Митин журнал のテレグラム投稿

Восковое лицо, обезображенное сифилисом, макет вируса ковида, оскал египетской мумии, порнографический рисунок Франтишека Купки, анонимный портрет немецкой туристки возле кактуса в Карфагене, знаменитая ширма из журнала «Сюрреалистическая революция», пластиковые вазы, извлеченные из океана, огнетушитель, облепленный ракушками, — всё это экспонаты выставки «Злые цветы», которая на днях открылась в Берлине.

Не «Цветы зла», а именно «Злые цветы», потому что иллюстрации к книге Бодлера и работы, ею вдохновленные, занимают лишь первую часть экспозиции. Надо при этом отдать должное рисункам Фелисьена Ропса — его Смерть, делающая куннилингус девице, наверняка шокирует даже самых развращенных из моих читателей.

А меня больше всего поразила попытка сравнить отрывки из двух фильмов Лени Рифеншталь: на одном экране шагают эсэсовцы из «Триумфа воли», на другом, 2002 года, плывут косяки живописных рыб — но сопоставление демонстрирует, что это примерно одно и то же.

Я крайне редко смотрю сериалы, но в этом году видел два:

— маниакально-абсурдистский нуар братьев Инноченцо «Достоевский» про полицейского, развратно преследующего собственную дочь.

— «Автопортрет в виде кофейника»
Уильяма Кентриджа.

Кентридж — Леонардо наших дней. Это девять сюжетов из его студии в Йоханнесбурге, где рождаются шедевры в разных жанрах: фильм к 10-й симфонии Шостаковича, опера The Great Yes, The Great No, которую мы этим летом смотрели в Арле, огромный деревянный конь, афоризмы и бесчисленные рисунки, — а Кентридж рисует как бог. Поскольку он так разнообразен, на экране тоже два, а то и три Кентриджа, раздраженно спорящих друг с другом.

Мне нравится его идея о том, что мы носим свою смерть с собой в виде скелета, который не можем осмотреть, но частично способны ощупать и представить, как он будет выглядеть, когда с него исчезнут покровы.

Кентридж — сын знаменитого адвоката Самюэла Канторовича, защищавшего Нельсона Манделу. Ему 102 года, и он упоминается в сериале.

«Достоевского» я смотрел на Берлинале, а «Автопортрет» полгода показывали в галерее на моей набережной Семи Мучеников в окружении рисунков и скульптур. Впрочем, он есть и в общедоступном месте — на Mubi. И не советуйте мне ничего другого, двух вполне достаточно.

Все видели Пазолини, несущего Пазолини, а я даже примкнул к ним в Риме, но мало кто знает имя автора: Эрнест Пиньон-Эрнест. Одна из последних выставок, еще тлеющих после венецианской биеннале — его ретроспектива.

Пиньон-Эрнест — фанатичный коммунист, но выставка парадоксально занимает этаж в бутике Louis Vuitton. На афише, разумеется, Пазолини, потому что это единственная узнаваемая работа, но мне больше нравится его Жан Жене, которого пацаны то ли распинают, то ли снимают с невидимого креста. Этой работой Эрнест украсил колонию Меттрэ, где сидел юный Жене, тюрьму в Лионе и стену в Бресте, где бедокурил Керель.

Вы не сразу догадаетесь, кто изображен на третьей картинке. Да, это Ахматова. Она бы тоже неплохо смотрелась на тюремной стене.

Чехословакия была удивительной страной. Здесь вывели собак породы волчек — специально по заданию местного КГБ скрещивали овчарок и волков в надежде, что родится берсерк для охраны границы. Но результат оказался прямо противоположным. Волчеки — смирные, кроткие псы, не способные ни к каким бесчинствам.

Кроме того, здесь — даже в самые хмурые советские времена — вполне легально исследовали возможности ЛСД для лечения душевных недугов. И сейчас продолжают.

Про волчеков и ЛСД — общеизвестные истории. А вот самого удивительного я до недавних пор не знал. Оказывается, бутылка для сбора мочи у чехословацких солдат пользуется теперь большим успехом у эстетов, и ее продают как оригинальную вазу или декантер. Она и в самом деле выглядит изысканно, можете полюбоваться.

Осип Мандельштам восхищался этим романом, написанным «французским гением, для которого слова и понятия — лишь поющие и говорящие игрушки, разбросанные под дряхлым небом мира», но не рекомендовал издавать его в СССР, потому что он адресован «сверхкультурному читателю».

Приятель Мандельштама, поэт Бенедикт Лившиц, все же решился перевести роман, но его виртуозный перевод так и не был издан. 90 лет пролежала рукопись в архиве издательства Academia, пока ее не отыскал Константин Львов.

И это в самом деле гениальная книга — «Элпенор» Жана Жироду, носящая имя невзрачного и бездарного сподвижника Улисса.

“Со всеми героями и их безмерными подвигами Элпенор соприкоснулся лишь с самой презренной стороны. Ахилла он знал потому, что однажды ему пришлось соскребать грязь с его пяты, Аякса – потому что тот плюнул на его скамью в триреме, Цирцею – потому что она помогала Эклиссе расчесывать шерсть. В день взятия Трои он чистил умывальный таз Гекубы. В день Ахиллова гнева он копал в огороде лук. В день смерти Париса он ставил заплаты на пеплуме Терсита”.

