Polina was online

В начале года стоматолог сказал, что мне не помешало бы немного поправить прикус. От постоянного напряжения в челюсти поехал зубной ряд. Я даже не знала, что такое бывает. Оказывается, бывает — у женщин в четыре раза чаще, чем у мужчин. Потому что нечего годами молча терпеть все подряд. Посмотрите на челюсть Мелании Трамп. И Кейт Миддлтон, кстати. Кожу натянуть легко, а кости не обманешь.

Напряжение в челюсти ведет к напряжению в шее, шея перекручивает плечи, плечи тянут спину, спина разворачивает тазовые кости. О, точно, одна нога на полсантиметра короче другой. Болей в пояснице не появилось? Появились.

— Четыре месяца с Инвизалайном, и всё поправим, — уверяет стоматолог. — Только источники стресса надо убрать, а то лет через пять съедет обратно.
— Да какие у меня источники стресса?
— Ну, такие, что одна нога стала короче другой.

Инвизалайн — тоже стресс. Носить двадцать часов в сутки. Снимать перед едой, ставить таймер, полоскать, стерилизовать, снова надевать. Элайнеры мешают говорить. С ними можно пить только воду. И водку, кстати. Водка — антистресс, но депрессант. Депрессия — это гнев, направленный внутрь.

Медленно-медленно челюсть начала выравниваться, и в зеркале стала проявляться женщина, которой я была до. До эмиграции. До пандемии. До войны. До…, до…, до… Скулы поднялись. Мышцы расслабились. Лицо повеселело. Но теперь вопрос, как сделать так, чтобы все не вернулось обратно.

Почему у Мелании Трамп напряжена челюсть, а у Дональда Трампа — нет? Одинаковой ли длины у него ноги? Пропишут ли ей Инвизалайн? Какие источники стресса я могу убрать, не обрушив всю свою жизнь?

Я сижу за старым английским бюро, покрытым тёмно-коричневым лаком — таким же был покрыт мой советский письменный стол в детстве.. Отопление выкручено на максимум, ветер дребезжит оконными рамами, воздух пахнет каминами — в Челси в понедельник с утра никому не нужно в офис. Почти пять лет прошло с начала пандемии. Наверняка в декабре 1944 года какая-нибудь усталая женщина сидела в этой же квартире, смотрела на те же каминные трубы, шмыгала носом и не могла поверить, что 1939-й был целых пять лет назад. Если бы не разбомбленный фасад соседнего дома — то как будто и не поменялось ничего.

Потрескавшиеся от бесконечного мытья руки. Липкие санитайзеры. Пахнущие вчерашним дыханием пластиковые маски — надень обратно, старушку убьешь. Психоз планетарного масштаба. Миллиарды масок использованы и выброшены, каждая разлагается 450 лет. Никого не будет — ни Путина, ни Илона Маска, ни Тейлор Свифт — а артефакты нашего коллективного безумия останутся. Где наш Нотр-Дам? Где наша Сикстинская Капелла? Вот они, сине-белыми ошметками плывут по океанам, перекатываются на свалках Бангладеш, прячутся в сто-долларовом сашими. Все переболели — не выздоровел никто.

В конце 2019 я смотрела бесконечные кейсы, чтобы понять, как выиграть Гран-при в Каннах. В конце 2024 я смотрю в окно.

Когда Россия напала на Украину, многие мои британские соседи и знакомые в первые два дня написали, что они знают, что я не поддерживаю убийства, и что если мне нужна помощь — они рядом. Это были простые жесты — короткие звонки или сообщения в WhatsApp, но их было много, и они мне помогли сберечь остатки психического здоровья, потом пригодилось.

Вспоминая тот опыт, я думаю сейчас очень важно выразить поддержку всем знакомым таджикам — от друзей и соседей до продавцов и водителей такси. За эти два года россияне видели многое — закрытые счета, аннулированные визы, многочасовые допросы на границах. Все это можно смело умножать на сто — чтобы хотя бы примерно представить, с каким потоком ненависти сейчас имеют дело таджики в России. Им всем важно знать, что конкретно вы на их стороне. Так же, как и нам было важно знать, что лично нас не ненавидят за российские ракеты.

Ночь темна, конца пока не видно, и выживут те, кто не растеряет человечность.

До прошлого декабря у меня не было водительских прав. Большую часть жизни я прожила в мегаполисах и везде ходила пешком. Но после тридцати меня начали посещать настойчивые фантазии, в которых я сажусь за руль и уезжаю далеко-далеко — внутренний голос тихо добавлял: “К хуям” — и я решила, что пора.

Получить права в Лондоне сложно. С первого раза сдает меньше половины, многие пересдают по три-четыре раза. Не заметил пешехода в двух шагах от зебры — не сдал. Не проверил зеркала раз в восемь секунд — не сдал. Поехал по автобусной полосе в запрещенные часы — не сдал. Не поехал по автобусной полосе в разрешенные часы — не сдал. Про список способов не сдать снимают часовые ролики и выпускают книги: “Сто способов завалить тест по вождению”.

Я долго искала хорошего инструктора и нашла Махбуба. У Махбуба пять звезд из пяти на гугл ревьюз, механическая Тойота Ярис с пробегом пятьсот тысяч миль и авторская методика обучения: “Не бойся ничего, если что, купишь мне новую”. Махбуб родился в Бангладеш, вырос в Лондоне и по пути собрал в себе все противоречия, которые могут поместиться в одном человеке. Сначала я подумала, что он мусульманский феминист — потому что на первом занятии он попросил разрешения, прежде чем поправить мою руку на руле, и рассказал, как гордится, что его дочь станет врачом и не будет зависеть от мужа. На втором занятии Махбуб сообщил, что 9/11 — заговор ФБР, что у женщин слишком много прав без обязанностей, и что Путин лучше Риши Сунака.

