День, когда я взял к себе Дазая (by rintori_)

все помнят, что сегодня выходит первый перевод стейджа от меня? чтобы они не терялись, я создала отдельный канал для видео-контента (стейджи, фильм, возможно, впоследствии 4 сезон и прочие прелести жизни). голосования о том, что переводить дальше, тоже будут там

https://t.me/rintorivideo

господа хорошие! перезалила перевод на фикбук. помогите продвинуть пожалуйста. пока только сторона а. б выложу чуть позже

https://ficbook.net/readfic/12066407

Длинный поезд словно исполнял свой печальный напев. Дазай вперил глаза в землю, чтобы никто не увидел его лица, полного горечи. Протяжный рёв будто рассказывал ему о будущих шести годах бессердечия.

Наконец поезд прошёл мимо.

Ода оглянулся, чтобы переспросить, что сказал парень.

Но рядом никого не было.

Ода глупо моргнул, затем посмотрел по сторонам. В конце концов, он встряхнул головой, будто отгоняя все мысли, и ушёл со станции.

Пустоту заполнял лишь холодный и тихий ночной ветерок.

Воцарилась тишина.


«Картина» весь год хранилась у Портовой мафии, а после была отдана сыну богача.

Спустя несколько лет он анонимно пожертвовал её музею.

Таким образом, Дазай достиг своей цели. Показал, что стало с картиной, не встречаясь лицом к лицу и не вспоминая его. Теперь Ода не был целью преступных организаций. Вот чего хотел Дазай.

Но было ещё кое-что.

Он должен был заставить Оду возненавидеть Портовую мафию. Тогда тот не присоединился бы к ним и избежал своей последующей гибели.

И вновь у него получилось. Спустя два года Ода вступил в Вооружённое детективное агентство.

Спустя ещё два года они с Дазаем вновь встретились.

За барной стойкой под грустные мотивы.

Ода направил на него дуло своего пистолета, и Дазаю пришлось попрощаться.

В последний раз в его жизни.

«День, когда я взял к себе Дазая. Сторона Beast».

Конец.

-------------------------------------
Да-да, я ошиблась в конце стороны А, и это были спички, а не зажигалка. Дико извиняюсь, позже исправлю.
Ну вот и всё! Это было намного быстрее, чем стормбрингер... В любом случае, совсем скоро я перезалью это на фикбук и попрошу вас фавнуть, так что не уходите. Поблагодарить переводчицу копеечкой: 4890 4947 4663 5002
Ссылки
Мой основной канал (я там мангу быстро перевожу): https://t.me/rintorichan
Канал с переводом стормбрингера: https://t.me/stormbringer_chuuya
Всем спасибо за проведённое время! Встретимся за следующей новеллой.

***

Газовая лампа освещала силуэты проходящих мимо касс людей.

Горстка голубых звёзд рассыпалась на сумеречном небе.

На станции были лишь они да тихие припозднившиеся пассажиры. Никаких взрывов, выстрелов, торгов за собственную жизнь. Обычная мирская картина неизбежного завершения дня.

Там же, но в разных местах, находились Дазай Осаму и Ода Сакуноскэ.

Ода устал. Массируя ноющую спину, он пробирался сквозь спешившую покинуть станцию толпу.

Дазай стоял во тьме, вдали от света фонарей, и наблюдал, как тот сливается с ночью.

Шагая по платформе, Ода прошёл мимо касс и ступил в город. Выбравшись из катакомб, он пересёк гору и направился в соседнюю деревню. Местные жители любезно согласились его подвезти. Затем он сделал пересадки на автобус и поезд, чтобы наконец оказаться дома. На станцию он прибыл совсем поздно.

Ода измученно потирал плечи, хрустя суставами шеи. Его одежда помялась и испачкалась. Редкие люди бросали на него странные взгляды, но никто ничего не говорил. У городских так не принято.

Идя под светом уличных фонарей, Ода достал сигарету и начал рыться в карманах пиджака в поисках спичек.

– Держи.

Ода обернулся на голос. Перед его глазами вспыхнул огонь, освещая руку, держащую спичку.

Ода немного удивился, но тут же зажал сигарету между губами. Он закрыл глаза, затянулся, выдохнул дым в тёмную ночь. И лишь затем обратил взгляд на того, кто стоял перед ним.

– Привет. Выглядишь потрёпано. Всё в порядке?

Перед ним был Дазай.

Наполовину растворившись во тьме, он растягивал губы в подобии улыбки.

– В полном, – ответил Ода, разглядывая собеседника сквозь дым. – Так, споткнулся.

– Это ведь твои спички, да? Ты их у касс выронил.

Ода посмотрел на спичечный коробок в руке Дазая. Чёрный по бокам, с логотипом бара. Именно тот, что он всегда носил с собой.

– Ага, – сказал он.

Ещё некоторое время он разглядывал парня, прежде чем отсутствующе спросить:

– Мы, случаем, не встречались раньше?

Дазай безлико улыбнулся.

– Нет. Мы встречаемся впервые.

Бинты, закрывавшие половину лица Дазая, исчезли. Сейчас на нём были кепка, надвинутая на глаза, и просторный чёрный плащ, скрывающий фигуру и раны. А голоса его Ода раньше не слышал.

– Вот как, – сказал он, забирая у Дазая коробок. – В таком случае, спасибо. И доброй ночи.

Ода сделал было несколько шагов, но Дазай окликнул его.

– Кажется, ты в беду попал.

Ода остановился и медленно обернулся.

– Что?

– Ну… Ты выглядишь измученным. Ещё и эта грязь на руках и одежде… Тут темно, так что за свои слова я не ручаюсь, но это ведь кровь, верно?

Ода обратил внимание на свои руки. На запястьях и правда осталось немного крови молодого полицейского.

– Что ж, в небольшую передрягу я всё же попал, – сказал он, обнюхивая руки. – Хотя кровь не моя. Но и беда есть. Я потерял кое-что очень важное. То, что я всегда защищал

– Ну, раз уж потерял, – беспомощно улыбнулся Дазай. – То и беспокоиться о том, что потеряешь вновь, нечего.

Ода некоторое время смотрел на него, будто пытаясь отыскать ответ.

– Возможно, – сказал он. – Но человека, что лишил меня этого, я не прощу.

Дазай неспешно кивнул, пытаясь скрыть выражение лица.

Ода мгновение наблюдал за этим, но тут же отвернулся.

– Спасибо ещё раз. Подсобил. Я пойду.

Наблюдая за удаляющейся фигурой, Дазай быстро сказал:

– Если возникнут неприятности…

Ода снова обернулся.

– Чего?

– Обратись за помощью в Вооружённое детективное агентство. Эти ребята берутся даже за самые хлопотные дела. Они обязательно что-то решат. Когда-то они и мне помогли.

– Понял, – сказал Ода после минутного раздумья. – Так я и сделаю. Очень любезно с твоей стороны. Ты, верно, хороший человек.

Выражение лица Дазая резко изменилось.

Он немо открыл рот и снова закрыл его, будто рыба на суше.

Если он расскажет ему, всё ещё может вернуться на круги своя. Они вместе пойдут в бар и выпьют. Прямо как в ту ночь.

– Одаса…

Когда Дазай уже собрался назвать это имя, мимо проехал поезд. Ночной экспресс прорезал тишину между ними.

Тьма и свет сменяли друг друга, гремела сталь. Ода прищурился.

