Radio Filipp Dzyadko

Приезжала мама, а с мамой приехала книга. А в ней я пишу: «Однажды филолог, переводчик, соавтор нашего подкаста Максим Калинин рассказал мне историю о необычной школе. В V веке сирийский богослов Нарсай говорит о школе, в которой ангелы и люди учатся вместе. Учатся понимать природу «красоты и света», «причину гласа» и «силу смысла». Мне кажется, встреча с сирийскими мистиками может стать входом в ту школу.

О чем говорят на тех уроках? Может быть, о том, что нет ни одного человека, который забыт. Что о нас всегда помнят. Кто помнит? Сами ангелы или кто-то постарше? Чему еще можно там научиться?

Быть внимательным. Удивляться и радоваться.
Отличать важное от неважного.
Не терзать себя, если не хватает сил, но стараться как можешь.
Уметь получать удовольствие от того, что делаешь.
Помогать. Сопротивляться злу. Доверяться тому, что больше тебя.
Быть способным увидеть трещину в привычной реальности.
Знать, что даже в самые темные времена, когда мрак и внутри, и снаружи, кто-то держит тебя за руку.
Много чего еще — такого, в чем прорывается какая-то весть, преодоление ужаса и катастрофы. И предложение.

Точно могу сказать, что в этой школе я двоечник. Но чем она еще хороша — нет ничего дурного, чтобы снова и снова оставаться в ней на второй год. Можно сказать, что появление этой книги — как раз и есть такой второй год».

Вышла книга «Сирийские мистики о любви, страхе, гневе и радости». Ее можно покупать и читать. Я испытываю огромное чувство благодарности к Максиму, к легендарному редактору книги Лизе Марантиди, к издательству «Альпина», ко всем, благодаря кому она появилась. К тем, кто будет ее читать. Предисловие к ней написала Ольга Седакова, а отзывы на обложку – Леонид Федоров, Михаил Айзенберг и Борис Гребенщиков.

Мое поверхностное знакомство с сирийскими мудрецами и встреча с Максимом Калининым укрепили во мне это знание: кто-то держит тебя за руку, кто-то тебе помощник. Я бы мечтал, чтобы это знание было у читателей этой книги. Спасибо!

Помогают сирийские мистики

СССР – родина квадроберов. Это было и раньше понятно, но благодаря волшебному курсу о Шварце, я смог найти этому прямое подтверждение. Бог с ними, важнее, что этот фрагмент из воспоминаний Алексея Пантелеева позволяет почувствовать 1920-е годы. Ясно, что через каких-то несколько лет, весь этот мир исчезнет, верблюды в гос учреждении будут не представимы и все оазисы будут забетонированы. Но я и сейчас протягиваю вам свою правую переднюю лапу, мы знакомы через пару рукопожатий.

«И вот в назначенный день мы с Гришей Белых, молодые авторы только что законченной повести «Республика Шкид», робко поднимаемся на шестой этаж бывшего дома Зингер, с трепетом ступаем на метлахские плитки длинного издательского коридора и вдруг видим: навстречу нам бодро топают на четвереньках два взрослых дяди — один пышноволосый, кучерявый, другой — тонколицый, красивый, с гладко причесанными на косой пробор волосами.

Несколько ошарашенные, мы прижимаемся к стенке чтобы пропустить эту странную пару, но четвероногие тоже останавливаются. — Вам что угодно, юноши? — обращается к нам кучерявый. — Маршака… Олейникова… Шварца, — лепечем мы. — Очень приятно… Олейников! — рекомендуется пышноволосый, поднимая для рукопожатия правую переднюю лапу. — Шварц! — протягивает руку его товарищ. Боюсь, что современный молодой читатель усомнится в правдивости моего рассказа, не поверит, что таким странным образом могли передвигаться сотрудники советского государственного издательства. Но так было, из песни слов не выкинешь. Позже мы узнали, что, отдыхая от работы, редакторы разминались, «изображали верблюдов». Евгению Львовичу Шварцу было тогда двадцать девять лет, Николаю Макаровичу Олейникову, кажется, и того меньше».

