«Очевидно, что война — преступление, раз каждый старается оправдаться»
Дневник офицера Иосифа Ильина. 18 августа 1914 г. (продолжение)
Дальше, за оградой обширного сада, лежат тоже рядами, но уже умершие, те, которым теперь ничего уже не надо. В головах у них глубокая длинная яма с большим валом земли — общая «братская» могила, тут найдут вечный покой и враги, которые только что убивали друг друга. <…>
Вот с запрокинутой головой лежит русский пехотный капитан, вероятно, командир роты. Он почему-то без сапог. Одет во все новенькое, виднеются теплые, вязаные кальсоны, худые, восковые ступни странно торчат. Оба плеча в черной со сгустками крови: пуля попала в одно плечо и навылет вышла в другое. А ведь тоже собирался, хлопотал, о чем-то думал!
Солдат лежит сжав зубы, с серьезным сосредоточенным лицом, как будто что-то увидел, ему непонятное; рядом с ним другой русский — «земляк» — с открытым ртом и выпученными остекленелыми глазами; кажется, что он так и не перестает кричать свое жуткое «ура». <…>
С краю лежит австрийский офицер: у него бледное, восковое лицо, с черными усами и черной бородкой, горбатым носом, судя по всему, еврей. Он без мундира, в одной рубашке, которая вся окровавлена. В левом боку у него зияет рана — страшная, штыковая рана. <…>
Какое отвратительное, ужасное, жуткое зрелище! На помощь, чтобы успешнее убивать, люди призывают Бога, служат молебны, говорят громкие фразы о чести, праве, справедливости, прикрываются гуманностью и лицемерно сваливают вину за убийства один на другого. И очевидно же, что война — преступление, раз каждый старается оправдаться и прежде всего торопится заявить, что не он начал ее.
Я стоял и думал; мысли крутились в голове, когда увидел, что подходит батюшка с солдатом-псаломщиком. Началась скорая панихида. Батюшка торопливо помахивал кадилом, подпевал и говорил слова молитвы, шаг отступя, солдат запевал «Вечную память» и «Со святыми упокой».
Так и встала в памяти картина Верещагина, только на картине не так ужасно. <…>
Подписывайся на дневник 1914-1920