В стране, где начинающим водителям с первого дня прививают неврозы, Махбуб учит водить, как в Бангладеш — предполагая, что в любой момент тебе под колеса может броситься мопед, обвешанный живыми курами — и это нормальная часть жизни, не повод для паники. В Британии такое называется Defensive Driving и стоит много денег на специальных курсах , а у Махбуба это настройки по умолчанию — прилететь может отовсюду, и думать, что не прилетит — завышенные ожидания.

“Полина, хватит водить так, как будто ты из Хампстеда, води, как будто ты из Брикстона” — говорит он мне, когда я в очередной раз пропускаю пешехода в неположенном месте. Спонтанная вежливость — одна из самых распространенных причин аварий в Британии — ты притормозил, тебе въехали в зад. Махбуб категорически против спонтанной вежливости. “Если хочешь всем на дороге понравиться — это к терапевту”. Махбуб ходит к терапевту после развода с женой.

Обычно в начале двухчасового урока за тобой заезжает один ученик и передает руль, а в конце урока отвозит домой следующий. Большинство студентов Махбуба, как и я, были не титульной нации — пакистанцы, нигерийцы, иракцы — и всех Махбуб с удовольствием мной пугал. “Это Полина, она русская, заглохнешь на следующей развязке — она тебя убьет”. Я возмущалась и протестовала — а Махбуб в ответ смеялся и говорил, что нечего прикидываться безобидной, вон в ютьюбе российские школьницы Калашников на скорость собирают. “Мы экспортируем говенные футболки, а вы — смерть”.

Махбуб рассказывал, как в Бангладеш женщина премьер-министр, придя к власти, перестреляла всех генералов, перевешала всех оппозиционных журналистов, посадила пол-страны в тюрьму и сейчас идет на четвертый срок. Я потом нашла ее фотографию — добрая бабуля в очках, выглядит так, как будто всю жизнь вела передачи для самых маленьких. Махбуб видит в женщинах бесконечный потенциал к насилию и жестокости. Он обсуждал это с терапевтом, и его терапевт с ним согласен.

За все время учебы с Махбубом я не нарушила ни одного правила и ни разу сознательно не превысила скорость. “Мы с тобой, Полина, не то что эти белые — нам никто поблажек делать не будет”. На мой вопросительный взгляд он отвечал: “Ну ты понимаешь, что я имею в виду”.

Сдала я с первого раза.

С июня прошлого года я почти ничего не писала. К тому июню мы, казалось, уже видели всё. Но разрушение плотины погрузило меня в безнадежность на месяцы. Мне неловко говорить об этом вслух, как будто я — инженю, падающая в обморок от вечерней сводки новостей, но пишу как есть. Я даже себе не могу объяснить, почему именно те события произвели на меня такой эффект — а не любые другие, такие же ужасные. Видимо, у каждого есть предел, за которым надежда на лучшее начинает казаться бессмысленной — и мой предел оказался там.

Подруга, оставшаяся в России, в начале войны сказала: “Ты все это чувствуешь, потому что ты можешь себе позволить чувствовать, ты в безопасности.” Она права — на расстоянии защиты не срабатывают. Привилегия нескончаемой травмы. И опять неловкость — давай, расскажи, какие там у тебя травмы в Лондоне.

Это похоже на то, что со мной происходило в последний год жизни мамы. Я вела ее медицинскую документацию и общалась с врачами. Мне приходилось читать подробные описания каждого метастаза, каждого отказывающего органа. Она страдала физически — но до последнего дня надеялась на чудесное избавление. Избавление казалось ей абсолютно реальным — нужно только найти нового врача, новый генетический тест, еще одну чудотворную икону. Я была в безопасности — и в постоянном ужасе. Мы так толком и не встретились в общей точке реальности.

Пока я ничего не писала — я много читала, больше чем в любой другой год. В каждой новой книге я надеялась найти способ справиться с бессмысленностью, понять, зачем что-то создавать, если все будет разрушено. Авторы, которые повлияли на меня больше всего, Анни Эрно, Ирвин Ялом, Ролло Мэй, Джон Уильямс, Энн Паттчетт — разными словами говорили об одном и том же.

Что смысл невозможно найти, отгородившись от других людей — никакого смысла вне коллективного человеческого опыта не существует. Что любая попытка узнать, делали ли другие то же, что и ты, чувствовали ли так же, как ты — может сама по себе быть целью. Что в мире, который несется в трубу, даже короткая возможность найти понимание, поддержку, разделить с кем-то радость — подарок, отвергать который — глупость и расточительство.

Читая, я постепенно я вышла из онемения и увидела, что рядом со мной — много замолчавших людей, у которых тоже есть большие вопросы к вселенной по части смысла. И каждый думает, что живет так один.

Возможно, когда мир разваливается на части, кто-то должен записывать, как именно — чтобы потом можно было собрать обратно.

Хорошая иллюстрация к предыдущей записи.

В описании канала сказано, что у автора нет советов, но это неправда. У меня все-таки образовался совет.

Не давайте ChatGPT писать за вас важные письма на английском, он всем нахамит и выставит вас дураком.

Пример: вам нужно написать имейл потенциальному работодателю, поблагодарить еще раз за интервью, которое случилось полтора месяца назад, и спросить, приняли ли они решение — а то у вас тут на руках оффер от другой компании (возможно, воображаемый). Классический заход, когда вам нужно как-то извернуться и выглядеть заинтересованным, но не слишком, и при этом хотелось бы все-таки получить внятный ответ.

