Уж очень мне рассказ понравился 🥰
ИЗ СЕТИ
— Не будет у тебя счастья в жизни, Маша, пока доброте не научишься! Такую злыдню, как ты, еще поискать надо! — Вера Ивановна сердито глянула, встала и заковыляла к подъезду, там обернулась и довеском припечатала: — И я тебе больше не подруга! Хоть захлебнись своим ядом в одиночестве!
Хлопнула тяжелая дверь, и Мария Петровна осталась на скамеечке одна...
Чирикали воробышки, обласканные солнцем, гомонила ребятня на площадке, гоняя мячик. Лето улыбалось сквозь зелень акаций, а на душе Марии Петровны стыла самая настоящая зима.
«Ну и катись, целуйся с псом своим шелудивым. — думала она. — Ишь ты, разобиделась она! А на что? На правду?»
Сама ведь недавно говорила, что сынок привез ей своего Бима на неопределенное время. А теперь эта клуша в восторге:
«Ой, мы с Бимом так подружились, да как я без него жила? Ласковый такой, понятливый. Себе его, что ли, оставить, если мои отдадут».
Мария Петровна и выдала ей всю правду-матку. Сказала, что сынок Верин на ней ездит, хорошо еще плеткой не погоняет.
То внука Саньку бабке сплавлял, когда вздумается, теперь вот пса этого спихнул. Переезжать они, видите ли, собрались. Так нечего было собаку заводить, раз она мешает переездам.
Лучше бы матери помог! Ну или там на море ее свозил. А не крокодила зубастого оставлял на пожилую женщину.
Вера поначалу сына оправдывать бросилась:
«Они на новом месте устроятся, приедут за Бимкой, да и не чужому же человеку отдали. Пес меня знает, любит».
А потом вдруг разозлилась...
Ну ничего, Мария Петровна и без Веры обойдется! Она привыкла одна!
*
За свою долгую жизнь усвоила Мария Петровна – людям верить нельзя. Да и на счастье особо губу раскатывать не стоит.
Счастье, оно ведь что? Мгновение. И за каждое такое мгновение расплачиваться придется сполна.
Когда-то была у Марии Петровны, тогда еще Маши, большая любовь. Да такая, что при одном воспоминании о Косте, сердце заходилось от нежности, а бабочки били легкими крылышками в животе. И чем все кончилось?
Они поженились. И все! Каюк этой самой любви. Кончилась. Не сразу, конечно, со временем.
Сначала Маша перестала для мужа быть Машенькой, Машулей и стала Машкой:
— Машка, отстань, мне завтра на работу, а тут ты со своей чепухой! Делом лучше займись... Посуду помой, в доме прибери, глядишь, и полегчает, — ругался Костя, когда она пыталась его обнять, приласкать.
Ей было обидно. Ну да, на работе у мужа проблемы. Так на то и жена любящая дома, чтобы беды развести руками.
Только вот не нужно это стало Косте. Злится, отбивается, словно от мухи назойливой. Хотя бывало раньше, сам приходил, ложился на диван, клал голову на Машины колени, и задремывал, пока она, перебирая пряди, нашептывала что-то неважное, но такое уютное.
«Ладно, видать, быт сожрал нашу любовь, — думала Маша, поглаживая чуть округлившийся живот. — Главное, чтобы муж ребенка нашего любил. И я любить буду. Вот тебе и семья. А там, глядишь, и с работой у Кости устаканится. Может, второй медовый месяц нам выпадет…»
И когда родился сын Вовка, она всю свою нежность, заботу, тепло обрушила на его голову. Да, как видно, перестаралась. Сынок вырос балованный, привыкший только брать, ничего не давая матери взамен.
А пока Мария Петровна пылинки с сына сдувала, муж, брошенный на произвол судьбы, другую встретил:
— Полюбил я, Маша. По-настоящему полюбил. Ты уж прости...
Маша, конечно, не простила. Запретила к Вовке после развода подходить. Наказать бывшего мужа хотела. Только вот в итоге себя наказала.
Вовка подрос, женился. Пока было, что с матери тянуть, тянул. Дачу старую продал. Хорошо, из однокомнатной квартиры, после развода с его отцом оставшейся, не выселил в коммуналку какую-нибудь.
Может, пожалел, может, посчитал, что возни больше, чем выгоды... В общем, оставил Марию Петровну в покое и в одиночестве. Даже звонить почти перестал.
«Ну и пусть! Одна проживу. Одной спокойнее, — решила она тогда. — Главное с людьми больше не сближаться. Нету им веры!»