«Элпенор» — роман о причудах поэзии — пока опубликован только в полузабытом журнале, но, если вы хотите, мы с Костей выпустим книжку, проигнорировав мнение Мандельштама, считавшего, что диким русским людям она не нужна.

Не могу не похвастаться подарком, который я обнаружил под елкой — рисунком моего любимца Яна Конупека. Как видите, на нем изображен наш Спаситель, к которому подлетают фаллические демоны-кометы с хитрыми плебейскими рожами. Но Господь погружен в свои думы и даже не смотрит на них.

В 1933 году, когда Ян Конупек нарисовал эту сцену, настроения, надо полагать, были не лучше нынешних, но все же и тогда Христос игнорировал бесцеремонных приставал. Будем и мы следовать его примеру, пока хватает сил.

Все засыпало снегом, в том числе и дом по соседству. А в этом доме — отеле Balmoral-Osborne — жили великие люди: Кафка с невестой, а много позже — В. Г. Зебальд и его герой Жак Аустерлиц.

Конечно, «Балморал» выглядит отнюдь не так недоступно, как на моем сегодняшнем снимке, но я решил запечатлеть его, словно некий Das Schloss, населенный титанами духа (хотя на самом деле там сейчас тривиальный пенсион для абитуриентов).

“Кальсоны – это тоже Голем. Советская женщина состарилась, умерла, а кальсоны остались. Это Голем, в него вдуваешь жизнь. Грязные кальсоны с помойки, а с ними начинаешь разговаривать, целоваться, и Голем начинает оживать – так тебе благодарен за то, что ты его поднял из ада”.

“Ничего нет у человека: нет денег, нет связей, обычный человек, он берет все равно что: на свою ногу смотрит, его нога ему может очень многое рассказать, ему есть о чем поговорить со своей ногой, а его ногам есть о чем поговорить с ним. Просто снимая свои ноги, можно снять большое кино”.

“Да кто только не был моим учителем. Все люди, все соседи, все попутчики, все, с кем ночевал. Вот сейчас в Париже, где я живу, я вышел из туалета, а туда очередь, и выходя, ты занимаешь очередь, потому что, когда тебе захочется, очередь может подойти. Они все учителя, они учат снимать кино, видеть”.

Это 3 цитаты из интервью, которое я взял у великого Артура Аристакисяна, а на картинке — кадр из его нового фильма "Голем".

Умер Эдик Кузнецов — человек с потрясающей биографией. В юности он планировал покушение на Хрущева, 7 лет провел в тюрьме, а в 1970 году снова был арестован и приговорен к смертной казни за попытку угнать самолет в Швецию.

Это знаменитая история, и пересказывать ее не буду. Я познакомился с Эдиком, когда он, так и не расстрелянный, благополучно жил в Германии. Меньше всего он был похож на пламенного революционера. Напротив, отличался редкостной невозмутимостью — возможно, приобретенной в лагерях. Он был флегматиком, зато его жена, певица Лариса Герштейн, впоследствии ставшая вице-мэром Иерусалима, славилась пылкостью всех проявлений. Так что они были колоритной парой.

Эдик сыграл в моей жизни замечательную роль. Видимо, разглядев родственную авантюристическую душу, он назначил меня московским корреспондентом своей газеты «Время». У меня до сих пор есть пачка шикарных визитных карточек с ее логотипом. Главной моей задачей было добывать расписание передач советских телеканалов на неделю. Оно публиковалось в понедельник, а газета Эдика выходила в Израиле в воскресенье. Слава богу, у меня была знакомая в Останкино, которая нелегально извлекала это идиотское расписание из самых недр. Так что благодаря мне израильские зрители получали его раньше, чем советские.

Платила газета немыслимые по тогдашним московским меркам гонорары. Подозреваю, что я получал больше, чем главный редактор первого канала. Но вскоре эта синекура куда-то улетучилась.

Эдика я с тех пор ни разу не видел, но вспоминаю его с большой приязнью. Как советский гражданин в 1970 году мог набраться смелости и попытаться угнать самолет? Даже сейчас людей подобного типа почти не сыщешь, а тогда встречался один такой на 10 миллионов.

По просьбе любознательных читателей сфотографировал дом, в котором с декабря 1944 года по апрель 1945-го располагалась штаб-квартира власовской армии и Комитета Освобождения Народов России. Тогда дом назывался Haus Lucker. На дверях по-русски и по-немецки было написано “Вытирайте ноги”, а сам Власов жил в девятикомнатных апартаментах за углом.

В 1946 году соседняя площадь была названа в честь Сталина, который убил Власова, а дом получил название “Ялта”. В 90-х там был китайский ресторан и популярная у неприхотливых курортников дискотека. Однажды я встретил свою одноклассницу, которая сказала, что никогда еще так хорошо не танцевала, как в этом власовском доме.

Китайцы исчезли лет пять назад, дом отреставрировали и назвали Aura. Ресторан воскресили хорваты, но он прогорел во время ковида, и теперь там новое безликое заведение.

И никто не помнит, что 80 лет назад здесь замышляли освободить народы России.