И вот вы, русскоязычный человек с неплохим английским, пишете: "Dear Linda, I hope you're doing well. It's been great speaking with you a couple of weeks ago. I really enjoyed your vision of making plastic purple people eaters sustainable and plastic-free. I've been wondering whether you've already made the hiring decision. I have just received an offer from another company that could also be a good opportunity, although to be honest, it's not as fun as the work your team is doing. I wanted to check with you before making any decisions. Many thanks, Tanya.”

Вы переживаете, не понаделали ли вы там ошибок и не слишком ли в лоб получилось. И просите ChatGPT проверить ошибки и сделать письмо профессиональным и вежливым: “Please check grammar, make it sound polite and professional”. Любезный ChatGPT берет ваше письмо и делает с ним следующее:

"Dear Linda, I hope this message finds you well (пишет судебный пристав). It was a pleasure speaking with you a couple of weeks ago, and I greatly appreciated (заговорил учитель литературы на пенсии) your insightful (издевка?) vision of making plastic purple people eaters sustainable and plastic-free. I wanted to inquire (опять судебный пристав) whether you have made a final decision regarding the hiring process (пьяный учитель литературы на пенсии, какой hiring process? Вопрос был, приняла ли Линда решение о найме).

Recently (в прошлом месяце?), I received an offer from another company that presents a potential opportunity for me (учитель литературы на пенсии хвастается). However, I must emphasize (американский судебный пристав тоже выпил и грозит Линде указательным пальцем) that the work your team is involved in is truly captivating (американский судебный пристав раскаялся и подлизывается) and more aligned with my interests. Therefore (учитель литературы на пенсии не дремлет), I wanted to reach out to you before making any decisions.

Thank you very much for your time and consideration. I look forward to hearing from you soon.
(судебный пристав намекает, чтоб Линда пошевеливалась).

Warm regards,

Tanya”


Вы этот шедевр читаете, и у вас закрадывается подозрение, что как-то это все слишком. И вы так и пишете - ну нет, это слишком, сделай попроще, “make it simple but friendly”. И ChatGPT делает попроще:

"Hey Linda! (Внезапно вы с Линдой лучшие подружки) Hope you're doing well. Remember our chat a few weeks ago? (Вот это мы зажгли) I loved your idea of making plastic purple people eaters sustainable and plastic-free. Just wanted to check if you've made any decisions on hiring yet.

By the way (просто мимо проходила, думаю, дай напишу Линде), I got an offer from another company, but honestly, it's not as exciting as what your team is up to. Before I make any moves, I thought I'd touch base with you. (теперь вы менеджер из американской глубинки, продаете подержанные автомобили)

Thanks a bunch (дружбан-Линда), and looking forward to hearing from you!

Warm regards,

Tanya”

В оригинале было обычное вежливое письмо человека, который понимает, кому и зачем пишет - с парой не самых типичных для носителя конструкций, с пропущенными запятыми, но в целом адекватный имейл с адекватным вопросом. Прочитав письмо от ChatGPT, Линда решит, что вы не в порядке. Она, скорее всего, не подумает, что за вас письмо переписал AI - просто придет к выводу что вы как-то очень странно воспринимаете ваши с ней отношения.

Эффект зловещей долины в профессиональной переписке.

Мы живем на тихой улице рядом с парком, два ряда маленьких домиков, все друг друга знают. Соседи замечательные: преподаватель философии музыки, мультимедийная художница, продавщица антикварных феминистических книг, флейтистка, архитектор, актер. Возраст большинства — от пятидесяти до девяноста.

Поэтому когда на нашей улице сдохла лиса, соседский чат оказался не готов к выпавшим на его долю испытаниям.

Джуди: В переулке возле дома с магнолиями лежит мертвая лиса. Я дозвонилась в мусороуборочную компанию, они утверждают, что лисами не занимаются. Кто-нибудь знает, что делать? Ужасно грустно, но есть и хорошая новость: судя по всему, лиса умерла от старости.

Сара: Какая же это хорошая новость? Очередное напоминание, что время идет, и мы все умрем.

Майк: Страх смерти — это замаскированный страх жизни. Лису надо срочно убрать, пока она не начала разлагаться и не завоняла.

Джуди: Спасибо, Майк. Мы тут собирались пожить с дохлой лисой недельку-другую, посмотреть, что получится, но благодаря вам осознали всю срочность ситуации.

Сара: Сайт Камдена говорит, что мертвая лиса — токсичный мусор, и ее должны убирать специалисты. Кто-нибудь знает, какая компания отвечает за токсичный мусор?

Кэрол: Дорогие Соседи! Возрождая славную викторианскую традицию, я объявляю день присутствия дома в это воскресенье с двух до шести. Чудесная возможность встретиться и пообщаться. Пожалуйста, напишите, если вы планируете зайти. С наилучшими пожеланиями, Кэрол Салливан, №45.

Бен: Прекрасная инициатива, дорогая Кэрол, мы с Диной обязательно придем. Бен Хьюз, №44.

Джуди: Я позвонила в компанию по уборке токсичных отходов, они сказали, что если лиса не набита плутонием, это не их сфера ответственности. Посоветовали просто засунуть в мусорный бак.

Элоиз: Ну слава богу, проблема решена.

Джуди: Элоиз, я правильно понимаю, что вы вызвались предоставить ваш мусорный бак для хранения мертвой лисы до следующего понедельника?

Элоиз: К сожалению, в нашем баке уже нет места.

Джуди: Я почему-то так и думала. Вот и в нашем тоже.

Майк: Мне кажется, что мертвая лиса — ответственность дома с магнолиями. Пусть они засунут ее в свой бак.

