Ponaehali

У меня где-то полгода не было приличной колонки в зале, чтобы подключить к ней проигрыватель.

Я его исправно каждый четверг протирала тряпочкой и каждый раз думала: «так-так-так, надо колонку найти».

А решение всё это время было буквально на поверхности, то есть сверху — Дима напомнил, что у саундбара есть блютус.

Теперь вот сижу на своём стареньком ковре шегги и улыбаюсь под мотораму с кофеём 🥹

Ну чисто ноябрьская томная женщина.

Какие у вас планы на эту пасмурную субботу, друзья?

Пишу поделиться чистейшим шоковым открытием, история которого уходит корнями в далёкий 2008 год, где я отправилась на вторую лагерную смену в ДОЛ Юбилейный недалеко от Мценска.

В тот год мои лагерные будни были по обыкновению яркими: много обожаемой творожной запеканки, конкурсы типа «Мисс Лагерь» — и даже одна провальная феерия, когда я сольно танцевала под Never Let You Go Димы Билана, повторила его знаменитый прыжок — и с меня слетели штаны при всех отрядах с первого по двенадцатый малышковый. Всю смену проводила, спасаясь от вопроса «А это у тебя слетели штаны?» — в общем, имели место различные события и даже стрессы.

И тут — позитивная феерия в противовес моей разрывной хореографии. Родители привозят мне прямо в лагерь новенький Nokia N76. Он был даже круче модной моторолы рэйзер в3. Тончайшая раскладушка красного цвета с двумя экранами и абсолютно прекрасным хрустом при закрытии.

Я гордо и ответственно носила телефон на шейной верёвочке, потому что «Потеряешь — больше никаких телефонов».

И если снимать его с верёвочки было нельзя, то на ВЫХОД В ИНТЕРНЕТ запреты никто не обсуждал. Родители не предусмотрели этот мой шаг, я воспользовалась дырой в устном контракте — и вот я уже скачиваю с непростительно низкой скоростью WAP-соединения песню Тани Терешиной «Обломки чувств» с зайцев нет.

Конечно, последствия меня очень скоро настигли: родителям аж в почтовый ящик принесли счёт на оплату моей связи на тысячу рублей, о чём я тут же узнала от бати из не самого приятного телефонного разговора с использованием слов «Ёкарный бабай».

Но до этого я прослушала эту песню добрую сотню раз, пока не затошнило окончательно.

А вчера вот узнала, что её написал Ваня Алексеев, который Нойз МС, и который для меня почти старший музыкальный брат, которого никогда не было.

Ну чувствовало сердце руку мастера!

https://youtu.be/T6RZvrPTSW4?si=oq2d67fw5XGDQEoM

​​Мы с Димой сейчас ремонтируем старую дачу: там уже и пол появился, и ровные покрашенные стены, и свет, и вода. И даже роскошный атрибут загородной усадьбы — терраса и балкон.

И вот мы периодически ездим туда после работы или в выходные: докрасить стены или прикрутить ручку к двери уличного туалета конфигурации «Теремок».

И вот при этой восстающей из забвения даче растёт яблоня. Обычная самая. В последнюю нашу поездку я там заприметила яблоко — и с азартом пятилетки стала пытаться его достать. Причин было несколько: во-первых, у яблока был красивый красный бок. Во-вторых, оно на яблоне было последним. Тут уж, сами понимаете, надо.

Подвергалось риску всё: от целостности моей любимой куртки до исправности голеностопа, но яблоко после «Дим, никак! Достанешь?» оказалось в моих руках.

Хайдеггер призывал нас искать смысл бытия вместо существования — и он у меня был целых пять громадных минут, пока я царапала лицо ветками и лезла к этому здоровенному и хрусткому последнему дару яблони 2024.

Потом раз двадцать издала звук «мммм», пока доедала яблоко.
А потом раз двадцать задумалась: а писанина моя — она зачем? Вот с яблоком понятно. Оно выросло, оно красивое, я его съела и выяснила, что ещё и вкусное.

Растут слова на моей внутренней заброшенной даче, хвастают солнцу красными боками. Пока ты, мой читатель, не приедешь на соседнюю дачу за последними кабачками или закатками — чисто в выходной мимолётом, холодно уже.

