Твои дары щедры. Изысканны. Разложение для прекрасного Ангела, перерождение из смертности жизни. Кровь для дорогого Рогала – освобождение от удушающего порядка его линейного разума, благословенное забвение Хаоса, где он наконец-то сможет забыть о решениях и стать тем нерассуждающим воином, которым он всегда мечтал быть. Для сурового Константина – освобождение перемен, что позволит ему отказаться от шорящих строгостей его жизни и стать кем-то большим, не безропотным слугой, а свободно мыслящим существом, владеющим секретами, которые от него всегда скрывали.
А для твоего отца – удовольствия. Награда в виде радости, гордости, права быть, наконец, тем, кем он всегда был на самом деле, и наслаждаться этим состоянием, больше не тяготясь обязательствами или судьбой, не сковывая себя желанием руководить или командовать, не калечась рамками тридцатитысячелетнего плана. Здесь Он сможет предаваться удовольствиям и радоваться власти ради самой власти. Человечество может пройти свой жалкий путь без Него. Ему не нужно больше думать о людском роде.
Если они примут твои дары, что ж... Этот Двор будет полон, радостен и славен. С тобой, возвышающимся над всеми, и с ними четырьмя, правящим советом, новым Морнивалем, зависящим от каждого твоего слова и исполняющим твои приказы.
Согласятся ли они? Некоторые – возможно. Увы – не все. Кое-что нельзя изменить, даже если прошлое и будущее, как здесь и сейчас, перестали существовать и стали единым целым. То, чем они были раньше, трудно изменить, хотя теперь это неизбежно. Рогал – твой, ты в этом уверен. В нём вскипает кровь, и её не остановить. Сангвиний, которого ты всегда любил, тоже примет твой дар, ибо кто откажется от жизни, предложенной рукой брата? Он придёт и воссядет рядом с тобой. Тебе кажется, что он близок, очень близок к тому, чтобы увидеть истину всех вещей. Он всегда видел больше, чем другие.
В отношении Константина у тебя имеются большие сомнения, ведь он колебался ещё до твоего рождения. Его зависть к тебе и твоим братьям слишком глубока. Он бы давно убил всех вас – и тебя, и остальных. Но ведь у него так мало свободы воли, так мало понимания. Он такой, каким его сделал твой отец, всего лишь инструмент. Несомненно, прекрасный и несравненный, но с таким же успехом можно приказать мечу перестать быть мечом. Бедный Константин – не более чем долг и послушание в человеческом обличье, и он многого не знает для того, чтобы понимать, как лучше.
Что касается твоего отца, Он, в некотором роде, согласится с наибольшей вероятностью. Мешает лишь Его эго. Он всегда знал, как будет лучше, и за тридцать тысячелетий эта вера в себя настолько окрепла, что превратилась в камень. Его нельзя согнуть, можно лишь сломать.
Ты надеешься, что Он сломается. Твои дары искренни, но, если они будут отвергнуты, ты не станешь колебаться. Если же, к твоему удивлению, отец согласится, ты будешь рад. Вы снова будете вместе, как в те давние три идеальных десятилетия. Но ты не думаешь, что Он согласится, и втайне даже надеешься, что Он этого не сделает. Его время прошло. Когда-то ты любил его больше всех остальных, но теперь ты ненавидишь его за фальшь и ложь. «Откажись от моего дара, отец. Подними кулаки и сразись со мной. Я хочу этого, хочу убить тебя».
Ты вздыхаешь. Тьма шепчет. Она шепчет твоё имя, ты в этом уверен.
Ты выходишь из Двора Луперкаля в огромный зал и впервые с тех пор, как всё это началось, ступаешь на поверхность Терры.
«Конец и Смерть, Том 2» Дэн Абнетт.