Сара: В доме с магнолиями живет Энтони, у него деменция, соцслужбы приходят раз в месяц. В его мусорном баке лиса пролежит до мая, здесь объявят зону отчуждения, и нам всем придется съехать.

Жюстин: Всем привет. Я нашла приложение “Love Clean Streets”. Там есть функция “сообщить о незаконном мусоре” — если кто-то выставил на улицу матрас, то матрас заберут, а хозяина найдут по камерам и оштрафуют. Можно сфотографировать лису и сообщить местному управлению.

Джуди: Местное управление оштрафует лису за смерть в неположенном месте?

Сара: Нет, они пришлют штраф нам, а мы потом будем его двадцать лет оспаривать, пока Ее Королевская Служба Судов и Трибуналов начисляет нам пени.

Элоиз: Думаю, все-таки лучше засунуть ее в чей-нибудь бак.

Джуди: Я сходила посмотреть на лису. Она в плачевном состоянии, бак придется выбросить, новый потом не дождешься.

Бен: И это еще одна причина голосовать за лейбористов.

Так прошла неделя. Если бы из мертвой лисы нужно было сделать мультимедийную инсталляцию, снять о ней документальный фильм или написать грустный саундтрек для флейты, наша улица бы не подвела. Гардиан бы выпустил хвалебную рецензию. Кто-то получил бы Бафту. Но просто взять и избавиться от трупа мы были не в силах.

Через неделю лиса мистическим образом исчезла. Может быть, ее ранним утром забрали мусорщики, может, очнулась служба токсичных отходов, может, Энтони утащил ее домой и пьет теперь с ней чай.

Если вам интересно, в чем был мой вклад — то он вот.

Наткнулась тут на рекламу психологического вебинара: “Первый год эмиграции может стать увлекательным квестом в результате которого вы станете сильнее, счастливее и приобретете новые возможности. А может отбросить вас в одиночество, чувство беспомощности и апатию. Выбирать вам!”

Ничего не имею против самого вебинара, но хочется внимательно посмотреть в глаза человеку, который писал рекламный текст, и предложить ему выбрать не быть жизнерадостным идиотом.

Эмиграция, безусловно, может стать квестом, который сделает сильнее и даст новые возможности. Но в одиночество, беспомощность и апатию тоже отбросит практически с гарантией. Учитывая, как и почему сейчас эмигрируют люди, на которых рассчитан этот вебинар, фраза: “Выбирать вам!” звучит как предвыборный слоган депутата Единой России.

Есть исследования, которые описывают “immigrant paradox”: даже несмотря на травмы, стресс и бедность, у иммигрантов в первом поколении существенно снижается риск развития депрессии и тревожных расстройств в течение жизни — после краткого периода запредельного риска сразу после переезда.

Любая психологическая поддержка в первый год после эмиграции — отличная идея. Но продавать вебинар с посылом: “Если тебе тяжело дается внезапная смена страны проживания из-за войны, ты просто не выбрал стать сильнее и счастливее!” — довольно неприятная манипуляция.

Вим Хоф пробежал босиком марафон за Полярным кругом, проплыл 66 метров подо льдом и забрался в шортах на Килиманджаро. В его дыхательных упражнениях часто можно встретить фразу: “Let the body do what the body is capable of doing”. Мне кажется к психике этот подход тоже применим. Человечество куда-то от чего-то мигрировало всю свою историю. Очевидно, что у нас есть мощные инструменты адаптации, которые работают с вебинарами и без.

Иногда нужно дать нервной системе сделать то, на что она способна: медленно и нудно отрастить новые нейронные связи и адаптироваться к изменившимся обстоятельствам. Усталость, плаксивость и тоска — не баг, а часть процесса перестройки. Одиночество и чувство беспомощности — неизбежная часть интеграции в новую культуру.

Теорию феминизма я осваивала по ускоренной программе. Вместо Браунмиллер, Дворкин и Грир у меня были ютуб, фейсбук и твиттер. Радикальные заявления, которые феминистки семидесятых раскрывали на ста страницах, я потребляла сокращенными до ста сорока символов.

Для того, чтобы предъявить миру революционную фразу: “ВСЕ мужчины держат ВСЕХ женщин в состоянии страха”, Сьюзан Браунмиллер написала увесистую книгу, которая изменила законодательство США и вошла в список 100 самых важных изданий по версии Times. Докатившись до твиттера, цитата потеряла кавычки и превратилась в факт, не требующий аргументов и доказательств. Все мужчины держат всех женщин в состоянии страха. Давайте, поспорьте со мной, расскажите женщине про ее lived experience.

Я отчетливо помню приятное чувство коллективной ясности: ну слава богу, нашли врага, во всем виноваты белые гетеросексуальные носители ХY хромосом, а кто не виноват и будет повержен зря — тот необходимая жертва исторического процесса во имя всеобщего блага и процветания. Лес рубят — щепки летят.

Нарратив мне казался смутно знакомым и вызывал некоторый душевный дискомфорт, но чувство коллективной правоты было соблазнительным. Несколько месяцев я прожила в великолепном мире, где все люди, похожие на меня, по умолчанию достойны сочувствия, понимания и помощи, а все люди, на меня не похожие, должны непрерывно осознавать свою ответственность и каяться. Никогда до и никогда после я не ощущала себя настолько достойной уплыть в прекрасное будущее равенства на белом пароходе современности.

Мы были в гневе, нас было много, и это было упоительно. Биохимически гнев не лишен удовольствия: он провоцирует выработку гормонов, схожих по воздействию с анальгетиками и амфетаминами. Заряд энергии, сопровождающий крестовый поход в твиттере, мало чем отличается от прилива сил, который испытывает человек на спидах.