И, может, яблоко увидишь. Товарищ ещё глянет скептически: «Яблоня-то хворая, а яблоко червивое. Оно тебе надо, брат? Пожалей куртку». А ты карабкаешься всё одно, и дотягиваешься, и срываешь.

И захрустят слова во рту. С кислинкой, на любителя, а хорошо.

Ты приезжай на мою дачу почаще, мой читатель. Яблоки-то всё равно растут: худые да червивые — на компот. А такие вот, пусть и редкие, можно даже немытыми.

А не приедешь, обвалится всё и сгниёт зазря — и тут даже Хайдеггер не поможет.

​​Возвращайся, сделав круг

Тут намедни учёные обещали пик метеорного потока Персеиды: я решила, что в моей жизни маловато событий такого масштаба, надо засвидетельствовать!

Заварили с Димой чай в термосе, сели в коровика — это машину так называю, хотя батя протестует: мол, слишком она быстра для такого нейминга!

И чего, и поехали.

Место за городом нашлось само: по пути к заправке, потому что в какой-то момент другого пути быть не могло. Забыли, что бензина почти нет, свернули с дороги на Орловское полесье куда-то в поле.

У пасмурного августа были другие планы на мой вечер: затянул тучами всё небо, кроме крохотного кусочка. И вот ровно под этим кусочком мы стоим: ждём, получается, метеорный поток.

А пока стояла с поднятым к небу взглядом в этом самом поле, думала. Говорят, что до ближайшей звезды нужно лететь 70 000 лет. Долго невероятно, никакой жизни не хватит, даже если каждый день с зарядки начинать.

И с собой, кажется, та же фигня: вот он ты, очень обозримый, осязаемый даже. Видишь себя в зеркало: вполне реального. А на путь к самому себе жизни не хватает: в 6 лет ты Сейлор Мун, в 10 лет ты жена Серёги Жукова из Руки Вверх, в 14 — эмо-гёрл в свитере из магазина «Курский трикотаж», в 20 — дикарка с волосами на заколках, выискавающая в меню клуба «Аврора» на Тёплом стане самый дешёвый коктейль.

И вот ты продолжаешь свой космический полёт длиною в целую — и всё равно не хватающую на этот путь — жизнь.

Долетаешь до двадцати девяти: «Уважаемые пассажиры, стоянка корабля — пять минут». Выходишь на космический перрон, оглядываешься: до боли знакомые места. Вот крохотный дом на окраине Мценска, вот квартира на втором этаже — в ней больше никто не живёт. Где-то на балконе, между старой клеткой хомяка и перьевыми подушками из прошлого века — память. Переливается драгоценным камнем. «Помнишь, играла тут в куклы? Помнишь, закатила сюда свой первый велосипед? Помнишь, курила тут ворованный у родителей Союз Аполлон?»

Вот дом бабули: дедушки там давно нет, а бабушка едва слышит. И вот ты ей трижды кричишь: «Бабуль, я замуж выхожу», а она в четвёртый раз переспросит, а потом «Дочь, подожди, аппарат надену, не слышу ничего».

И вроде бы и тепло тут, и уютно, и бог бы с ним — с этим кораблём космическим, пусть тебя потом не досчитается межгалактический проводник. Но почему-то тушишь недокуренную сигарету — и идёшь к своему вагону.

Сядешь в купе поудобнее, глянешь в окно — а там девчонка с лицом до боли знакомым. Стоит, машет, улыбается. Ты ей улыбнёшься в ответ: привет, мол, козявка. И дальше поедешь: становиться женой, мамой, продуктовым редактором, любителем кофе, певицей, да кем угодно. Путь-то к себе долгий.

На следующей остановке — в тридцать уже — выйдешь на перрон опять. И увидишь эту же козявку — с лицом до боли знакомым. Стоит, держит в руке тетрадку, а на ней жирным зелёным фломастером: «Рассказы и стихи Леры Митиной».

Приехали.

—

Ребята, вы тут как? Давно не виделись, соскучилась страшно. Дайте знать, если ещё тут, я буду радостная!

Сегодня, когда в Индии широко празднуют День ручного ткацкого станка, в США — День морской змеи, а в России — Анну Холодницу, я праздную День приколдеса в нефрологическом отделении ООКБ.

Подождите гуглить про Анну Холодницу, сначала история.

