Жертва научпопа

Пока разная жизненная муть мешает мне записать новый сезон подкаста, я поняла, что страшно соскучилась по микрофону. И чтобы не одичать совсем, попробую формат сказки на ночь. То есть – начитать небольшой фрагмент из симпатичного мне нонфика. Вот, допустим, “Фактологичность” Ханса Рослинга.

В 2018 году, когда эта книга вышла, она звучала как призыв протереть свою оптику, сбросить фильтры восприятия и понять, что в мире все не так уж плохо. Не знаю, остался бы сейчас Рослинг при своем мнении, если бы был жив, – но теперь эта книга звучит иначе: мир еще менее познаваем, чем мы думаем, но давайте хотя бы перепроверять всякие расхожие утверждения.

Про поиск закономерностей в мире розовых пони (люблю такие сюжеты). Дано: несколько точек на глобусе - Окинава, регион Барбаджа в Сардинии, залив Никоя в Коста-Рике, острова в Греции и т.д. - где сконцентрированы супердолгожители. Они могут дожить до 100, а то и до 110. Невероятно, да? Надо понять, что они такое делают, чтобы так долго пребывать в добром здравии. Или местность так влияет? И вот эти точки на карте названы голубыми зонами, туда отправляются авторы бестселлеров, путешественники и мотивационные спикеры. Интервьюируют местных жителей, вдохновляются и предлагают свои версии.

Наверное, близость моря? А может специальная диета – рыба, овощи, бобовые? А может то, что люди никуда не спешат и почитают старших? А может стаканчик хорошего вина по вечерам? Ну да, сложно спорить: прибухнешь – и вроде обратно жить хочется. А может теплые дружеские отношения между людьми так влияют? Пишутся книги, Нетфликс снимает сериал про голубые зоны. И тут появляется некто Сол Ньюман из Лондонского университета (неприятный, по всей видимости, тип) и сообщает: ребят, я тут немножко проанализировал демографические данные в зонах с наибольшим количеством долгожителей, и у меня к вам несколько вопросов. Почему в подавляющем большинстве регионов с долгожителями население так бедно? Почему достаточно нездоровое население этих регионов умудряется дожить до 100 лет?

Разгадка в том, о чем не расскажут долгожители в своих интервью. Многие из них уже давно мертвы, но родственники не спешат извещать социальные службы об этом – и годами продолжают получать дедушкину пенсию. Другая часть этих долгожителей не имеет свидетельства о рождении (или имеет их несколько) – и вопрос о том, сколько лет бабушке, 80 или 95, становится очень дискуссионными. Ну а на страхе старения можно зарабатывать годные деньги, если ты мотивационный спикер.

Внезапно кучно пошли любопытные книги, связанные с темой паспорта. Поэтому – подборка нонфика про паспорта.

Кристин Сурак. Золотой паспорт. Идея “сильного паспорта” (который дает владельцу больше прав, возможностей для путешествий и ведения бизнеса) быстро приводит к другой идее: если ваш паспорт слабоват, его можно усилить. Это не проблема, это расходы. Так быстро взлетел транснациональный рынок, предлагающий гражданство в обмен на инвестиции. Кристин Сурак из Лондонской школы экономики провела несколько лет полевых исследований и описала схемы покупки гражданства и их участников: самих покупателей паспортов (которые не собираются жить на новой родине), устройство международных посреднических сетей, процедуру покупки гражданства и заинтересованные государства: от стран ЕС и Канады до микрогосударств, которым очень нужна денежка.

Патрик Биксби. Паспорт: культурная история от древности до наших дней. На Патрика Биксби мысль о том, что паспорта (распространившиеся вместе с национальными государствами) вроде бы должны давать гражданам права и свободу передвижения, но на деле их ограничивают – видимо, действует как-то угнетающе. Поэтому он сквозь призму паспорта смотрит на культуру: как собственные паспорта влияли на известных людей, как осмыслялись в кино и литературе, какие бывают фантастические паспорта – несуществующих стран и организаций, или как мумия Рамзеса II совершила авиаперелет из Каира в Париж со свеженьким египетским паспортом.

Альберт Байбурин. Советский паспорт. История, структура, практики. И вот “я достаю из широких штанин”, смотрите, завидуйте, я гражданин. Ок, присмотримся, что там внутри советского паспорта: этому посвящена монография Байбурина. Он рассматривает как саму паспортную систему – инструмент учета населения и контроля его передвижения, так и эволюцию документа: что и как должно быть написано в паспорте. Звучит довольно отстраненно, но внутри – полно драмы: здесь и паника от введения паспортной системы, и графа “социальное положение”, и проклятый институт прописки (и как ее получить обходным путем), и введение графы “национальность”. В последней части паспорт становится способом конструирования идентичности своего владельца. Вот уж казалось бы: в паспорте есть всего 2 места, где можно проявить себя – фото и личная подпись. Но в интервью информанты рассуждают о том, почему фото на паспорт такие уродливые, почему там люди не похожи на себя и как на них влияло фото в собственном паспорте.

The Passport Book by Nicola Von Velsen. Скорее развлекательная книжка-картинка, где собраны паспорта разных стран мира и снабжены кратким набором фактов о стране, выдающей такой вот паспорт. Всё очень нарядно, но актуальность этой информации, боюсь, ненадолго.

То чувство легкого самодовольства, когда новогодние каникулы только закончились, а ты уже на середине книги 2025 года издания. Нашла себе 600-страничную забаву – “Цивилизацию рассказчиков” Тамима Ансари. Вот парень умеет не только долго запрягать, но и растечься мыслью по ключевым нарративам всех древних цивилизаций нашей планеты.
А хочется уже поскорее вот про это:

"Когда мы обретаем настоящий язык (…), мы достигаем того уровня, когда извлечение звука создает в воображении наших соплеменников иллюзию целого мира. Когда двое обсуждают, как завтра днем они встретятся и съедят тако, они не просто взаимодействуют в мире, который каждый из них воображает, - они воображают один и тот же мир. В противном случае они не оказались бы на следующий день в одном и том же месте в условленное время. Это по-настоящему потрясающая штука: они представляют в своем воображении один и тот же мир!"

Или:
"Когда ребенок приобщается к тому же миру символов, что и его группа, - можно сказать, он просыпается в той реальности, которую группа создала и поддерживает".