– Смотри-ка, всё наготове. Только вот он не заряжен, правда ведь? – Я направил дуло в потолок и выстрелил. Вспышка света прорезала полумрак, раздался громкий хлопок. Но пулевого отверстия не появилось. – Что ж, хорошая работа. Ты рассчитал всё до этого момента и нарочно оказался на моём крыльце, да? В таком случае, я впечатлён. Отводи подчинённых, как обещал. Ну или впусти их наконец, и мы закатим большую убийственную вечеринку. Мне без разницы.

Я несколько внимательнее осмотрел пистолет. Он лежал в руке как влитой. Тяжеловат маленько. Я освободил магазин и он упал мне в ладонь. Рядом с винтовым захватом не было кусочка пластика, зато была встроена чёрная прямоугольная деталь. Вот и наша подслушка.

Я взял магазин на манер микрофона и объявил:

– В следующие десять секунд ты трижды повторишь те взрывы и немедленно исчезнешь. В противном случае, я сочту наши переговоры провалившимися и найду тебя сам.

Я отбросил устройство и мысленно сосчитал до десяти. Между восемью и девятью серия толчков сотрясла помещение. Три взрыва прозвучали, как прерывающиеся раскаты грома. И вновь воцарилась тишина. Настолько свинцовая, что у меня зазвенело в ушах.

– Вот и всё, – вздохнул я. – Как только выйду, я позвоню в полицию. Настоящую, как понимаешь. Вы все будете арестованы. Но по сравнению с мафией, вам такое обращение покажется раем.

– П-подожди… – сказал полицейский. – Ты… Почему? Ты ведь понимал, что единственный представляешь ценность. И даже знал, что пистолет не заряжен. Получается… Ты… Спас меня? Но зачем?

Ответ был прост, но я не хотел его давать. Да и какой теперь смысл. Я полностью опустел. Я устал, был ранен, предан и сам предал.

– Пить хочу, – сказал я самому себе. – Пора домой.

Полицейский ещё что-то сказал, но я его уже не слышал. Я уверенно направлялся к выходу.

Нет слов, которые описали бы весь его гнев. А главное, у него были все права злиться. Обе его семьи сгинули по вине преступного мира. Он набрасывался на меня, швырялся всякой всячиной, витиевато ругался. Если от атак я легко уклонялся, то оскорблений было никак не избежать.

Когда он устал от всего этого буйства и наконец присел, я рассказал ему о том дне. Тогда парень потребовал компенсацию. За жизнь отца, за аренду книги.

А также сказал вернуть ему картину.

У меня не было причин удовлетворять его просьбу. Во-первых, я не знал, где она находится. Может, её выкупил очередной богач по другую сторону океана. Я мог бы поискать, но это долго, утомительно и попросту убыточно.

Если бы не книга, я бы точно ему отказал.

Как я и думал, это оказалось долго, утомительно, убыточно, да к тому же ещё и опасно. Мне пришлось проникнуть в частную военную компанию, состоящую из примерно ста пятидесяти вооруженных солдат, и вынести картину под градом пуль, никого не убив. Ни за что в жизни я бы не пошёл на это снова. Как всегда, я сам навлёк на себя беду.

Когда я доставил картину сыну богача, он лишь молча смотрел на неё. Лишь через полчаса он начал постепенно рассказывать о причине, по которой она была ему нужна. Оказалось, картина была предметом пари.

Отец хотел, чтобы сын стал бизнесменом даже успешнее его самого. Он пообещал, что если сын сможет заработать десять миллионов иен к тому времени, когда ему исполнится восемнадцать, он подарит ему эту картину.

– Глупец, – ответил сын. Картина была получена незаконно. Он серьёзно думал, что сын будет стараться ради такой грязной вещички?

Но сын старался. Ему удалось заработать почти восемьдесят процентов от этих десяти миллионов. Однако делал он это не ради картины.

И вот, остался год до окончания срока.

Парень попросил меня сохранить картину до того дня.

У неё был один секрет. Под воздействием ультрафиолетовых лучей на картине проявлялась огромная надпись: «Я горжусь тобой».

Любители искусства были бы в ярости от подобной выходки. Надпись мигом сбила всю стоимость картины. Умел же богач доставить хлопот даже после смерти. Хотя, возможно, поэтому он так и поступил.

Быть может, он хотел показать, что его сын стоит всех этих денег. Или его собственные старания, никто никогда не узнает.

Потому что я убил его отца.

Я сохранил картину, как он и просил. Спрятал в тёмном и прохладном месте.

Под полом моего дома около кровати.

Картина более не имела художественной ценности. Не было смысла так бережно хранить её. Однако она важна для того парня. Сына убитого отца. Картина – память о нём. В некотором смысле, она и есть сам отец.

Поэтому я защищал её даже сейчас.

Всё это не ради искупления греха. Во мне никогда не было столько благородства. Просто много чего произошло, и я решил так.

– А если я что-то решил, то не сойду с этого пути, – сказал я, направляясь к полицейскому. – Понял, бинтованный?

– Чего?

Прежде чем полицейский успел среагировать, я выхватил у него пистолет. С такими ранами у него уже не осталось сил сопротивляться. Я поднёс оружие к лицу и сказал:

– Это ведь не просто пистолет. Подслушка. Ты всё это время слушал наш разговор, верно? Предвидел эту ситуацию и создал условия, при которых я бы выдал свою историю.

– Пистолет… Подслушка? – ошеломлённо переспросил полицейский. Значит, он об этом ничего не знал.

– С самого начала я почуял подвох. Мне показалось странным, что он использовал автоматический пистолет, – объяснил я, поднеся оружие к губам. – В мой дом они ворвались с обычными табельными револьверами. Но это не один из них. Быть может, этим пистолетом ты ему угрожал? Только вот, чтобы угрожать мне, тебе нужно было бы взаимодействовать со мной напрямую. Однако здесь я вижу лишь кучу раненых. Вывод таков: ты решил не появляться лично, но создать ситуацию, в которой этот полицейский начал бы мне угрожать. А значит где-то рядом подслушка.

Естественно, пистолет ничего мне не ответил. Это просто холодный увесистый кусок железа. Но ощущался он как-то по-особенному. Я продолжил:

Однако в его глазах я видел того человека. Властителя ужаса. Демона Портовой мафии. Используя страхи этого полицейского, он говорил мне одно.

«Отдай картину».

– Ну уж нет, – сказал я. – Во-первых, меня раздражает то, как он распоряжается насилием и пытается им чего-то добиться от других. Во-вторых, «картина» мне не принадлежит. Я не в силах просто «обменять» её на чью-либо жизнь. В-третьих, сейчас она не имеет былой ценности. Грош ей цена: даже за пятьдесят тысяч иен навряд ли продашь, что уж говорить о миллионах, которыми вы там себе грезили. В общем, даже если я покорно всё выдам, не думаю, что нас мирно отпустят.

– И всё же, если ты не отдашь ему «картину», все здесь точно умрут!

– В-четвёртых, – перебил я. – Меня они не убьют. Я единственный, кто знает, где находится «картина». Портовая мафия может хоть всех здесь перебить, но не меня. Потому что всё, что им нужно, в моей голове. Однако если я всё расскажу, тайна будет нарушена и ценность моей жизни упадёт. В таком случае, выживу ли я, станет вопросом удачи.

– Ты… Да о чём ты таком говоришь вообще? – Полицейский начал срываться на крик. – А обо мне ты подумал? Обо всех нас!

– Вы преступники, – спокойно ответил я. – В вашем мире выживает сильнейший, и поглощение могущественной организацией более слабой вполне естественно.

– Ты!..

Всё ещё находясь в полулежачем положении, полицейский быстро достал пистолет и направил его на меня.

