На девять дней нужно вспоминать важные моменты из жизни усопшего, уделяя особое внимание праведным поступкам. И хоть с покойным мы были знакомы шапочно, но зато у нас про него есть история, после которой мы его всерьез зауважали.
Дело было в феврале семнадцатого. Даже этот канал появится только год спустя. На Философском факультете МГУ проходила какая-то масштабная конференция, и на одном из многочисленных круглых столов должны были выступать Федор Гиренок, Игорь Чубаров и Александр Перцев. Тема – что-то там у Хайдеггера. Вроде как дрим-тим, но как сказал злой язык, пришедший из ВШЭ, стендап кому за 60.
Первым оперативно отстрелялся Чубаров и сбежал. Гиренок пришел чуть позже, и вожделенных публикой дебатов не случилось. Перцева все не было. Прошло полтора часа, и свое выступление под шквал аплодисментов завершил Гиренок. Перцева нет. Публика уже было начала собирать вещи и прощаться, как открылась дверь аудитории, и в нее одним очень удивленным глазом заглянул мужчина в возрасте. Секунду явно поколебавшись, мужчина таки предпочел войти и, сильно покачиваясь, прямо пред публикой в тридцать с лишним щей заявил: «Я – Перцев!» Он знал, кто здесь главная звезда.
Сказать, что Перцев был не в форме, это не сказать ничего. Дело в том, что организаторы зачем-то поставили этот круглый стол после начала фуршета, откуда Перцев и явился. Про мероприятие с его участием он, по его словам, узнал уже под не первую рюмку не чая. Перцев выступил с небольшим, насколько смог, полемическим докладом. А затем люди стали задавать вопросы. Вопросы не простые, и надо было это видеть – как уральский философ, собрав волю в кулак, скоро начал набирать форму. На последние вопросы он отвечал ярко, уверенно и выглядел как огурчик!
Он пришел, хотя мог не приходить. Он выступил, хотя не мог выступать. Он сделал это ярко, так что никто не ушел разочарованным.
Но, впрочем, это присказка. Сказка впереди.