крупных научных проектах), но, во-первых, сегодня это выглядит как безумная фантазия, а во-вторых тоже, вероятно, нереализуемо по регламенту судопроизводства. В реальности суд опирается на любую официально запрошенную экспертизу, а доводы других учёных может игнорировать: законы научного мира, включая необходимость отвечать рецензентам или оппонентам, здесь не действуют.

Но, так или иначе, дело действительно вызвало широкий резонанс, сплотило многих учёных и закончилось квази-оправдательным приговором, а значит оно станет прецедентом и для обвиняющей стороны.