её медицинская книга — это не тетрадка, а четыре тома,
правда и их едва не сожгли, когда она впала в очередную кому,
у неё — короткие синие волосы и она — заложница своего синдрома,
синдрома абсолютной чистой любви.
ее дни сочтены.
её вены сожжены
обилием лекарств, которые в них вливают
её бы лечили чем-то другим, но таких лекарств ещё не знают,
она не хочет быть спасена, но почему-то её упорно спасают,
выдирая клочки сознания, они по таким же клочкам все возвращают,
её уже никто не держит, её уже никто не отпускает.
записи.
первый прием у врача был первого апреля,
тогда она пожаловалась на мигрени,
на боли, царапающие мысли внутри головы
и ей наложили швы
вообщем, помогли настолько, насколько могли
тогда никто не понимал, как все было серьёзно
сейчас решать что-то с этой болезнью — слишком поздно;
это была ошибка врача —
он не с того нача’л
важно было спросить не как много она думала, а о чем
( или, вернее, о ком )
кто и почему был причем
и каждую ночь ей снится сон
ей снится её полузабытый, полу- придуманный он…
казалось бы, очередной уз прошлого просто смешо’н,
но когда ночь накидывает свой капюшон
ей мерещится он,
ей мерещится его лицо и слышится его голоса тон
такой обманчиво спокойный и нужный
ей мерещится он — и она безоружна
как ещё ни разу не раскрывавшийся бутон
она боится солнечного света — и с таким же замиранием сердца его и ждет
потому что на рассвете он, как и всегда, уйдет
снова стать на целый день вольной—
это очень заманчиво
правда, это ещё и очень больно
чтобы остановить последних мозговых клеток вымирание
ей уже давно сделали и лоботомию, и переливание
и всё равно каждое открытие дверей вызывает у неё восклицание
«неужели он?!»
она влюблена и почему-то верит, что и он влюблен
( а у него всегда была другая
и если он и называл ее «моя дорогая»,
то это было из чистого юмора и интереса
но он сказал ей — и это вызывало бурю протеста )
мне о нем вообще мало что известно
и каждый день — причем это ее любимое занятие —
она находит ему оправдание
и берет в долг у других понимания
чудной пример душевного терзания
она очень любит его — это и есть
ее синдром и ее болезнь
ты-то знаешь, любовь— та ещё ересь
но я рассказываю тебе это, потому что это мои единственные новости
мне здесь довольно скучно, ты прости
работа держит меня до шести
я устроилась медсестрой в этом психиатрическом доме
я уже знаю все об этой девочке и её синдроме
я уже выучила все то, что было в каждом её медицинском томе
она правда безобидна — и всё-таки я держу свой нож наготове
мой день здесь абсолютно простой
у меня ещё остается времени поскучать за тобой;
я слушаю её истории и по-человечески сочувствую
баюкаю, пока не почувствую
что её бред опьянел от самого себя и готов закрывать свои глазки
она ещё не доверяет мне
но уже смотрит без опаски
я думаю, ей просто не хватает ласки
поэтому я рассказываю ей о нашем прошлом
странно, —
ей иногда становится тошно
от моих слов и предложений
а я…
я погружаюсь в омут приятных мгновений
пробираясь сквозь леса ещё ненаписанных писем и стихотворений
я сдаюсь и поддаюсь не ходьбе, а бегу
вот я тащу тебя по снегу
вот я тащу тебя по снегу
после того, как увидела целующимся с другой
что было странно — ведь ты называл меня дорогой
и хотя мне все говорили, что ты — ужасно плохой
я то знала, что ты — не такой
я не верила этому бреду
и вот я тащу тебя по снегу
впереди меня ещё ожидают пару лет,
когда я буду ждать и одновременно — ненавидеть солнечный свет
меня ожидают ещё пару лет, пропитанных йодом и замотанными бинтами
пока я окончательно не забуду все то, что было с нами
пока я окончательно не выйду в ремиссию
и меня официально не признают «не зависимой»
я горжусь собой. сейчас я уже излечилась,
я подросла, я изменилась,
я забыла все, что было, все то, что случилось,
теперь я бы не приняла ни единого твоего прощения —
я в самом деле выздоровела, но мне почему-то так и не выдали справку о выздоровлении…