Я тут 5 дней лежала с температурой под 40, а потом просто с температурой 40. Испугалась страшнейше, звучали слова «мне кажется, я умираю от страшного вируса», лились слёзы, липли к телу одна за другой пижамы.

Я не умирала: врачи сказали, что у меня пиелонефрит — и теперь я опять целыми днями лежу, только уже не на своей кровати «Миранда», а на больничной — названия её в мебельном каталоге я не искала, поэтому конкурс на имя объявляю в комментариях.

И вот лежу я значит, лежу — а я не просто лежу, я на работе больничный брать не стала, потому что тут скучно, а я на удалёнке. И вот, получается, работаю. К розетке тянется провод удлинителя, к удлинителю — провода ноутбука и двух зарядок. Приходит дежурная медсестра с моей капельницей. И громко так и очень неожиданно говорит: «Митина, разминируемся». Дальше я хохочу страшно и думаю, что ну у каждого должно быть чувство юмора, как у этой женщины замечательной. Это был приколдес номер один.

А вот второй. Тут в дамской комнате система такая хитрая: щеколды или ещё какой задвижки на двери нет. А что же есть? А я тебе, мой читатель, отвечу, а ты удивишься. Есть табличка! На одной стороне написано «занято», на второй — «свободно». Подразумевается, что всяк входящий будет табличку в нужное состояние переворачивать, а выходя — возвращать табличку к исходному состоянию. Никто этого, конечно, не делает, потому выработалась известная в народе нехитрая система «тук-тук-занято».

И вот я, повернув табличку, смело прохожу в уборную. С той же уверенностью в ней нахожусь. Дверь без стука открывается. На меня смотрят удивлённые женские глаза. Я смотрю в ответ.

— Занято, да?
— Выходит, что так.

Долгая театральная пауза. Дверь закрывается.

И открывается вновь. Снова знакомый взгляд.

— Выходите поскорее, я после капельницы.

Занавес.

Только что, мой читатель, с тобой случился второй приколдес.

Третьего не будет, у нас дали отбой.

Я продолжаю двигаться к стратегической цели обязательно выздороветь к концерту The Killers 15 августа — и больше совсем не верю в силу табличек.

Ваша Л

В школьные годы я бережно собирала всякие грамоты в одну папочку и страшно ими гордилась. Там всякие были: и похвальные листы (в девятом классе эта история трагически закончилась честной тройкой по алгебре), и за лучший новогодний костюм, и за участие в школьных концертах — там я с невиданной уже лет пять смелостью исполняла кавер на песню «Ориентацию север», исполняя авторское «Ориентация школа три сосиски и кола в лучшей нашей столовой».

Каждая такая картонка во мне будила величавший трепет — это были трофеи, которыми я с гордостью устилала пол, когда в гости приходили бабушки. Они всегда громко вздыхали и напоминали, что ребёнок вообще-то растёт самым умным и самым красивым (господи, храни бабушек).

А потом я выросла, папка эта чёрт знает где валяется, а грамот у меня больше не было. ДО ПРОШЛОЙ НЕДЕЛИ.

Мы возвращались с Димой в Москву причудливо: из Белграда в турецкий Измир, а уже оттуда в родное Домодедово. И тут, прямо в воздухе, стюардесса выходит в салон и начинает раздавать грамоты! Оказывается, это был первый полёт Air Serbia в Измир. Все мои детские трепетные чувства тут же сделали эту картонку главным отпускным сувениром — на выходных Дима обещает собрать буфет, поставлю в него на самое видное место.

Это я вот так запоздало рассказываю, что мы целую неделю мотылялись по аэропортам, городам и странам — и я ещё раз вспомнила, какой длинной бывает неделя, проведённая в путешествии. Руслан Усачев говорил, что в путешествиях меняется субъективное восприятие времени, а я дополню, что там ещё и человек становится счастливый и ходит себе поёт песенки под нос, а потом ещё неделю понять не может, сколько всего крутого с ним произошло.

А ещё считаю, что мало грамот за отпуск получила. Требую выдать также эти:

- за бесстрашную самоличную езду по Черногории в настоящем кабриолете,
- за филигранное исполнение песни «Господин горных дорог» в мавзолее Петра Негоша,
- за невероятную силу воли и, как следствие, только одну съеденную стамбульскую шаурму со скумбрией,
- за безупречно зачитанный «Устрой дестрой» Нойза с русскими уличными музыкантами на главной гуляльной улице Белграда,
- за стойко выдержанный удар током в Музее Теслы,
- за поглажку горных коров (2 штуки),
- за случайное, но красивое пересечение границы с Албанией, чтобы постоять у ущелья Грло Соколово,
- за шесть самолётов в неделю: улеталась, а всё одно была довольненькая.

