Нет, я до сих пор не прикладываюсь к иконам, не исповедуюсь, не причащаюсь, и вся обрядовая сторона христианства для меня по-прежнему загадочна и непостижима, как для преданного анафеме графа. Но с недавних пор я стал заходить в храмы не только в культурно-образовательных целях - я стал посещать воскресные службы и стараться понять смысл. Сначала - в Касимове, теперь - здесь, в Германии. Я даже приложение скачал в телефон, которое переводит церковнославянский на понятный мне русский, поскольку я человек слова, и смыслы мне открываются через тексты, а не через действия или обряды.
Услышав на воскресной службе «радуйтесь и веселитеся, яко мзда ваша многа на небесех», а потом в немецком переводе уловив слово Spaß, я предался размышлениям о значении веселья в христианстве. Что уныние - смертный грех и тот дьявольский червь, что точит душу и сердце, знает каждый христианин. Даже такой сомневающийся и неблагонадежный, как я. Все мы помним о призыве Христа уподобляться детям в их искренней радости. Причем радость - это не следствие внешних обстоятельств, но наше внутреннее духовное состояние, которое, в идеале, не должно ни от чего зависеть.
Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас (Мф 5:12)
Радуйтесь вопреки - даже перед лицом смерти, даже когда преследуемы и гонимы. Об этом из тюрьмы пишет апостол Павел в послании к филлипийцам.
Отец, встречая блудного сына, не распекает его, пропащего, и не корит. Он устраивает пир: велит заколоть самого откормленного тельца и веселиться, ведь для него, как, собственно, и для самого Бога, возвращение грешника - это повод для радости, а не повод для наказания.
Или возьмем первое чудо, явленное нам в Кане Галилейской. Торжество в самом разгаре, но внезапно заканчивается вино. Все опечалены. Но Христос не морализаторствует и не велит расходиться по домам («трезвее будете, и на утро спасибо скажите») - он, в заботе о новобрачных и их гостях, претворяет воду в вино.
Состояние радости и веселья, таким образом, естественное для любого христианина, обученного читать и способного прочесть что-то толще брошюрки «Как отучить мужа от пьянства». Тогда почему, стоял я на службе и думал, русская вера вся какая-то простуженная, чахоточная и сопливая? Почему в нашей традиции к Богу не приходят, а приползают, истерзанные и побитые, на четвереньках - на стертых в кровь коленях?! Смотрю я на измученные, усталые лица тех, кто готовится к исповеди, и не могу отделаться от мысли, что это очередь на допрос. Явка с повинной. Скорбные заломы на челе, по-старушечьи поджатые губы и сплошь страдальческие гримасы, как будто под одеждой впившиеся в плоть вериги, а за спиной невидимый крест. Платочки на подбородках повязаны туго, как повязки на незаживающих ранах. Крестятся тяжело и размашисто, слово гвозди в крышку гроба вколачивают. Есть и отдельные мазохисты, уподобляющие себя Иову. Близость к Богу для них определяется мерой страданий: чем их больше, тем ты ближе к престолу.
У нас же как? Если счастье, то обязательно выстраданное. Смех всегда наводит на грех, а тот, что без причины, - признак дурачины. Вот стоим теперь, свечи плавим, отпеваем шутника-покойника, который вышутил да помер. Святые с икон поглядывают укоризненно и строго. Здесь не до улыбок. Что ни день, то битва за души между светом и тьмой. Здесь подвиг святости - не победа жизни над смертью, не ликование духа, а умение принять свою участь. Так же безропотно, как Борис и Глеб.
Радость предстоящей победы жизни над смертью любую скорбь должна превращать в радость. Так учил Иисус, приводя в пример роженицу: разрешаясь от плода, она мучается, но как только младенец оказывается у нее на руках, она уже от радости не помнит скорби. Вот поэтому - «радуйтесь и веселитесь!», ваши слезы высохнут и превратятся в смех. В финале все равно будет радость, потому что Царствие Небесное, как мы знаем, «подобно человеку царю, который сделал брачный пир для сына своего». Так что в конце будет пир, на который позовут не только верных, но и блудных сыновей.