Я сделал шаг назад. В руках у парня был чёрный 9-миллиметровый автоматический пистолет. Дуло смотрело на меня. Такое оружие не нужно взводить, а значит, даже с повреждёнными руками, полицейский сможет выстрелить.

– Слушай, что тебе говорят, – сказал я, поднимая руки. – Если я умру, информация будет утеряна навсегда. Тебе нет смысла мне сейчас угрожать.

– Да, ты прав. Только вот мне совершенно не нравится, как ты смотришь на всех свысока. – В его глазах отразилось безумное отчаяние. – Думаешь, что ты один тут такой важный, способный ещё и себя обезопасить. Не переношу этого. Так что насчёт меня? Я умру в любом случае, независимо от того, что ты ему расскажешь. Раз так, я собираюсь немного порадовать себя перед смертью и пристрелить тебя на месте. Нравится идея? Чувствуешь себя так же уверенно, как и раньше?

В тишине я смотрел вниз. На отчаяние, на крики и мольбы человека, желающего жить. Он действительно застрелит меня. Без сомнений. С такой же вероятностью, как то, что рассвет наступит, если его дождаться.

– Говори.

– Ладно уж, – сказал я. – Видя твою решимость, другого выхода у меня не остаётся. Не думаю, что знание что-то для тебя изменит, хотя всё может быть… Богач, купивший «картину», погиб от моих рук. Это было моё последнее дело.

И я начал свой рассказ.

Тогда я убил его просто потому, что мне поручили. Я мало знал о том, кого убиваю и зачем, просто прицелился и нажал на спусковой крючок. Вот и всё.

Заказчик, скорее всего, был нацелен на картину. Узнал я об этом гораздо позже. Мне нужно было только убить, а заметал следы и выносил ценности другой человек. Все сделали свою работу и разошлись. Тогда я заметил на столе книгу. Я взял её и покинул особняк.

Всё всегда начинается с малого.

Роман сильно на меня повлиял. И с тех пор я не отнял ни единой жизни.

Спустя два года я вдруг решил, что книгу следует вернуть. На то не было особых причин. Я не большой моралист, да и вины не испытывал. Просто подумал, что столкнусь со всем напрямую, если сделаю это. В любом случае, у меня уже был свой собственный новенький экземпляр.

Теперь в особняке того в богача жил его сын. Ему было семнадцать. Позже я узнал, что родным он не был. Богач взял его к себе, когда родители мальчика погибли в конфликте неких группировок. Другими словами, он был сиротой.

Уж не знаю, какая муха меня тогда укусила, но я решил встретиться с ним лично. Пробраться в дом и оставить там книгу для меня было проще простого, но всё же я пришёл на порог и представился убийцей его отца.

– Он… Сказал, что… Мне не сбежать, – вымученно говорил он, будто пребывая в бреду. – И пообещал, что всех здесь убьёт, если не расскажу, где «картина».

– Всех?

Я осмотрелся, но вновь никого не нашёл.

– Ты знаешь, где они сейчас?

Полицейский в ужасе помотал головой и указал пальцем в дальний конец комнаты.

Я встал и обратил туда свой взор. Темнота. Лишь в самом конце помещения виднелся лучик света, указывающий на выход, но перед ним – ещё более тёмный коридор.

Я направился туда. Плохое у меня предчувствие.

Подойдя к коридору, я зажёг спичку, чтобы хоть немного разогнать тьму. И тогда я понял, что увижу сейчас на полу.

Мужчина лежал лицом вниз, захлёбываясь в луже крови, его руки были обессиленно раскинуты в стороны. За ним ещё один. Этот свернулся в цифру девять. Из темноты невероятно смердило кровью.

Предчувствие меня не обмануло.

Могло ли случиться так, что все здесь действительно оказались повержены?

Я присел к ближайшему мужчине и проверил его пульс. Он был жив, но потерял много крови. Дыхание поверхностное. Я осмотрел его. На теле виднелись десятки разрезов. Только вот расположены они были перпендикулярно сосудам, что значительно замедляло кровопотерю. Более того, ни единой артерии не было задето. Работа истинного мастера – причинение боли с помощью тщательно рассчитанных движений, чтобы предотвратить смерть. Он не остался в живых. Его оставили в живых. Такой шедевр мог сотворить лишь кто-то с тёмной стороны, обладающий навыками, отличными от моих.

Мужчины ведь не лыком шиты и явно были готовы к различным нападениям. Так кто же мог изувечить их, да ещё и оставить в живых? А главное, зачем?

Полицейскому пригрозили смертью товарищей, если он не сообщит о местонахождении картины. Другими словами, тот, кто пытал его, хочет получить информацию, которой я о ней располагаю. Это значит, что он мой враг.

Внезапно я почувствовал себя так, словно оказался на заснеженной вершине горы в одном нижнем белье. Сбежать не было никакой возможности, а далеко за пределами бледной тьмы таинственный монстр уже точил клыки, чтобы разорвать меня на кусочки.

Я поспешил обратно с намерением спросить дорогу у того полицейского. Если я уйду, враг последует за мной и пощадит всех этих несчастных.

Однако прежде, чем я успел осуществить задуманное, стены начали сотрясаться.

Послышался грохот. Я уже не мог стоять ровно, поэтому прижался к стене. Бетон дрожал и крошился.

– Началось… – выдохнул молодой полицейский. Я повернулся к нему.

Он весь трясся, в глазах отражалось такое отчаяние, будто через секунду случится конец света. Я помог ему встать. Всё это время полицейский что-то бормотал себе под нос.

– Он идёт. Идёт, чтобы убить всех нас. Он повелевает страхом и воображением. Никому не победить собственное воображение. Не сбежать. Он предаст всё огню.

– Эй, а ну соберись! Кто «он»? Что происходит?

Полицейский посмотрел на меня. В его глазах плескался настолько бескрайний ужас, что я почти ощущал его физически.

– Он из Портовой мафии.

Портовая мафия.

Даже я понимаю, что это значит.

Мафия подобна ветру, дующему в самых тёмных уголках города. Она следует за тобой по пятам и только и ждёт, чтобы разорвать горло своими клыками. Никто не может пойти против этих апостолов смерти. Но вот мы здесь.

Снова грохот. Помещение содрогалось, будто мы находились в брюхе ужасного зверя, бьющегося в конвульсиях, по стенам побежали трещины. Итак, у нас мало времени.

– В сумме, что мы имеем, – начал я. – Нас в скором времени собирается убить мафия. Однако, если я расскажу о местонахождении картины, все будут спасены.

– Да… Наверное, – ответил бледный полицейский. – Не похоже, что он стремится отнимать жизни. Они для него стоят меньше, чем сорняки под ногами… Умоляю, пожалуйста, спаси меня! Я покину организацию. К чёрту огромные оклады. Я не намерен оставаться на одной стороне с этим монстром. Прошу, помоги. Я не хочу умирать.

Я окинул его взглядом. Полицейский был напуган до глубины души. Страх помутил его сознание, превратив из гордого молодого мужчины в дрожащее нечто.

***

Открыв глаза, я почувствовал себя неописуемо плохо.

Я находился в изоляторе.

В этих камерах когда-то содержали военнопленных. Вообще, раньше здесь был обычный бункер, место для сна, чтобы защититься от бомбёжек и прочего. Само помещение было размером с гостиничный номер, в углу даже остались ржавые обломки кровати. Дверь явно заменили недавно – следы сварки были ещё свежими, а на толстой якорной цепи висел новенький чёрный замок. В дальнем углу стояла лампа – единственный источник света, от которой к крюкам на потолке отходили провода. Кондиционера не наблюдалось, так что в воздухе клубилась пыль.

