Лавка Макса Верника

Давным-давно, за горами, за лесами, за океаном, наполненным непроглядной глубиной, в которой, сверкая красной шапкой, плавал Кусто, заигрывая со скользкими рыбами, за мерцающей тьмой каждой ночи и ярким светом дня, сбегающим за горизонт, в краю ностальгии и тоски, надежд и лязга колес поезда, процветал клочок земли, зажатый между морем и железнодорожной эстакадой.

В отблесках его вечернего света, в шуме чужих голосов, в запахах чужой еды, он еще мог производить впечатление, манить к себе, но только тех, кто был далеко от него, по ту сторону океана. Но стоило подойти ближе — и иллюзия рассеивалась, как утренний туман над Атлантикой, ведь сейчас это не живой кусок душераздирающей ностальгии, не кипящий котел одесских судеб, а застекленная витрина давно ушедшей эпохи, музей эмиграции, где люди застыли в своей первой, давно прошедшей молодости, где их мечты, будто советский рубль, навсегда потеряли покупательскую способность.

Я приезжаю сюда снова и снова — вглядываюсь, пытаюсь поймать взглядом хоть что-то родное, увидеть в отражениях витрин и в медных лучах заходящего солнца хотя бы малейший отголосок любимой Одессы, но, к сожалению, не могу. И даже если кто-то еще говорит на том самом языке, в его интонациях уже нет прежней легкости, той беспечной, лукавой, одесской насмешливости, что звучала когда-то на этих улицах, и Брайтон-Бич, когда-то бывшая маленькой Одессой, для меня, к сожалению, умерла.

Место эмигрантских душ, и здесь их последний приют, их последний гребешок волны, их последний аромат солёного океана. Теперь тут подрастает новое поколение людей, не говорящих на одесском. От первой волны тут мало что осталось, лишь ветер, что стер эти медальные лица людей, гордо скучающих по южной Ривьере. Теперь тут правят восточные базары, булькающий лагман и жирные треугольники золотистой самсы, вытесняющие эталонные пирожки с картошкой. Густой огневой борщ уступил место шурпе, голубые глаза пышногрудых женщин с розовыми щеками сменились смуглыми лицами с тонкими, лунно-раскосыми восточными глазами. Мир перемешался, закрутился в своем неумолимом танце сменяющихся поколений, превратившись в Маленький Ташкент.

Под эстакадой припаркованы заведенные старые «Мерседесы» в нелепом южном тюнинге. В их салонах — люди со смуглыми лицами борцов, по диаметру покрытых смоляной щеточкой щетины. На шеях увесистые золотые цепи, на жилистых запястьях часы, которые измеряют не время, а вес прожитых ошибок.

Кроме национальных, больше перемен Брайтон не испытывал. Время тут застыло, словно муха в янтаре. Повсюду реклама из девяностых. Меню в ресторанах напечатано на принтере и лежит в папке с засаленными файлами, счет приносят, написанный ручкой от руки. Вокруг старомодные лозунги, гадалки на каждом шагу, облезлые билборды с рекламой помощи в иммиграционных вопросах, ларьки с шаурмой, ящики с овощами, пенсионеры в каталках и бледно-желтые булки в потрескавшейся упаковке. Вокруг недовольные лица, говорящие на языке, который все меньше напоминает русский, всё больше разбавляется иностранными словами и странными интонациями.

Давным-давно, когда сюда приехала первая волна эмигрантов, понадеявшись на новую жизнь, строительство привычного мира началось полным ходом. Отсюда сбежали даже афроамериканцы, ошалев от одесской настойчивости, но время неумолимо. Те, кому сейчас шестьдесят, уже не могут, а молодые уже не хотят. Мне кажется, что от той волны, той эпохи, которая не смогла двигаться дальше, остался лишь ветер золотого времени, да стульчики у парадных с видом на океан.

Вечерами сидят они на этих стульчиках и молча смотрят вдаль, но не на тот океан, что был в их мечтах, не тот океан, в который они когда-то хотели нырнуть, а просто на воду, на волны, катящиеся к берегу, равнодушные к ним и к их судьбам. А над всем этим грохочут поезда. Поезда, что несутся по старой стальной клепаной эстакаде, поезда, заглушающие великие идеи, которые никто и никогда уже не услышит.