Сегодня день рождения папы! ему бы исполнилось 69 лет, это ведь совсем немножко. Папа очень любил многие великолепные вещи и делал их лучше всех на свете – он любил делать пиры для друзей, он любил ходить в походы по козьим тропам с детьми, он любил оформлять книги, он любил вызволять друзей из беды, он любил делать кукольные спектакли, он любил играть с собаками, он любил читать мне страшные английские сказки, он любил строить двухэтажные кровати для своих сыновей, он любил делать гоголь-моголь, он любил подбрасывать к потолку свою дочку, он любил мою маму, он даже когда-то участвовал в запуске космической ракеты! Он любил горы, Северное и Черное моря, он любил выпивать водку, он любил фильмы «Пепел и алмаз» и «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен», он любил переодеваться в дурацкие костюмы и скакать в них по кухне под музыку, он любил дать метафизический подзатыльник, когда я становился придурком, он любил читать стихи из огромной хрестоматии изумрудного цвета, он любил своих внуков, своих внучек и своих невесток, он любил вспоминать о своих умерших друзьях, он любил быть там, где он нужен, как например сейчас. Он любил кедры! Он любил музыку, и я стал сегодня придумывать, какой музыкальный фестиваль мы с ним устроим, когда встретимся. Придут Армстронг, Галич, Бах, Вера (!) Матвеева, разные ребза из 1960-70-х, а начнет фестиваль эта песня https://www.youtube.com/watch?v=qE4Zc5VogoI . Папа ее очень любит.

«Возвращение имен» — это ежегодная акция памяти о людях, расстрелянных советской властью.

Семнадцать лет назад, 29 октября — в канун Дня памяти жертв политических репрессий — акцию впервые провели в Москве у Соловецкого камня. С тех пор каждый год в этот день люди в разных городах России и мира собираются вместе, чтобы прочесть вслух имена жертв преступлений советского государства.

Тоня из СИЗО написала текст по этому поводу:

"Сегодня мы живем в такое время, когда переписывание истории стало нормой. Когда в разных городах и селах демонтируют памятники жертвам политических репрессий, уничтожают таблички «Последнего адреса» и ставят монументы Сталину и Дзержинскому. Когда генпрокуратура активно пересматривает решения о реабилитации репрессированных советской властью. А разные чиновники предлагают отменить мораторий на смертную казнь. Когда понятие «враг народа» обретает новую личину в виде «иноагента» и «экстремиста», а статья «госизмена» набирает беспрецедентную популярность, как в эпоху, когда красный террор шел бравыми шагами по нашей стране.
Память пытаются всеми силами стереть. И начиная с малых лет заменить ее разговорами о «патриотическом» милитаризме, об избранности и необходимой борьбе с внешним и внутренним врагом. И снова реваншизм, нетерпимость, страх.
Но нас, людей, которые знают, что такое Гулаг, черные воронки, классовая ненависть, кто помнит, что происходило в подвалах Лубянки и какими жертвами устлана дорога «к счастливому коммунизму» - нас еще очень много.
И пока мы живы – эту память не стереть. Поэтому так важно чтить память всех, кто репрессирован, замучен, расстрелян в те страшные времена нашей истории. Важно сохранить имя каждого.
Мы – хранители тех знаний, без которых невозможно построить правовое государство, основанное на гуманистических ценностях.
Сохраняя память сегодня, мы даем шанс нашему завтра. Будущему, где Россия станет свободной, мирной и счастливой страной без политических заключенных и переполненных автозаков.
Третий год подряд я присоединяюсь к акции «Возвращение имен». И благодарю всех, кто организует ее, участвует и остается на стороне света.
Никто не будет забыт. Присоединяйтесь и вы!
Вечная память всем жертвам политических репрессий. Вечная память всем жертвам сталинского террора 30-х годов."