Мужчины делу не помогали — отовсюду раздавались вопли пятидесятилетних CEO, внезапно осознавших, что самый уязвимый слой населения планеты — это они. Сильный пол заламывал руки и сокрушался об уволенных за сексистский анекдот. Мы отвечали, что уволенных за анекдот пожалеем, когда к ответу призовут последнего убийцу и насильника. Революцию в белых перчатках не делают.

Закончился этот праздник классовой правоты, когда я случайно купила в аэропорту книжку про тоталитаризм и поняла, где уже встречала все эти рассуждения про необходимые и неизбежные жертвы исторического процесса.

К моему глубокому сожалению, тоталитаризм с феминизмом очень любят сравнивать маргиналы, которым в судебном процессе над Харви Вайнштейном чудятся параллели с сюжетом "Архипелаг ГУЛАГ". Это затрудняет разговор о том, что происходит, когда многомиллионным социальным группам предъявляют один список грехов на всех.

Я правнучка раскулаченных крестьян и расказаченных казаков, мое существование — недосмотр тех, кто оперировал понятиями “коллективная вина” и “исторические заслуги”. Когда кто-то начинает приговаривать: “Лес рубят — щепки летят”, у меня от ужаса должны стыть связи в ДНК. Но вот пришла моя очередь выяснять, как передо мной провинились миллионы угнетателей — и я не устояла. Круг безумия замкнулся.

Арья знала всех своих врагов поименно: Серсея, Джоффри, Сэр Иллин Пэйн — всего тринадцать имен, которые она повторяла перед сном. Раньше я думала — чтобы не забыть. Теперь мне кажется — чтобы не возненавидеть весь мир вместо тех тринадцати.

Труды радикальных феминисток я с тех пор предпочитаю читать целиком, твиттер удалила, мудаков запоминаю по именам. Кто-то должен перестать рубить лес.

Когда я оглядываюсь на прошедший год, меня мутит. Месяцы сжимаются и выпадают из памяти, дни растягиваются на недели, отдельные минуты закольцовываются в бесконечный гиф и стоят перед глазами. Я думала, что это уникальное переживание, но оказалось, что эффект известный и давно изученный — травма меняет восприятие времени.

За год у меня появилось шесть новых шрамов. Я падала с лестниц, врезалась в журнальные столики, задевала острые предметы. Периоды отсутствия внутреннего равновесия сопровождались потерей координации. Все лето проходила, заклеив ноги тейпами — чтобы не отвечать на вопрос: “Что случилось?”.

О том, что случилось, я до сих пор не могу толком ни говорить, ни писать. Я выработала обтекаемые ответы для участливых британских коллег: без лишних деталей, чтобы не нагрузить, но и не слишком сухо, чтобы не обидеть.

К сожалению, у моей мамы обнаружили рак поджелудочной железы на поздней стадии. К сожалению, моя страна сошла с ума и развязала войну. К сожалению, маме стало хуже, она больше не может ходить. К сожалению, война выглядит затяжной, объявили мобилизацию. К сожалению, мама умерла. К сожалению, России, которую я знала, больше нет.

Два горя усиливают друг друга и сливаются в одно.

“Хронический стресс ведет к снижению роста нервов и ухудшению памяти, увеличивает восприимчивость к страху, чтобы обеспечить выживание. В долгосрочной перспективе горе может нарушить различные функции памяти, принятия решений, зрительно-пространственную функцию, внимание, владение речью и скорость обработки информации. Физические симптомы: тяжесть в груди, боли в шее и спине, общее недомогание.”

Медицинская литература дает подробный список потерь, но для описания всего остального у нее нет подходящего языка.

Хронический стресс ведет к смирению и избавлению от иллюзии всемогущества. В долгосрочной перспективе горе может способствовать масштабной переоценке ценностей, помогает преодолеть страх смерти и научиться бережнее обращаться с собой и окружающими.

В один трудный день боли и страха оказалось настолько много, что психика не выдержала напряжения и на несколько часов целиком погрузилась в текущий момент. Прошлое и будущее растворились. Внутренний диалог остановился. Я ощущала кожей теплый ветер, замечала запах нагревшегося металла автобусной остановки, слышала, как шины велосипедов соприкасаются с асфальтом, видела, как постепенно удлиняются тени, чувствовала вкус воды. Несколько часов полной внутренней тишины посреди хаоса внешних событий. Физические симптомы: замедление дыхания, пульсация в ладонях, расслабление мышц спины, разлившееся по телу тепло. Умиротворение.

Это был настолько трансформирующий опыт, что на какое-то время переход в глубокое медитативное состояние стал автоматической реакцией на любой сильный стресс. В следующие месяцы я научилась переключаться в этот режим сознательно. Мир стал ярче и реальнее, прошлое и будущее ослабили хватку, страх отступил.

Я всю жизнь прожила, либо по десятому кругу анализируя то, что уже случилось, либо беспокоясь обо всем, что может произойти. Мое тревожное воображение может нарисовать сотню реалистичных катастроф в минуту. Потребовалась сильная встряска, чтобы нервная система перестроилась.

Когда мама умирала, я сидела рядом с ней часами и ощущала бесконечное спокойствие. Время исчезло, не было ни страха, ни горя, ни сожалений — только мягкая пульсирующая тишина. Я была там, где должна была быть, и все шло так, как должно было идти. Я сдалась, и мир, вместо того чтобы рухнуть без моих героических усилий, вздохнул с облегчением.