📱 iPhone 16 Pro Max 256 Gb Desert Titanium — 107.990₽ (Отличное состояние, в комплекте шнур питания)

📱 iPad Pro 13 2024 M4 256Gb LTE Space Black — 112.990₽ (Отличное состояние, полный комплект)

⌨️ Чехол-клавиатура Apple Magic Keyboard для iPad Pro 13" 2024, черный — 33.990₽ (Полный комплект, с гравировкой)

💻 MacBook Air 15 2024 M3/8Gb/256Gb Midnight — 103.990₽ (Идеальное состояние, полный комплект, 10 циклов, с гравировкой)

💻 MacBook Pro 14 2023 M3 Pro/18Gb/512Gb Space Black — 166.990₽ (Отличное состояние, полный комплект, с гравировкой, 20 циклов)

🖥 Apple Mac Studio M2 Max 32Gb 1Tb — 199.990₽ (Отличное состояние, полный комплект)

🖥 iMac 24 2021 M1 8Gb 256Gb Orange — 89.990₽ (Полный комплект, Ростест)

🌪Пылесос Dyson Cinetic Big Ball Animal Pro 2 (CY26) — 44.990₽ (Абсолютно новый, вскрытая упаковка)

🎛 Встраиваемая микроволновая печь Kuppersberg RMW 969 ANX — 69.990₽ (Отличное состояние)

👓 Умные очки дополненной реальности XREAL One — 69.990₽ (Абсолютно новые, в заводской упаковке)

Я снова летел в Нью-Йорк. Смешно, конечно, учитывая, что был там совсем недавно. Частота моих рейсов на этот остров напоминала золотые времена, когда пятнадцать лет назад я мотался туда раз в месяц по торговым делам. Тогда это было рабочее паломничество, теперь — беззаботное возвращение.

Сейчас никаких дел у меня не было. Только я, моя камера и прогулка по Парк-авеню, в процессе которой я восхищался всем подряд, как ополоумевший от восторга ребенок и беспрерывно говорил в палку с прикрученной на конце черной камерой, пугая прохожих своими эмоциональными комментариями.

Я гулял по острову и осознавал, насколько масштабнее и круче американская торговля с ее циклопическим ассортиментом, чем в Европе, и какая глубокая пропасть отделяет от нее Россию. Но был в сфере торговли и услуг один минус, который мы пока не прочувствовали — на Западе ручной труд ценится гораздо выше, чем где-либо в мире, и Америка была во главе!

Тут маникюрша легко способна позволить себе приличную немецкую машину, сантехник ведёт инстаграм с миллионом подписчиков, а садовник — это, скорее всего, бренд с раскупленным графиком на год вперёд. Именно на Западе профессионализм сделает тебя богатым и знаменитым. Тут наценка на блюда в ресторане выше, чем на вино. А у нас наоборот. У нас можно подстричься за пять долларов, съесть приличный стейк за сорок, запив его вином за двести.

Я растворился в своих торговых мыслях, пересекая интересы и лихорадочно плетя из них рабочие схемы. Я записывал идеи, снимал процессы, анализировал подход к клиентам, изучал ассортимент, щупая каждую позицию, как вдруг резкий детский крик выдернул меня из рабочего омута. Я сфокусировал взгляд на источнике крика и увидел, как маленькая девочка в пуховичке Барбери, ловко увернувшись от водителя, который ее подвез к парикмахерской, забежала туда с куклой. Я проводил маленькую капиталистку взглядом и, глянув в салон, обомлел. Это был… салон красоты для кукол. На Пятой авеню!

Я поднял голову к небу, зажмурился, потряс ею, чтобы сбросить сбой в системе. Опустил обратно. Не показалось. 50 долларов за стрижку, макияж и укладку куклы. В этот момент я вдруг ощутил себя жалким лохом, выглядывающим из трактора. Сизеносым селянином с соломинкой в зубах, что, сдвинув набекрень выцветший мятый брыль, с приоткрытым ртом таращится на витрину цивилизации, на пятилетних клиенток с охраной, ждущих своих кукол, пока тех приведут в порядок тридцатилетние девочки, а ведь мир изменился.

Эти девчонки и мальчишки, проходящие онлайн-курсы, снимающие рилсы и поглощающие дорамы, уже давно знают жизнь лучше меня. Если бы я их слушал, возможно, жил бы иначе, не знаю, но я сложный, классический и упертый, привыкший жить по-своему и всячески отрицающий эти социальные забавы в виде тик-токов и прочей поебени, безжалостно крадущей время, которого и так нам отпущено чуть, и, к слову, единственное, что я сделал с советской резиновой голубоглазой куклой, которую однажды купил на барахолке — вколотил ей сотку в лоб, чтобы она не падала, навечно пригвоздив ее к реликтовой сосне в моем загородном лесу.

Покачав головой и окончательно осознав свою неполноценность в новом мире, я ощутил, что проголодался, и засобирался на ужин. С одной стороны, я бы многое отдал за столик в Рао — самом недоступном ресторане мира, о котором случайно узнал от Ильи и с тех пор страшно желавший туда попасть. С другой — у меня уже был резерв в Кинс, а это, если вы не были, вот просто поверьте, исторический мясной храм с нежнейшей бараниной-девочкой и совершенными мальчиками-стейками. Добавьте к этому столы, за которыми менеджеры с Воль-стрит обсуждают многомиллионные сделки и получите классическую нью-йоркскую атмосферу успешного комбината питания.

Рассказывать, что ужин был выдающимся, не буду. Просто скажу: я вышел из ресторана абсолютно счастливым, сел в такси и поехал домой в Джерси. Чтобы лечь спать и встретиться с Нью-Йорком снова — уже завтра.