Я сидел в тишине, только лампочка иногда начинала угрюмо потрескивать. Дурной час я проживал в дурном настроении.

И тут я понял, почему чувствовал себя так странно. Здесь было неестественно тихо. Уже как два часа я не слышал ни шагов, ни голосов. От былой атмосферы враждебности не осталось и следа. Я встал и приложил ухо к двери. Тишина.

Одно я не мог оставить без внимания. И это привело меня в полнейшее замешательство. Как же мне воспринимать то, что замок оказался сломан?

Я слегка дёрнул цепь. Она со звоном упала на пол, а за ней и замок. Тогда я нажал на дверную ручку. Механизм внутри протестующе заскрипел, но поддался.

Некоторое время я потратил на размышления. То что дверь открыта, не значило, что мне нужно сию минуту бежать. Я ведь мог подождать и здесь. Только вот чего? Следующей пытки? А может, случая сказать всем тем ребятам, что похитили меня, как хорошо они потрудились?

Без лишних предисловий, я решился выйти. Руки всё ещё сковывали наручники, но мне это совсем не мешало.

Катакомбы длинны и запутанны, как внутренности мифических существ подземного мира.

Прижимая ладони к влажным стенам, я двигался вперёд, ориентируясь лишь на тусклый проблеск света. Время от времени по рукам пробегали насекомые. Где-то капала вода.

Дул ветер. Холодный и влажный, как мерзкое дыхание монстров.

Я было подумал, что заблудился, но быстро понял, что это не так.

Всё потому, что на развилке я увидел неряшливо нарисованную стрелку. Подойдя ближе, я дотронулся до неё рукой. Кровь. Кто-то нарисовал огромную стрелку на земле кровью. Она ещё не высохла, а значит, всё случилось не так давно.

Посмотрев по направлению стрелки, я сразу понял, зачем она была нужна. Впереди кто-то лежал.

Я бросился к нему с мыслью, что он, вероятно, уже мёртв.

Он лежал на боку. Руки превратились в кровавое месиво. Кожа слезала, обнажая плоть, кое-где она была содрана, будто конечности чем-то зажало. Но выше локтей никаких повреждений не было. Как же такое могло случиться?

В его ногах зияли огромные кровоточащие дыры. Сказать, что я был в шоке, значит ничего не сказать.

Трупы не кровоточат. Получается, мужчина жив.

Я перевернул его. И узнал в лицо. Это был один из полицейских, ворвавшихся в мой дом, тот, что помоложе. И сейчас он умирал у меня под ногами.

– А ну вставай. Что случилось?

Я слегка похлопал мужчину по лицу, и он открыл глаза.

Он был бледен, но всё же мог фокусировать взгляд, что сразу же устремился на меня. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он видит перед собой.

– Стой, где стоишь!

Внезапно полицейский оттолкнул меня и перекатился назад. Быстро дыша, он попытался убежать на своих полурабочих конечностях.

– Подожди секунду.

– Стоять! Не подходи ближе! Прошу, остановись!

– Успокойся! Я не причиню тебе вреда.

Я всё же приблизился и положил руку ему на плечо. Отмахиваясь от яростного сопротивления, я взглянул ему прямо в глаза.

– Что здесь случилось? Мы же в вашем убежище, верно? Где все остальные?

Полицейский наконец немного пришёл в себя. Его зрачки бегали, пытаясь анализировать обстановку вокруг.

– А где… Где тот парень? Разве он не твой приятель?

– Тот парень?

Я проследил за взглядом полицейского, но никого поблизости не заметил.

Мы находились в большой кладовой. Раньше её использовали для хранения воды и продовольствия. Теперь же она стала лишь огромной пустой комнатой. Колонны выстроились в ряд, как безжизненные столетние солдаты.

У кого не работает твиттер, скачивайте вот этот впн. Там бесплатный премиум от меня вам в подарочек. С ним всё отлично работает.

https://drive.google.com/file/d/1eUF3PZHANCRdG45xF9qwqlVWx1zi81je/view?usp=drivesdk

Господа, Дуров пригрозил ограничить работу каналов до окончания конфликтов. Если вдруг это произойдёт, перевод я буду выкладывать файлами в твиттер! Не теряйтесь💕

https://twitter.com/oh_frankie_?t=P_jqvxN5I5wKYM-iWKA6NQ&s=09

Он лёг на обломки, не говоря ни слова, и некоторое время размышлял в тишине. Его глаза были открыты, но никуда не смотрели. Он будто забыл, как дышать.

– Ясно.

В голосе Дазая больше не ощущалось никаких эмоций. Ни насмешки, ни жестокости, ни даже плотоядного веселья, ничего. Полная пустота.

Затем он достал пистолет.

И направил дуло на голову полицейского.

– П… Подожди! Это ещё что такое? Я же всё рассказал! Предал организацию… Я больше ничего не знаю, клянусь!

– Тебе стоит получше слушать. – В его голосе не осталось ничего, в том числе безжалостности. Там не было даже человека с оружием в руках или мучителя-собеседника. Пустота. – Я ведь говорил. Меня не позаботит смерть такого, как ты. Лишь об одном я умолчал. – Дазай согнул палец. – Я ненавижу вашу организацию.

Выстрел.

-------------------------------------

Шамшир – сабля индо-иранского региона. Не знаю, имеет ли это метафорический смысл, но знайте, что в бою это оружие практически бесполезно из-за излишне изогнутой формы.

Помните языковой прикол с 私 и 僕 из Стороны А? Вспоминайте. Здесь Дазай с самого начала говорит о себе 私. Интересная деталь.

Синсю – мы не нашли это место в Йокогаме, так что возможно речь идёт о провинции Синано в префектуре Нагано (信州 – её альтернативное название).

Серый торговец – и снова Кафка повторил свой приём из стормбрингера. Прозвище записывается кандзи (灰色の商売人), но при этом имеет англоизированное чтение Gray Merchant (グレイ・マーチャント). Возможная отсылка на карточную игру Magic: The Gathering, в которой есть персонаж Gray Merchant of Asphodel.

– Вот как. Я расскажу. Всё, что угодно! Я не знал, что моя работа разозлит Портовую мафию! – кричал он, мотая головой. – Я могу заплатить, продать всех наших! Только помоги мне, умоляю, помоги!

Вот так легко, полицейский сдался. Дазай издал тихий смешок.

– Как вы узнали о картине? – спросил Дазай.

– Нам… Рассказал торговец произведениями искусства. – Полицейский изо всех сил пытался собраться с мыслями. Только сейчас он, наконец, осознал, что каждое его слово определяет судьбу. – Он владел небольшой галереей в Минато-дори, но также был замешан в нелегальной торговле. В народе его прозвали Серым торговцем. Его задержали в прошлом месяце за неудачной сделкой.

– Похоже, ты стал более покладистым, – улыбнулся Дазай, присаживаясь на ближайший большой обломок. – И что дальше?

– Тогда полиция решила пройтись по его истории. Ничего серьёзного не нашли, но узнали, что он был подозреваемым в одном крупном деле. В скупке краденого.

– Так, – Дазай наклонил голову. – Продолжай.

Сквозь боль полицейский начал рассказывать.

Это было самое крупное дело того торговца. Он перепродавал краденые произведения искусства из Европы. Тогда к нему в руки попала огромная картина, изображающая пару селян, усердно работающих в типичном средневековом европейском пейзаже. Она была написана членом знатной семьи в XIV веке и названа лучшей работой своего времени.