Списку конец, а я — амбициозно ступаю на скользкую дорожку выходных.

Всем солнца!

С днем солидарности трудящихся женщин в борьбе за эмансипацию и равноправие! С 8 марта!

Я желаю вам часто спрашивать себя «чего я хочу?», находить ответ на этот вопрос и двигаться по направлению к своим желаниям.

Я желаю вам много сил на то, чтобы отличать требования общества от того, чего хотите именно вы.

Я желаю вам замечать сигналы своего тела и находить способы удовлетворять свои потребности. Хорошо есть, высыпаться, не забывать про комфортные физические нагрузки.

Я желаю вам восхитительной женской дружбы, в которой можно найти опору, любовь, понимание, сестринство и солидарность. Я желаю вам помнить о том, что женщины вокруг постоянно преодолевают препятствия. Я желаю вам пользоваться поддержкой других женщин — и давать поддержку им.

Я желаю вам общества, в котором нет войны и права сильного. Я желаю вам свободы от домогательств и насилия, карьеры без стеклянного потолка, финансовой независимости, равномерного распределения домашнего труда с партнером или партнеркой.

Я желаю вам мира, в котором никто не сомневается, что личное — это политическое, а права женщин — это права человека.

А цветов, женского счастья, почаще улыбаться и быть украшением коллектива я вам не желаю.

С 8 марта!

Кажется, лучше Насти не скажу.
Родные мои, с 8 марта!

❤️

Я вам так скажу: эту зиму пережила кое-как. В ход шло всё: благовония, музыка для медитаций, бутерброды с рыбой, шоу Танцы, домашние тренировки у телевизора, афобазол, отказ от алкоголя, вязание, тайский массаж, сериал «Школа», литры пены для ванны — там ещё длинный список, а всё одно дэд инсайд, как сейчас модно.

И сегодня, во второй день весны, вышли мы с Димой на рынок — благо, около дома, иди не хочу.

И так хорошо стало! Солнце светит, асфальт виднеется, пиццу под аркой продают (я про неё отдельно расскажу, это без преувеличения гастрономическое чудо Орла). Я, как только солнце начнёт в глаза бить, становлюсь шальная: в прошлом году в таком состоянии я сделала татуировку, пока прогуливалась по Москве — чёрт знает, чего теперь ждать от такой дикарки.

Помню, мама как-то в разговоре по телефону обронила: «Весна — это всегда большие перемены», а мне лет восемь было. Я тогда решила, что в школе у меня теперь будут большие перемены, на которых для картонных кукол можно целую кучу бумажных одёжек вырезать и что угодно ещё делать. Ошибалась, конечно, а вот мама права была: со скрипом оживают мышцы, отвечающие за улыбку, а лёгкие готовы набрать побольше воздуха да и как расхохотаться на всю улицу оттого, что песня смешная в голове откуда-то взялась.

Запросы в Гугле потихоньку приходят к «как осветлить волосы чтобы они не отвалились» и «Кудыкина гора режим работы», а на почте уже лежат билеты в Стамбул — планирую перегладить там всех котов и съесть всю пахлаву, которую успею.

Как вы?

(фото с котиком, чтобы про вязание не было голословно)

​​Мне 14.

Мы заходим с мамой в магазин «Курский трикотаж» в Орле и я выбираю там розовую кофту с чёрной бабочкой — мама ругается, что она совсем тонкая, а на зиму нужен тёплый свитер. И не объяснять же маме вот прямо здесь и сейчас, что я вообще-то эмо, и любое сочетание чёрного и розового — стопроцентное попадание в гардероб.

Мне 29.

Я иду мимо магазина «Курский трикотаж» домой — в квартиру, куда мы с Димой на выходных притащили живую ёлку, которую нарядили старыми советскими игрушками, купленными у милейшей женщины на Авито.

И, кажется, путь сюда длился дольше, чем дорога из магазина до квартиры. Он начался в 2018, когда прямо в этом канале я начала бессовестно сильно скучать по месту, где родилась и выросла, и по людям, которые родили и вырастили.