Месяц назад слушал как Сергей Гандлевский читает это стихотворение. После февраля 22 года эти стихи стали для меня стихами об этой войне, после 7 октября 23 года стихами о том ужасе. Как большие стихи умеют вбирать в себя время, оставаясь собой. Как стихи умеют помогать нам хотя бы немного. Может быть, тем, что говорят за нас, может быть, тем, что выводят нас из одинокого переживания, может быть, тем, что делают опыт нашего переживания частью того, что больше нас (это стихотворение говорит об этом механизме, смерть близкого похожа на то, что описывается в общем для всех тексте)?

Может быть, еще чем-то. Просто своей интонацией.

Неожиданные подарки Спустились с холма в парке, шли на звук и увидели эту целительную компанию, тайное общество, спасибо

Дорогой Хаяо, это я, Питер, дела – дрянь и того хуже. Одна радость – дети, твой Тоторо, например. Но кем некоторые из них становятся, в кого превращаются – о том я и думать не могу. Хер с ним, это только некоторые, а я по делу. Я тут подумал, что наш 1559-й не сильно хуже твоего 2024-го. Войны, кровь, торжество глупости и насилия. Но ты лучше меня знаешь, что пролетающая над зимним лесом птица знает больше о будущем, чем безумный дед - как это по-японски? - в Кремле, убивающий, что твой Ирод. Он сгниет, дед, и мы еще станцуем на его могиле в красных шапочках.

Ладно, к делу. Я тут в честь тебя написал парочку твоих персонажей – сам догадайся. Это чтобы ты грустить не думал, а вспоминал меня и играющих детей. И птицу над замершим миром. Она твоя, о ангел мой, она всегда твоя. Твой ПБр (старший, конечно, старший).

Сегодня день рождения, девяностолетие невероятного художника Андрея Красулина. Многая лета! Я его очень люблю. У него нет «типичных работ» и само слово «работа» он не признает, и ругается, когда говоришь, что он «работает». А объясняет, что то, что он создает случается само.

Это похоже на то, как говорит о рождении стихотворения Михаил Айзенберг. Эти события случаются с ними, они делают видимым для нас то, чего раньше не было. Проводники? Проявители? Люди, на которых падает свет?

Так вот это - не типичная, не работа Андрея Красулина, случившаяся сама, пробой краски, проверкой материала. Что-то, что случилось, смешавшись с этим конкретным временем, с гением автора, с отношениями между материалом и внутренним состоянием человека, с тем, что больше нас, со счастливой ошибкой, с находкой.

С днем рождения! То, что мне казалось невозможным, оказа…

Михаил Айзенберг
Год не виделись

Завтра в Вене буду говорить о Льве Рубинштейне. Вместе с Мариной Давыдовой, Сергеем Гандлевским, Михаилом Айзенбергом и Георгом Витте в 19.00 в Alte Schmiede, Schönlaterngasse 9, Vienna.

Если мы увидимся - хорошо. Если мы готовы - хорошо. Мы - я - никогда не готовы, это хорошо.

Найдена самая маленькая из наших проблем – чем чаще пишешь в телеграмм, тем охотнее люди от тебя отписываются. В компании с ленью, недостатком времени, невозможностью ничего сказать и тп это обстоятельство делает ведение канала абсолютно абсурдным. А значит максимально привлекательным. Здесь я хочу без всякой причины написать слова Синяя джакаранда (название дерева) и Ёлнать (название деревни).

Итак, главный показатель самодисциплины и постоянства – однажды здесь останется только один читатель, я сам. Но пока еще я не один, пока вы еще здесь, если вы еще здесь – я хочу сказать большое спасибо за это. Напишите, что бы вы хотели видеть (а может быть слышать) в этом канале. Надеюсь заставлять себя писать чаще: есть несколько внутренних новостей, и есть дюжина книг, впечатления от которых лучше всего сохранить, написав о них. Звук сузился, слова шипят, бунтуют, Но ты живешь, и я с тобой спокоен.