Группа опытных воров выкрала её из международного художественного музея Франции. Преступники бежали в Японию, где быстро продали картину торговцу. Он уже давно промышлял такими делами. Но в тот раз масштаб работы оказался слишком велик для него. Картина имела реальную историческую ценность. Новость о пропаже облетела весь мир, что затруднило поиск покупателей.

Однако ему повезло. Картину выкупил чрезвычайно богатый японец. Человек, сколотивший состояние на бизнесе по импорту самолетов и питавший любовь к дорогим произведениям искусства. Точнее, к владению ими. Богач повесил картину в подвале своего особняка. Он не собирался показывать её кому-то. Ему хватало самого факта покупки.

После ареста торговец задумался о судьбе картины. Она могла стать предметом международных споров. Стоило кому-то её найти, и Европол был бы тут как тут. Тогда возросли бы серьёзность расследования и предъявленные обвинения.

Торговец попросил преступную организацию «48» стереть всю информацию о сделке. В этом они были хороши. С помощью «своих людей» в полиции они могли украсть улики из хранилища вещдоков или переписать историю дела. Цена варьировалась в зависимости от тяжести преступления, но глубокое понимание процесса расследования делало «48» очень популярными, так что нужды в заказах они не испытывали.

Они принялись за работу. Стёрли и заменили видеозаписи с камер наблюдения в районе склада, где совершалась сделка. У них были знания, которые они приобрели за свою карьеру, и вдобавок к этому основательная настойчивость. Даже когда они сменили свет на тьму, из блюстителей закона превратились в преступников, никто не мог отнять у них эту настойчивость.

Однако в этом месте они застопорились. Проблемы было две.

Богача, купившего картину, уже убили.

А сама картина пропала.

Его убили в собственном доме вместе со всей семьёй. Убийцу найти не могли. Никто не мог понять, как он вошёл, как совершил преступление и даже какое орудие использовал.

Было ясно только, что его убили выстрелом в голову с близкого расстояния. Следы нарезов на пуле не совпадали ни с какими записями в базе.

Это явно сделал профессиональный наёмник.

И раз картина пропала, всё становилось ясным.

Убийца знал её ценность и украл.

– Быть того не может, – ошеломлённо сказал Дазай. – Хочешь сказать, что Одасаку был убийцей и украл картину?

– А как иначе? – простонал полицейский. – Записи показали, что на момент осмотра места преступления картина уже исчезла. Конечно, богач мог сам сбыть её с рук прямо перед смертью, но если бы он хотел передать такую труднопродаваемую картину, наверняка воспользовался бы услугами того же торговца!

Дазай не двигался, его взгляд был направлен в пустоту.

Спустя время кости начнут ломаться, а потом руку и вовсе раздавит. Я медленно продолжу поднимать их, давая время и волю твоей фантазии.

Кровь отлила от лица полицейского. Сознание опустилось до уровня примитивных эмоций.

– Вот! – Дазай ткнул ему в лоб, будто насмехаясь. – Это называется страх. Ты боишься своего воображения. Никто не в силах лишить тебя его. Продолжим же.

Сверху опустился ещё один обломок. Конструкция оказывала давление на зону от локтей до кончиков пальцев. По щеке полицейского сбежала капелька холодного пота.

Он понимал, что его ждёт. Его руки попросту сломаются. Особое давление оказывалось на лучевую и локтевую кости предплечий, а также полулунную, ладьевидную и трёхгранную кости кистей. И, конечно, на суставы пальцев. При достаточной приложенной силе они начнут ломаться одна за другой.

Говорят, сломанные кости приносят намного больше боли, чем обычные раны.

Только вот при обычном переломе кость просто сломалась бы в точке наибольшего давления. В данном же случае давление сразу перекинется на другие кости, начиная ломать уже их. В конце концов, каждая косточка будет раздроблена, а руки превратятся в мешки из плоти и крови.

И до того момента пройдёт много-много времени.

– Умоляю. Прошу, прекрати! – закричал полицейский в попытках вырваться. Навряд ли это действие было осмысленным. Его конечности до сих пор были скованы. Он даже повернуться не мог, так что побег возможным не представлялся.

– Тогда отвечай на поставленный вопрос.

Дазай облокотился на кучу обломков, придавая им вес.

– А-а-а-а-а!

Что-то под обломками затрещало.

– Расскажи мне о «картине». Сейчас это единственная моя цель. Ваша организация такая хлипкая, её так легко разрушить. Но сначала «картина». Она, так сказать, – первый этап плана.

– Первый этап? – озадаченно переспросил полицейский. Он понятия не имел, о чём говорил его мучитель.

Никто в этом мире не понял бы.

– Я знаю всё. О тебе, о твоей организации, о том, что будет дальше. – Голос Дазая дрогнул, будто он пытался подавить что-то большое внутри. – Просто дай мне узнать о «картине». Иначе Одасаку умрёт. Я должен знать, где она находится, чтобы изменить будущее.

– Я не знаю, не знаю, совсем не понимаю, о чём ты! Я простая шестёрка, откуда мне знать что-то такое?

– Вот оно как.

Ещё обломок. Полицейский застонал. Он приложил все свои силы, чтобы вытащить руки. Только так он мог выжить.

Его мышцы напряглись, суставы побелели. Он задержал дыхание, проявив небывалую силу. И вот, ему удалось немного пошевелить пальцами.

Но не более.

– Бесполезно, – нежно изрёк Дазай. – Признаю, постаравшись, ты можешь и вытянуть руки. Только вот ты этого не сделаешь. Поверхность бетона шероховатая. Малейшая ошибка – и кожа начнёт рваться. Получается, ты можешь сам содрать с себя кожу и повредить обнажённую плоть. Рискнёшь, пожертвовав собственным телом?

На лице полицейского отразился страх, руки ослабели. Прерывисто дыша, он изогнулся всем телом.

– Теперь понял? – улыбнулся Дазай. – Твои сердце и воля кричат продолжать. Но воображение порождает останавливающий тебя страх. Как раз то, о чём я говорил. Вся наша «душа» построена на примитивных инстинктах, таких как боль и страх, и является ничем иным, как удобным утверждением, не выдерживающим критики. Прямо сейчас боль – твой судья и властитель... Ты заговоришь. Без сомнений.

Полицейский в страхе дрожал. Боль страшна, страшно воображение. Но ужаснее всех – мальчишка перед ним, хозяин боли, её родитель и правитель.

– Ты… Кто такой вообще? Как можешь творить такое?

– Большой знаток боли. – Дазай приблизился к лицу полицейского, будто раскрывая самую сокровенную тайну. – Ох, точно. Тебе понадобится что-то для собственного оправдания, так что скажу. Я исполнитель Портовой мафии.

Услышав это, полицейский неестественно подпрыгнул. Тень глубоко сожаления повисла на его лице, тело напряглось. На мгновение он забыл обо всём.

– Ты чувствуешь боль, – донеслось из темноты. Молодой человек испуганно обернулся на голос. – Это прекрасно. Боль означает, что ты ещё жив. По мере того как боль становится сильнее, она может контролировать нас, изменять образ мыслей, а иногда даже разрушать личность. Знаешь, почему это хорошо, Тода Акихико-кун?

Голос наводил ужас своим напором и неприкрытым презрением. Он высокий, как у подростка, только вот какой подросток может быть настолько лишён человечности?

Его обладатель стоял в тени. Это был Дазай.

– Дело в том, что это в очередной раз доказывает, что личность, душа – всё лишь удобное и неустойчивое утверждение, основанное на примитивных инстинктах, таких как боль и страх.