Однажды группа исследователей из Йельского университета провела эксперимент: показали студентам съемку протеста возле нейтрального здания. Половине сказали, что это протест пролайферов возле клиники абортов. Половине — что это протест за права ЛГБТК+ у дверей военкомата. А потом задали несколько вопросов. Мирный ли был протест? Нападали ли протестующие на прохожих? Раздавались ли крики и ругательства? Блокировали ли протестующие вход в здание?

Студенты-консерваторы, которым показали “протест пролайферов возле абортария”, ответили, что протест был мирный: ни нарушений, ни агрессии, вход в здание никто не блокировал. Студенты-либералы, посмотревшие видео “протеста за права ЛГБТК+”, отвечали похоже: протестующие отстаивали свои права цивилизованно, никому не мешали, ничего плохого не делали, дорогу не перегораживали.

А вот наоборот получилось интересно. Студенты-консерваторы, посмотревшие якобы видео протеста за права ЛГБТК+, утверждали, что протестующие были агрессивны, кричали, устраивали беспорядки и блокировали вход в здание. Студенты-либералы, посмотревшие видео с “протеста пролайферов у абортария”, тоже заявляли, что протест безобразный, протестующие угрожали прохожим, к зданию невозможно было пройти.

Оценка видео напрямую зависела от убеждений. Было бы мнение, а глаза подстроятся.

Кто-то читает новости о толпах бегущих россиян и видит людей, которых семь месяцев все устраивало, а теперь они переобуваются и потому не заслуживают ни сочувствия, ни помощи. Кто-то смотрит на ту же самую толпу и видит людей, попавших в беду, которые бросили все и уехали одним днем, только чтобы не убивать и не быть убитыми.

Я желаю тем, кто точно знает, как нужно свергать диктаторские режимы, никогда не оказаться темной ночью в бесконечной очереди на выезде из страны, сошедшей с ума.

Огромная благодарность жителям Грузии, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Узбекистана, Монголии и других стран, помогающих тем, кто бежит из России. Спасибо.

Первые три месяца эмиграции — самые простые. Это прозвучит как издевательство, потому что поначалу кажется, что вся жизнь после переезда — одна сплошная проблема. Квартиру найти — проблема. Интернет подключить - проблема. Банковский счет открыть — проблема. Но в этом хаосе есть и терапевтический момент — осязаемые препятствия можно преодолеть и почувствовать, что ты молодец.

Когда бытовые трудности заканчиваются, начинаются вопросы экзистенциального порядка. Вот жил ты много лет и что-то про себя понимал: вырос в панельке, слушал Земфиру, окрошку делал на квасе. Среди друзей был самый умный, а не самый борзый. С консьержкой здоровался, с соседями в лифте — через раз. Подобные мелочи кажутся полной ерундой, пока ты не лишаешься всего этого огромного списка разом.

В новой жизни приходится срочно выяснять, кто ты вообще такой в отрыве от старой. Стряхни с человека все теги, которые наросли за десятилетия — и что останется? Откуда мне знать, я по британским меркам теперь самый умный или самый борзый? Тридцать лет — это тут молодость или зрелость? Я средний класс или нет? Рассказывать на работе, как мы в детстве с друзьями гудрон жевали или промолчать?

Примерно через полгода эмигрант начинает терять твердую почву под ногами — старая идентичность уже не актуальна, новая еще не отросла. Это чем-то похоже на подростковый период, только лежать лицом в диван дорого, хлопнуть дверью некому, а на бунт сил нет. У тех, кто переезжает в благополучные страны, кризис проходит жестче: вместо того чтобы признаться: “что-то мне плохо, грустно и непонятно”, они начинают себя пинать — вон на родине у людей проблемы, а ты чего сопли свесил в совиньон, радуйся давай.

Все это отжирает огромное количество энергии. Ты перестаешь нормально спать, становишься беспокойным, плаксивым и раздражительным. Дестабилизированный человек одновременно подозрителен и уязвим для всяких мутных схем. Становится сложно отличать опасные ситуации от безопасных — сносит то в одну, то в другую крайность. Там, где раньше были знакомые ориентиры: “Да ладно, нормально все” и “Так, стоп, это что еще за херня?” — мир плывет, мерцает и переливается тысячей тревожных вариантов.

Многие ломаются и начинают строить вокруг себя условный Брайтон-Бич — чтобы вернуть хотя бы ошметки старой идентичности. Кто-то едет обратно. Кто-то остается, но объявляет местное население мудаками — причем, часто не без оснований, людям в кризисе вообще везет на проходимцев и психопатов всех мастей. Единицы обращаются к терапевту.

Выход из этого бедственного положения один: чем быстрее расставить опознавательные флажки на местности, тем быстрее отпустит. Помогают самые простые вещи — начать ходить за кофе в одно и то же место, в одно и то же время — пока бариста не запомнит тебя в лицо. Знакомиться с соседями, продавцами и почтальонами. Разобраться, как программировать бойлер — чтобы в повседневной жизни было одной непонятной херней меньше. Когда тревожность зашкаливает — идти гулять по району и запоминать, что где в радиусе двух километров: почта, хозтовары, банкомат.

Чем больше знакомого и привычного — тем ниже фоновый уровень паники. Чем больше людей вокруг знают, что ты существуешь — тем крепче ощущение безопасности.

Еще стоит приложить усилия и взломать местный код вежливости. Не для того чтобы всем нравиться, а чтобы поменьше сталкиваться с пассивной агрессией. Свежие эмигранты невольно хамят кому попало. Если взять Британию за пункт прибытия, то итальянцы стоят к людям слишком близко и всех бесят, немцы слишком быстро переходят разговору по существу, не дав собеседнику договорить про чудесные выходные, а американцы стремятся выяснить, у кого сколько денег — и выглядят как продавцы пылесоса Кирби.