Если вы старше постдока

НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ АЛЕКСАНДРОЙ СЕРГЕЕВНОЙ АРХИПОВОЙ, СОДЕРЖАЩЕЙСЯ В РЕЕСТРЕ ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА АЛЕКСАНДРЫ СЕРГЕЕВНЫ АРХИПОВОЙ, СОДЕРЖАЩЕЙСЯ В РЕЕСТРЕ ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ 18+

В научной и преподавательской деятельности есть известная проблема: чем выше ты поднимаешься, тем меньше позиций, стипендий и возможностей. Если ты хочешь уехать из России и Беларуси и при этом ты аспирант или молодой постдок (то есть только защитился), то на академическом рынке полно вкусных предложений. А вот если тебе плюс-минус 40, диссер написан, скажем, 12 лет назад, вот тут начинаются проблемы - таких мест просто меньше.

Вдруг вы не знаете. Академическая юность - это когда ты еще получаешь постдоки. Их можно получать несколько, но все отграничивается временем защиты диссертации. Часики-то тикают. В разных странах по разному, где-то это 3-4 года после защиты диссера, где-то до 10 лет после защиты. Причем ситуация усугубляется тем, что в РФ обычно заставляют быстро защититься (и это плюс-минус 25 лет), чтобы потом преподавать, а, например, в США многие растягивают специально время написания диссертации (потому что потом придется выходить на рынок, а это сложно), да и вообще писать диссер 5-7 лет - это норма.

И получается, что вот, например, я, защитивши диссер в 26 лет, оказываюсь в эмиграции и через более чем 10 лет после защиты не могу получать больше постдоки.

ЧТО ДЕЛАТЬ?

Друзья сделали невероятно полезную штуку. Канал «Паганель», где публикуют вакансии для опытных преподавателей/исследователей в социальных и гуманитарных сферах, которые уже старше постдока.

Нам — всем тем, кто уже пыльная вчерашка вечно юны, нам сюда! Подписывайтесь.
https://t.me/paganel_journal

Открыли с друзьями маленький вестник в помощь ученым-гуманитариям. Почему-то уже чтение этих вакансий терапевтично, хотя и не собираешься исследовать общечеловеческие ценности в Принстоне, преподавать французский в Австралии или историю искусств в Сингапуре (хотя...).

Подписывайтесь и расскажите пожалуйста тем, кому может быть полезен «Паганель». Саша Архипова прекрасно написала о нем. Спасибо!

Завтра ночью я приземлюсь в Ереване. И буду снова в городе, в котором оказался сцеплением обстоятельств, который так сильно полюбил. «Сцепление обстоятельств» – выражение из «Капитанской дочки», самой счастливой книги русской литературы. Я еду в Армению, чтобы поговорить об этой книге c Марком Григоряном – в воскресенье в 20.00 в Common Ground. Компьютер что-то почувствовал и подкинул мне текст, который я написал год назад для берлинской газеты «TAZ», о том, что такое Ереван весной 2023 года. Что такое Ереван осенью 2024 года я скоро узнаю. И всегда буду благодарен этому городу и его людям. Здесь попытка уложить эту любовь и благодарность в 375 слова.

«В аэропорту Еревана я вижу молодых русских мужчин с цветами. Почти наверняка это те, кто уехал сразу после войны или мобилизации. Они встречаются здесь со своими женами и матерями. Ереван сегодня – место встречи. Сюда приезжают те, кто остался в России, чтобы увидеться с теми, кто из нее уехал, для кого возвращение в Россию опасно.

“Ты уже был в Матенадаране”? Об этом вас здесь спросит каждый. Это хранилище рукописей, главный музей страны. Здесь вы увидите тысячи документов, книг и и миниатюр – средневековые битвы, евангельские сюжеты, цветущие сады... Буквы, притворяющиеся птицами.
Страна, на протяжении своей истории переживавшая войны и катастрофы, поколениями заботилась о том, чтобы сохранить книги – то есть, свои историю и память. Чтобы было на что опереться.