Дазай улыбнулся. Большая часть его лица была покрыта бинтами, так что улыбку можно было различить только по морщинкам вокруг глаз и губам, изогнутым в форме шамшира.

– Ты ведь… Тот раненый… Из дома… – прохрипел человек по фамилии Тода. – Откуда ты… Знаешь моё имя?

– Я много чего знаю, – успокаивающе ответил Дазай, приближаясь к нему. – Ты являешься членом преступной организации «48». Ранее был местным полицейским, но присоединился к ним по приглашению бывшего сэнпая. Живёшь в низовье Цуруми, под авиалинией. Родители и сестра управляют пивоварней в Синсю. Нелегально заработанные деньги хранишь в сейфе на свалке. Умно.

– Чт…

Дазай холодно посмотрел на бледного полицейского.

– Не волнуйся. Твои страдания мне не интересны. Просто расскажи всё, что знаешь о «картине».

– Что… О «картине»? Да кто ты такой? И откуда знаешь моё…

– Ответ неверный, – перебил Дазай и безучастно пнул парня. Лёгкое движение ноги заставило полицейского запрокинуть голову и издать писк.

– И-и-и-и-и-у?!

Палки в ногах задевали кости и нервы, заставляя боль от простого пинка разноситься по всему телу.

– Да и разговаривать долго с тобой не хочется. Давай ближе к делу. Итак, «картина». Откуда вы узнали, что она у Одасаку? Нет, вопрос даже в том, откуда вы знаете о её ценности.

– Я… – Полицейский скривился. Боль распространялась по всему его телу. – Не знаю…

– Ой, правда что ли? – Дазай поднял брови. В остальном его лицо не изменилось.

– Да! Я ведь только вступил в организацию! Знаю только, что парень с фамилией Ода прячет у себя картину стоимостью в сто миллионов йен!

– Тода-кун. – Дазай подошёл к нему и положил руку на один из обломков. – Мы в пристанище вашей организации. «Заменить» тебя – как нечего делать. Если думаешь, что выйдет спастись, убедив меня в своём незнании, то сильно ошибаешься. Меня не позаботит смерть такого, как ты.

По телу полицейского струился холодный пот. Он понимал, что этот человек не лжёт. Увидел в его глазах. Для него он не больше, чем назойливая муха.

– Я тут немного понаблюдал за вашими пытками. И был приятно удивлён, – улыбнулся Дазай. – Найти кого-то для бывших полицейских легко, но не пытать. Вы такими темпами не заставите человека даже сказать вам который час, будто детишки дерутся, ей богу. Хочешь, я покажу тебе, как надо? – сказал Дазай, подбирая с земли обломок. Весил он под несколько килограммов, двумя руками поднять не составит труда. – Как ты думаешь, что я собираюсь с этим сделать?

Он поднял обломок выше. Полицейский напрягся. Таким камнем можно и череп проломить. Как бы он хотел убежать, но конечности были прикованы.

Дазай некоторое время холодно разглядывал его, прежде чем усмехнуться.

– Неа, – покачал он головой. – Не бить. Я слишком устал, да и руки болят. Мастера своего дела силы понапрасну не тратят. А ответ вот какой. – Дазай сложил обломок на те, что удерживали руки полицейского. Увеличение веса заставило того нахмуриться. – Так-то. Что, разочарован? Пытку следует начинать с чего-то лёгкого. Так ты обеспечишь жертве больше времени для воображения будущей боли. Собственное воображение – главный враг человека. – Сказав это, Дазай поднял ещё один обломок, водрузив его на то же место. – От двух ничего страшного не случится, правда? А что, если их будет десять? Может, двадцать? Выбраться не дано, а давление сверху всё больше. Сейчас ты испытываешь мало дискомфорта, но всему есть свой предел.

***

Раздался звук.

Холодный и влажный.

Настолько знакомый, что даже не кажется поначалу реальным. Тот, что обычно обходит сознание стороной, вроде шелеста опадающей листвы или стука колёс далёкого поезда. Только вот это был звук не того рода.

Так звучало избиение Оды Сакуноскэ.

Низко и приглушённо. Совсем не опасно. Будто кто-то бил мешок с песком. Однако всё не то, чем кажется.

И Дазай это знал.

Потому что сам проживал это, звук подступал к его горлу тугим комом на протяжении пугающе долгого времени.

– Прежде чем мы начнём, позволь мне сказать тебе вот что, – начал кто-то. Человек явно в летах. – Я ненавижу насилие.

Обладатель голоса держал в руках блэкджек. Дазай видел это. Он смотрел прямо на мужчину. В его узкие тёмные глаза, выглядывавшие из-за медицинских повязок.

– Ненавижу, когда кто-то им пользуется. Ненавижу и сам его применять. Так что воспринимай это как решение рабочего вопроса.

Оружие опустилось вниз. Прямо на спину Одасаку. Дазай мог лишь наблюдать.

Он стоял в темноте коридора бункера. Между ним и Одасаку было около десяти метров. Они с мужчиной не могли разглядеть его во тьме. На самом деле, они не увидели бы Дазая, даже будь он на расстоянии вытянутой руки. Он растворился в тени, сам слился с ней.

Он мог лишь смотреть. Наблюдать, как Одасаку избивают.

Блэкджек разрезал воздух. Одасаку застонал.

Вид такой жестокости не заставил Дазая повести и глазом. В его взгляде не отражалось ни малейшего проблеска эмоций, будто он принадлежал мертвецу.

Однако с каждым ударом кончики его пальцев дёргались. Мышцы сокращались сами по себе. Его пальцы сгибались, будто хватаясь за что-то невидимое. Словно его самого избивали.

Дазый стал единым целым с тьмой. Поэтому никто его не найдёт.

Но испепеляющее желание убивать, увеличивающееся с каждым взмахом блэкджека, от мучителя было не скрыть.

– Кто здесь? – обернулся мужчина. Но ничего не увидел. Лишь грязную плотную тьму.

Прекратив пытку, мужчина медленно сделал шаг в темноту. Потому что он не мог пропустить такое мимо себя. В нём говорил опыт.

Наконец он добрался до места, где стоял Дазай.

Там никого не было.

Лишь тьма. Будто там с самого начала никто не стоял. Будто тень приняла форму Дазая, рассеявшуюся при малейшем движении.

Мужчина пришёл в замешательство. Перед ним разверзалась бесконечная первородная тьма.


Молодой бывший полицейский не понимал, что с ним произошло.

Его похитили, когда он патрулировал катакомбы, в одну секунду он оказался в кромешной тьме, не в силах пошевелить ни единым мускулом.

Сейчас он сидел. На куске бетона у подножия горы мусора. Он только очнулся и не мог мыслить ясно. Однако даже в таким состоянии его мозг чётко распознавал одно. Боль.

Его тело болело. Тяжёлое, острое ощущение пронзало всё его существо, заставляя кожу покалывать. Сказать, почему ему больно, он не мог. Часть сознания до сих пор витала в мутных далях.

Он находился в заброшенной части катакомб.

Около десяти лет назад здесь взорвался кислородный баллон, и с тех пор она находилась в полуразрушенном состоянии.

На стенах и потолке, словно живые существа, расползались трещины. Вокруг валялись обломки разных размеров, от кулака до автомобиля. Укрепляющие стальные проволоки торчали из всех щелей, будто дикие растения.

Он сидел в конце тускло освещённого туннеля, в узком проходе, заваленном мусором. Поверх обломков высотой как раз со стул.

Двигаться он не мог.