Раздражать людей по мелочам — надежный путь к социальной изоляции. Распространенные ловушки для русскоговорящих — смолл-ток, письма и звонки: то, что на пост-советском пространстве — нелепые реверансы, в старой Европе — прожиточный минимум благожелательности.

Проскочить этот муторный период не удастся, я еще ни одного человека не видела, который бы покинул родную страну и не столкнулся с кризисом идентичности. Длиться это будет не месяц, а год-два-три, так что можно переставать себя пинать — силы еще пригодятся. Но все это обязательно закончится и станет нормально. Главное не переезжать на Брайтон-Бич.

В первые годы эмиграции мой социальный навигатор сильно подпортила псевдонаучная концепция под названием “менталитет”. Мне потребовалось несколько лет, чтобы путем проб и ошибок выяснить то, что интуитивно понятно пятилетнему ребенку: люди везде люди. В одних и тех же обстоятельствах все испытывают примерно одни и те же эмоции: надежду, горечь, облегчение, страх, злость, безразличие — просто выражают их по-разному. Набор стратегий взаимодействия тоже не бесконечный, и в любой культуре правила поведения направлены на то, чтобы жить получше, а получать по шее поменьше. Все остальное — отличия по форме, а не по содержанию.

Предположим, вы сняли квартиру со старой стиральной машинкой, через месяц она сломалась, и вы хотите, чтобы лендлорд ее починил, а еще лучше — поставил новую. И в этот момент становится не важно, вырос он в английском замке или на рабочей окраине Саратова. Единственное, что нужно про этого человека понимать — мудак он или нормальный.

Если лендлорд мудак — то без разницы, какого разлива он мудак — британский, итальянский или отечественный, суть конфликта от этого не изменится: вы будете считать, что кто это древнее говно туда поставил — тот пусть и чинит, а хозяин помещения будет вам намекать, что у кого трусы чистые закончились — того и проблема.

Британский лендлорд может вам написать: “Дорогая N, надеюсь у вас все хорошо, и вы обжились на новом месте. Я ужасно сопереживаю вашей непростой ситуации. К сожалению, запчасти для этой стиральной машины перестали производить в 1996 году, и достать их будет затруднительно. Но я буду стараться изо всех сил, в следующем месяце поеду на аукцион винтажной бытовой техники в Лидсе и сделаю все возможное, чтобы найти нужный клапан. Я бы с радостью поставил новую стиральную машину, но в соответствии с параграфом 57654b нашего договора, замена техники не предусмотрена, пока не будут исчерпаны все возможности для починки. Желаю вам прекрасных выходных, Джон.”

Перевод: “В жопу иди со своей стиральной машинкой”.

Итальянский лендлорд оставит вам голосовое сообщение: “Дорогая N, ты разбиваешь мое бедное сердце. Мне очень грустно, что ты сломала эту уникальную стиральную машинку, она досталась мне от бабушки, и я планировал передать ее внукам. Но так уж и быть, я тебя прощаю, более того, тебе несказанно повезло, я обо всем договорился с Альберто с третьего этажа: раз в месяц ты можешь приходить стирать белье у него. Если же тебе этот вариант не подходит, и ты хочешь стирать чаще (хахаха, грязная девчонка), то через дорогу есть доступная семейная прачечная синьора Вителло, я уверен, они тебе помогут за разумную плату. Навсегда твой, Франческо.”

Перевод: “В жопу иди со своей стиральной машинкой”.

Отечественный хозяин квартиры сбросит все звонки и проигнорирует смс. Аренду забирать пришлет жену, которая сделает вид, что ничего не знает.

Перевод: “В жопу иди со своей стиральной машинкой”.

Нормальный арендодатель в любой стране поступит единственным приемлемым в такой ситуации образом: без лишних вопросов отремонтирует стиральную машинку или поставит новую.

Моя основная ошибка первых лет эмиграции заключалась в том, что вместо того, чтобы попытаться понять, кто конкретно передо мной в этот раз оказался и каковы его намерения, я стремилась самые простые вещи вроде: “Линда пытается мне помочь” и “Рикардо хочет меня наебать” объяснить менталитетом. Самое удивительное — у меня часто даже получалось натягивать сову на глобус, потому что на любую житейскую ситуацию найдётся свой стереотип.

Заменил британский лендлорд машинку — это потому, что британцы вежливые и обязательные. Не заменил британский лендлорд машинку — это потому, что британцы расчётливые и равнодушные. Я анализировала культурные коды, и каждый раз удивлялась, что у меня не получается понять этих странных людей, которые ведут себя так непредсказуемо. А на самом деле просто Майк был нормальный, а Джон - мудак.

Много времени и сил можно было сэкономить.

Вместе со стыдом я разрешила себе испытывать ужас, горе и разочарование — без оговорок, что кому-то еще хуже. Горе каждого из нас — абсолютно. Горе человека, в чей дом попал снаряд — отдельно, горе человека, чья страна этот снаряд сбросила — отдельно.

Когда идет война от твоего имени, не позволить стыду себя изуродовать — задача со звездочкой. Не выискивать людей с “самой отвратительной позицией”. Не принимать участие в конкурсе “главный праведник”. Не стыдить и не стыдиться, чтобы однажды не увидеть в зеркале кого-то, раздувшегося от филлеров, в бронированном пуховике Loro Piana.

Держи тень перед глазами, она нападает только со спины. К. Юнг

Первые недели войны я провела в онемении. Я что-то делала, кому-то писала, что-то куда-то переводила и доставляла, но почти ничего при этом не чувствовала. Меня накрыло бетонной плитой стыда. Не гражданской ответственности, ощутить которую призывают все продвинутые лекторы, а вот той самой невыносимой липкой хтони, связывающей по рукам и ногам.