Мой дедушка любил говорить: “Нет ничего прекраснее начала”. Я повторяю эту фразу все то время, что живу в Ереване. Здесь будто варится будущее: надежды тысячи приезжих, новые стройки, новые деньги, ежедневное открытие чего-то нового – от кафе до школы. Вся страна пытается придумать себя заново.

Здесь я впервые услышал выражение: «русско-украинская война». В России и в Грузии говорят просто: «война». Это не требует дополнений. Но здесь есть своя война, которую называют «незамеченной». Здесь вы встретите плакаты We stand with Artsakh – несколько месяцев территория, на которой живут десятки тысяч армян, находится в блокаде соседнего Азербайджана. И близость войны вы почувствуете – вот солдаты смотрят на Арарат, вот к нарядным посетителям кафе подходят старухи в черном, чтобы попросить деньги на похороны.

Грядущие решения по поводу этой войны и Арцаха. Разговоры о том, что страна на пороге революционных союзов с Турцией, которая десятилетиями была врагом. Десятки тысяч переехавших из России от Путина. Тектонические сдвиги и возможности.
Очень хочется, чтобы у Армении получилось.

“Нас нет на карте мира, мы нужны только себе. Но в этом есть надежда. Ведь мы сказочная страна внутри перемен”. Так мне сказал один из армянских друзей – тот, что водил смотреть древние миниатюры.
Проведя три часа среди старинных рукописей, вы выйдете на улицу, светящуюся всеми оттенками розового – это цветут абрикосовые, яблочные, сливовые деревья. И вам покажется, что и вы стали частью миниатюры внутри старинной книги. А на соседних страницах – дети, убегающие от диктатуры, пиры во дворах, пронзительное чувство любви в воздухе.

О чем же эта книга: о том, что всегда можно начать жить заново? О том, что нет ничего прекраснее начала».

Очень красивая история у очень любимого издательства. До 1 сентября (2 дня!) действует супер акция «Ивана Лимбаха» – можно приобрести ВСЕ книги этого года (больше 30), десять и пять книг со скидкой 50%. Это очень крутой каталог.

Мой список фаворитов – собрание Леонида Аронзона, «Прогулка не будет скучна» Бориса Рогинского, двухтомник Виктора Кривулина, «Дневник конца света» Натальи Ключаревой, «Страстоцвет» Ольги Кушлиной, «Дневник отчаявшегося» Фридриха Река-Маллечевена, дневник Михаила Кузмина (кажется, с него много-много лет назад началась моя любовь к этому издательству).

Я не знаю, сколько еще времени может существовать «Издательство Ивана Лимбаха». Почти каждая их книга становится событием, это издательство, которое прямо говорит о самых важных темах сегодняшнего дня, говорит на языке большой литературы, ставит сегодняшний день в мировой контекст, ничего не боится. Думаю, что такие сумасшедшие скидки издательства делают не от хорошей жизни. Это сигнал – если мы вам нужны, помогайте. Вернее, участвуйте. Давайте поймаем этот сигнал! Купить и получить эти потрясающие книги можно вне зависимости от того, где мы все находимся.

До конца акции – 48 часов.

Павлу Грушко — 93!

Поэт, драматург, переводчик Лорки, Неруды, Гонгоры и Гильена отмечает сегодня свой день рождения.

Три года назад у нас вышел удивительный аудиосериал — «История Павла Грушко, поэта и переводчика, рассказанная им самим». Он похож на трехчасовой разговор на одном дыхании с близким человеком, во время которого перед глазами проносится почти весь ХХ век. Павел Моисеевич рассказал о нюансах работы переводчика, войне и эвакуации, Кубе во время Карибского кризиса, съемках кино и театральном закулисье. Это захватывающая история одной жизни и целого века.

Посмотрите трейлер, который мы выпускали к релизу, и садитесь слушать Павла Моисеевича.

Одна из лучших вещей, которые я успел сделать. И она, конечно, про надежду. Спасибо!