Конечности были зафиксированы. Руки от локтей зажаты между крупными обломками, будто в огромных челюстях, недостаточно большими, чтобы раздавить их, но и не слишком маленькими, чтобы выбраться самостоятельно.

– Что… – его голос сорвался от отчаяния.

Потому что он, наконец, посмотрел на свои ноги.

Две железные палки, пронзая стопы, прикрепляли их к полу.

Они были толщиной с большой палец и покрылись ржавчиной. Проходили насквозь его кожаные ботинки, кожу, плоть. По ним стекала свежая кровь.

Кто-то намеренно приковал его к земле. Но зачем?

Я бросил взгляд на полицейского. Он яростно уставился на меня в ответ.

За спиной раздался тихий звук, будто что-то упало на пол.

Что-то металлическое. Я бы хотел оглянуться назад, но оказался в совершенно невыгодном положении. В правой руке у меня был пистолет. Слева стена. Обернуться просто не представлялось возможным. Плохо дело.

В поле зрения сверкнуло что-то белое.

Я не видел, когда эту штуку бросили, но очевидно это сделал тот полицейский. Потому что я дома не храню такие опасные вещи, как газовые гранаты.

Это лишь маленький чёрный цилиндр. Газ внутри, скорее всего, не смертельный, разве что усыпляющий. Выпуск длится двенадцать секунд и выделяет 2,8 килолитра. Такой газ использовали во время Великой войны в качестве анестезии для операций. Вдохнувший его потеряет сознание. Всё зависит от концентрации вещества, однако обычно хватает и десяти секунд, чтобы усыпить взрослого человека. При вдыхании в большом объёме он может привести к летальному исходу.

Я закрыл рукой дыхательные пути, пытаясь найти парнишку. Патрульные не могут носить с собой газовые гранаты.

А значит, они и не полицейские вовсе.

На периферии зрения показалось движение. Молодой полицейский бросился на меня.

Сцепившись, мы упали на пол. Он ударил меня в грудь с такой силой, что весь воздух тут же вышел из лёгких.

Пары газа заполонили всё вокруг. Я будто лежал на дне моря из белого дыма. Однако наблюдал я за этим недолго.

Спустя мгновение я закашлялся, глубоко вдохнул и потерял сознание.

На самом деле, бинты и правда следовало сменить. Они уже посерели от старости, а кровь засохла чёрными пятнами. С гигиенической точки зрения, такое на себе оставлять не стоит, тем более раненому человеку. И я пытался снять их, но встречал такое отчаянное сопротивление, что в конце концов пошёл на компромисс и просто залил бинты дезинфицирующим средством. Жить будет.

Наверное, он боялся, что я увижу его лицо, если сниму их. В жестоких, холодных глазах отражалось горячее упрямство, против которого невозможно выстоять. Ради интереса, я попытался вспомнить, откуда мог его знать, но быстро понял, что не видел его даже на фото. Так что такое беспокойство совершенно беспочвенно. Я как-то высказал ему это, но ответа ожидаемо не последовало.

И я делал по своему усмотрению.

Готовил, переодевал его, менял бинты на теле. Мы не разговаривали. Он всё равно постоянно молчал, а я не очень хорош в беседах. Так что его молчание само по себе – штука удобная. Но почему-то иногда я не мог избавиться от ощущения, что меня привязали к лодке и пустили по течению неизвестно куда.

Это ощущение возникло и тогда, когда полиция нагрянула ко мне домой.

– Прошу прощения, мы из полиции. Нам сообщили о том, что неподалёку видели бездыханного молодого человека, говорят, в крови весь был. Вы, случаем, ничего об этом не знаете?

Через небольшое окошко в двери, сделанное так, чтобы солнечный свет мог попасть в дом, я увидел человека. Нет, двух.

Я замер. Прямо сейчас я кипятил воду для кофе.

– Добрый день, это полиция. Есть кто дома?

Непрекращающийся стук сотрясал дверь. Я бросил взгляд на парнишку, чьего имени так и не узнал. Он не реагировал даже на крики снаружи.

Что, если они найдут его? Я быстро провёл расчёты. Очевидно, паренёк замешан в какой-то нелегальной деятельности. Совершать преступления для него всё равно, что дышать… Он с другой стороны, из мира тьмы. Иначе непонятно, почему я не доставил его в государственную больницу. Получается, для полицейских такой человек – чистое сокровище. В послужном списке им такой арест точно зачтётся.

Хотя сам я ничего противозаконного не делал. Всего-то подобрал раненого и немного помог ему. Граждане обязаны сообщать правоохранительным органам, если найдут человека с огнестрельными ранениями, но я легко могу отговориться, якобы не знал, чем они вызваны. Тогда полиции придётся отступить. Огнестрельные ранения не сложно распознать, но в настоящем уголовном законодательстве не предусмотрено наказание за подобную оплошность.

Подводя итоги, я могу выдать парнишку и не получить проблем на голову.

Я направился к двери, чтобы побеседовать с полицейскими, попутно придумывая предлог послать их куда подальше. Всё же если бы я рвался отдать мальчонку, то не лечил бы его с таким усердием.

Однако нелепая самоуверенность подвела меня. Произошло нечто совершенно не укладывающееся в мои ожидания. Парень бросился к выходу.

До смешного быстро, будто плотно сжатую пружину наконец отпустили. Он распахнул дверь и накинулся на полицейских.

Такого никто не ожидал. Я и не думал, что он способен на такую ловкость. Слишком уж резво для раненого он запрыгнул на шею одного из них и начал раздирать его лицо пальцами.

Вскрикнув, полицейский попытался ударить его о дверной косяк, но юноша вцепился в него руками и ногами, просовывая пальцы в уши мужчины. Он вложил в это все свои силы, будто хотел разорвать голову противника изнутри. Из его горла вырвался свирепый звериный рык. В конце концов, он вытащил пальцы. Их кончики были окрашены кровью. И снова парень засунул их внутрь.

Полицейский не оставлял попыток скинуть нападавшего свободными руками, но потерял равновесие и грузно ввалился в помещение. Деревянный пол под ним с треском провалился.

Мужчина помоложе, опомнившись, схватился за пистолет. Револьвер двойного действия. И начал целиться в парнишку.

Он выстрелит без предупреждения. Я увидел это в будущем.

Пришлось мне тоже пошевелиться. Я подобрался к полицейскому и выхватил пистолет, просунув большой палец между стволом и ударником. Таким образом он не попадёт в капсюль, и пуля не вылетит.

Не сказать, что я отличен в анализах или наблюдательности, но посмотрев в эти глаза я сразу многое понял. Он явно убивал раньше. Не пару человек. Счёт наверняка пошёл на сотни. У серийных убийц в голове неизбежно что-то меняется. Обычным людям этого не достичь, да и понять тяжело. Вся душа такого человека будет видна в его глазах, а потом и на устах. Глазные яблоки превращаются в чёрные дыры, а мышцы вокруг губ вместо эмоций начинают показывают глубину его греха.

Но понял я и ещё кое-что.

Он знал, кто я такой.

– Кто ты? – спросил я, не подумав.

Мой голос сорвался, я не мог поверить, что способен говорить с такой опаской. Пришлось держать свою ногу, чтобы случайно не отступить.

– Кто ты? – повторил я вопрос. Ответа не поступило. Я даже не знал, слушает ли он меня, ведь взор его совершенно не изменился. Каким бы хладнокровным ни был человек, он должен хоть как-то отреагировать на прямой вопрос и взгляд в глаза. Но он был совершенно спокоен. Его чёрный взгляд всё так же был направлен на мою фигуру.