Я не голосовала за Путина. Ходила на протесты, пока мне это казалось действенным. Действенным мне это перестало казаться после смерти Новодворской в две тысячи четырнадцатом. В две тысячи пятнадцатом, после убийства Немцова, я из России уехала. Уехала не потому, что провалилась моя миссия борца с режимом — я никогда на себя такую миссию не брала, а потому что для рекламного креативщика работа в условиях авторитаризма — это как плыть баттерфляем в шубе.

Если бы нужно было те годы прожить заново, я бы делала то же самое. Тогда откуда стыд? Я что, нашла тайную методичку по восстановлению легитимной сменяемости власти в нефтяных автократиях — и не применила? Могла предвидеть и предотвратить войну — но не предвидела и не предотвратила? В автозаке недосидела? По почкам недополучила?

У стыда, в отличие от вины, нет вменяемых причин, поэтому нет и адекватных способов преодоления — только неадекватные. Это чувство, что если бы другие увидели тебя таким, какой ты есть, они бы отказались не то, что тебя любить, а вообще с тобой иметь дело. Люди в стыде не делают ничего полезного — они заняты исключительно поиском способов этот стыд заглушить, спрятать или спихнуть на кого-то еще.

Когда вышла статья Красильщика, те, у кого и так было дел достаточно: собирать деньги, вывозить беженцев, помогать близким — бросили все и начали писать осуждающие посты. Для нас та статья пропитана стыдом, она триггерит стыд — и это невыносимое чувство хочется немедленно вернуть отправителю. Все переругались, никому легче не стало. Возможно, кто-то прочитает о том стыде, почувствует новый стыд — и мне тоже прилетит. Так оно обычно и работает.

Когда этот стыд замечаешь — его невозможно развидеть, он везде. Он тянет к тебе щупальца из каждого поста про “самую отвратительную позицию” и “да сколько можно ныть, идите делайте”. Из каждой ветки комментариев с выяснением, кто больший мудак — тот, кто на Яндекс работал, или тот, кто ворованные деньги за легитимные инвестиции принимал. Я заслуживаю существовать, а ты нет. Я имею право на горе и отчаяние, а ты нет. Я прав, ты нет, заткнись.

В основе имперских амбиций тоже лежит стыд — стыд оказаться обычным гражданином обычного государства. Мы в этом не одиноки, Британия едет на том же ядовитом топливе, и все ее самые мрачные страницы истории оттуда же.

Стыд рождает уродство. Стыдно быть низкого роста — и вот ты влезаешь в нелепые ботинки на каблуках. Стыдно быть старым — и вот ты накачиваешь лицо филлерами, пока не лопнет. Стыдно не выглядеть богатым — и вот ты покупаешь пуховик ценой в тысячу пенсий. Коррупционером быть тоже стыдно, поэтому всякого, кто тебя так называет, надо заставить умолкнуть любой ценой. И лечения никакого нет — кроме как признать, что именно это происходит именно с тобой. Но тут сердце нужно, а его стыд сжирает первым делом.

Чем больше я читала, смотрела и говорила о войне— тем больше мне хотелось съежиться и исчезнуть. Пользы я с каждым днем приносила все меньше. Сначала я думала, что это выгорание, но выгорание выглядит и ощущается по-другому — все кажется бессмысленным и хочется, чтобы оставили в покое. В этот раз мне все вокруг казалось осмысленным — кроме меня самой.

Когда я увидела, что со мной происходит, я остановилась и на несколько дней перестала вообще что-то говорить и делать. Потому что все сказанное и сделанное в состоянии стыда выходит кривым: главной целью всегда будет заглушить, спрятать или переложить стыд, а не сделать что-то полезное.

Роскомнадзор запретил СМИ называть происходящее на территории Украины нападением, вторжением, либо объявлением войны.

Как еще можно назвать миротворческие действия нашей страны, в ходе которых полмиллиона украинских детей вынуждены спать в бомбоубежищах?

1. Вооруженный визит
2. Мирное урегулирование бомбами
3. Дипломатическая огнестрельная интервенция
4. Миротворческий обстрел
5. Спонтанная танковая экскурсия

Тысячи погибших. Сто пятьдесят тысяч беженцев. Невойна.

Мне понадобилось пять лет в Лондоне, чтобы научиться одеваться и краситься нормально. Нормально - это так, как будто ты три часа шла через лес в пальто прадедушки и по дороге отбивалась от бешеной лисы. В таком виде у нас можно идти куда угодно и всякий тебе будет рад.

Но вот я приехала в Россию и теперь чувствую себя так, как будто вышла из леса и попала на корпоратив нефтяников в Турандот.

Для Москвы ресницы мои недостаточно пушисты, скулы недостаточно остры, ногти недостаточно актуальны, а модная лондонская укладка «фен сломался» в местных широтах выглядит свидетельством отсутствия самодисциплины.

С одной стороны, мимикрия — залог выживания нашего вида, а с другой - хочется срочно что-нибудь куда-нибудь вколоть, чтобы перестать замечать, что я единственная на весь Турандот женщина, отбивавшаяся от бешеной лисы.

Как-то раз я консультировала большую компанию, а потом один из младших менеджеров собрал все мои классные презентации и начал разъезжать по городам и весям с лекциями о креативных коммуникациях — даже графики не перерисовал. Мои юристы быстро рассказали ему, почему не стоит так делать, и он перестал.

Маша Ворслав с подругами сделала агентство юридической помощи для креативщиков, стилистов, визажистов, фотографов, режиссеров и прочих фрилансеров, мне кажется всем надо.

https://www.instagram.com/plz.agency/