Не могу сказать в деталях, но молодой человек почему-то вызывал у меня одно впечатление.

У него в груди не было сердца. Лишь пустота в его форме.

Пока я думал об этом, он открыл рот в попытке что-то сказать.

Чтобы ничего не упустить, я всмотрелся в его губы и навострил слух.

Но слов не последовало. Он лишь немо открывал рот. Нет слов, нет эмоций, лишь изменение формы сухих губ.

– Ты знаешь, кто я? – продолжил я. – Как ты оказался перед моим домом? Как получил все эти раны?

Парень смотрел на меня. Он снова открыл рот, вздохнул, чтобы начать говорить, но сразу же сомкнул губы. Он словно жалел, что захотел сказать что-то с самого начала.

Может, он не может говорить? Имеет афазию или какой врождённый дефект речи. Люди могут потерять голос по разным причинам. Психическое состояние, черепно-мозговые травмы. Повреждения горла, хирургическое удаление голосовых связок. Однако мне почему-то думалось, что парнишка передо мной совершенно полноценен в плане речевых навыков. Он будто по собственному желанию подавлял слова, подступавшие к горлу.

Он мог говорить, но не делал этого.

– Не хочешь говорить – не надо. Но без должного лечения тут и умереть недолго. Понимаешь, о чём я?

Он не ответил. В глазах ничего не было. Исходя из этого, я предположил, что он слушает. Ведь в голове глухого неизбежно возникла бы путаница, проявившая бы себя.

– Лечить тебя или вышвырнуть вон, решать мне. Пока не заговоришь, такого права у тебя нет. Согласен? Если нет, скажи что-нибудь.

Парень пристально смотрел на меня пять секунд, десять. Затем отвёл взгляд, медленно закрыл глаза и безэмоционально отвернулся.

Он может слышать и говорить, но не сделает этого из-за огромной железной стены внутри. И сколько ни старайся, стену эту не сдвинуть.

– Прекрасно. Тогда буду действовать по своему усмотрению. – Мои слова эхом отдавались в пустоте комнаты.

Так и началось наше сожительство с этим молодым парнишкой.

Возможно, я погорячился, назвав то, что было между нами, сожительством. Это даже нельзя охарактеризовать уходом за больным. Скорее уж мониторингом и обслуживанием сложного компьютера. Я словно сутками держал в руках скользкую рыбу, хотя парнишка и просто лежал в постели, почти не двигаясь весь день. За исключением еды и похода в туалет, он не шевелил ни единым мускулом. Он не реагировал на то, что я говорил или делал. Это экономило некоторые усилия, но с каждой секундой мне всё меньше хотелось иметь с ним дело. Я не ожидал, что он будет рассыпаться в благодарностях, да и лучше так, чем бесконечные капризы, но это заставляло меня всё время ощущать беспокойство. Никогда в жизни я не испытывал ничего подобного.

Лишь попытками сменить бинты на его лице я вызывал хоть какую-то реакцию. И эта реакция – ужасное сопротивление. Он моментально хватал меня за запястье, как только я пытался это сделать. При этом остальные части его тела оставались неподвижными, словно рука, превратившись в самостоятельную форму жизни, действовала по своему усмотрению.

[Сторона Б]

На крыльце лежало окровавленное тело совсем юного парнишки.

Я окинул взглядом его, а затем фасад здания. Тихое сегодня утро, ничего не предвещало беды. Домишко напротив отбрасывал длинную чёрную тень на тротуар. Ветерок заставлял длинные лозы на стенах тихо перешёптываться на языке, который людям никогда не понять. Где-то вдалеке скрёб асфальт своими колёсами дальнобойный грузовик. А на крыльце моего дома лежало тело.

Трупы всегда ощущаются рядом слишком явно. Но сейчас я почувствовал нечто другое. Тело будто являлось частью всей этой мирной повседневной картины. Наконец, я понял почему. Грудь парнишки слабо вздымалась. Так он жив.

Я ещё раз взглянул на него. Он был одет во всё чёрное. Чёрный плащ с высоким воротником, костюм-тройка, чёрный галстук. Чёрными не были лишь рубашка да бинты вокруг его головы. Их белизна окропилась кровью. Причудливый узор напомнил мне о зловещих китайских пророчествах, записанных сложными иероглифами. Лежал он прямо посреди лестницы на крыльцо, но струйки крови за ним выглядели так, словно он полз.

Так. Ну и что же мне делать с этим полутрупом?

Думаю... Если я надавлю на него пальцами ног, то он скатится по ступенькам. В таком случае, он перестанет находиться в моей собственности. Полежит на тротуаре. Это уже государственная территория. Помощь ему станет проблемой самой страны. Ну а я, как простой почтальон, пойду домой и позавтракаю.

Это всё не потому, что я бессердечен и чёрств. Дело в том, что мои действия помогут ему выжить. Раны парнишки явно нанесены огнестрельным оружием. В него попали несколько раз. Может, ранений даже больше, чем я вижу отсюда.

Я посмотрел на тело, на дорогу, на небо и снова на него.

Время действовать. Я подошёл к парню и сделал так, чтобы он оказался ровно на спине. Затем схватил за пятки, затащил в дом и уложил на кровать у стены. А он легче, чем кажется. Даже неся его в одиночку, я не испытал особого дискомфорта. Я осмотрел его раны. Их много, кровотечение не из благоприятных, но при должном лечении спасти можно.

Я достал аптечку из шкафа и оказал ему несколько простых процедур первой помощи. Затем подложил полотенце под верхнюю часть его тела, разрезал одежду ножницами, чтобы обнажить раны, и проверил, не осталось ли внутри пуль. Чтобы замедлить кровоток, я надавил на нужные точки: чуть ниже подмышек, внутренние стороны локтей, лодыжки, подколенные ямки и плотно перевязал их чистой тканью. Затем я наложил продезинфицированные жгуты на раны. К счастью для него, я могу оказать такую первую помощь даже с закрытыми глазами.

Закончив с процедурами, я ещё раз окинул парнишку взглядом и скрестил руки на груди. Дыхание стабилизировалось. Дыхательная система и кости, похоже, целы. Однако он до сих пор не очнулся.

«Видишь, всё в порядке, вышвырни его уже вон», – пронеслось у меня в голове. Нет ничего глупее, чем спасать подозрительного мальчонку. Стоит прислушаться к своим мыслям. Так поступил бы мудрый человек.

Прежде чем последовать совету, я ещё раз посмотрел на парня. Лицо было мне незнакомо. Наверное, я встретил его впервые. Я сказал «наверное», потому что бинты, закрывающие половину лица, делали почти невозможным различение его черт.

В груди клубилось беспокойство.

Было в этом парнишке что-то странное, неестественное. Нет, я, конечно, не каждый день трупы с крыльца поднимаю, ситуация всё ещё странная, но теперь я испытывал совершенно иной дискомфорт, нежели чем когда впервые увидел его. Я обошёл его и всмотрелся в лицо. Глаза закрыты. Кожа побледнела и осунулась. Дыхание поверхностное, с первого взгляда и не скажешь, что он вообще дышит. Но всё же была какая-то странная аура у его присутствия. Как сила воли, определённое чувство доверия к собственному телу. Я бы даже сказал, что…

Он оказался здесь по собственному желанию.

Глаза его были открыты и обращены на меня.

Я инстинктивно вздрогнул и отпрянул. Я вообще не заметил, как он открыл глаза. Он двигался без каких-либо признаков движения. Смотрел, не подавая виду, что смотрит. Он из тех, кого обычный человек должен за версту обходить.

Глаза…