Мама говорит, что давно пора купить сюда книжную полку и забрать книги дедушки, а ещё пообещала приготовить на меня оливье.

Бабушка говорит, что не будет праздновать Новый год — потому что «а что мне, дочь, одной куковать. А в гости не хочу». А ещё пообещала приготовить на меня селёдку под шубой.

Бывшая коллега Марина — мы не виделись два года — сегодня спросила почтовый адрес: она каждый год собирает для меня очень красивый девичий подарок и присылает почтой.

Мой лучший друг Гриша записывает мне кружочки из Казахстана и рассказывает, что будет праздновать Новый год один. Мы должны были увидеться в сентябре — договаривались на субботу. Не успели.

А я то и дело зову всех в гости, чтобы совершить набег на Спасское и покататься на санях.

Этот год всё ещё учит меня дотягиваться и любить. Крепче обнимать, соглашаться на встречи, ехать в Москву ради одного вечера с друзьями, собирать близких на своём пушистом зелёном ковре.

И он уже привёл меня сюда — в место, куда бабуля грозится «дочь, если заболеешь — я на такси и у тебя», а я и сама теперь привожу ей лекарства от кашля и температуры, если что.

И я совсем не знаю, где встречу 2024 — и пусть это будет хоть карельский леденящий ветер, хоть тёплая кухня в доме родителей.

Лишь бы было до кого дотягиваться.
Лишь бы было кого любить.


——

Как у вас с ёлками?
Приносите свои в комментарии — пусть все любуются ❤️

​​Мужчина-попутчик в поезде
говорит:
«У меня на этих матрасах
спина
болит».

И у меня болит — но, к сожалению, не спина
И вовсе
Не от
матраса.

Мужчина — кажется, Игорь его зовут —
Жалуется: «проводницы
Чай мой
Сто лет
Несут».

А мой проводник — «чёрт знает
куда
она».
И он меня, кажется, не подводил
Ни разу.

Игорю гремит,
болит,
горячо
и горько.

Игорю холодно,
слишком светло для сна.

Думаю про себя: как жалко, что не одна.
Думаю про себя: как круто, что не одна.

Только бы за этой зимой снова следовала весна.

Только.

Только.

Пришла похвастать, что сделала себе на день рождения невероятный подарок и сижу вся в пупырчатых мурашках — держусь, получается, огурцом.

Вы как, ребята?

​​«Заполнишь?»

На стол ложилась тетрадка с ВИА Сливки или группой Руки вверх.

Открываешь — первый лист, титульный: «Анкета для друзей» и имя хозяйки обязательно.

Следующим листом длинный и пронумерованный список вопросов: любимый фильм, любимый актёр и актриса, за что ты любишь хозяйку анкеты и что ты ей пожелаешь.

Заполнять анкету было настоящим ритуалом: доставались все сразу цветные ручки, карандаши, фломастеры и наклейки, выпрошенные у мамы на верхнем рынке в базарный день. Фаворит — розовая гелевая ручка с блёстками, которая потом всё равно предательских размажется и расстроит, но без неё никуда — красивая.

Выводишь аккуратненько каждую букву — на диктанте так не стараешься. Любимая актриса — Наталья Орейро, любимый актёр — Факундо Орано, мечтаю выйти замуж за Сергея Жукова, люблю своего хомяка Пузыря, желаю хозяйке анкеты, чтобы всё у неё было хорошо.

Чуть дальше пролистаешь — раздел «Напиши свой секрет», лист конвертиком свёрнут. Напишешь туда: «Мой секрет: я люблю Стаса из нашего класса» — и ровно с этого момента будешь ждать, что Стас потом тоже анкету заполнит и секрет прочтёт, хоть и не положено мальчишкам, девчачьи они, анкеты эти.

Потом — снова конверт. «Вложи подарок». Найдёшь у себя наклейку с котом, вырежешь, вложишь аккуратненько.

Назавтра анкету возвращать — ещё кому-то заполнять нужно. И сама без дела не останешься: кто-то вдохновился и уже свою анкету сделал да в школу принёс — в тетрадке с моей прекрасной няней Викой. Заполнять снова, получается.

И вот однажды, спустя двадцать лет, ты сядешь в поезд до Тулы, чтобы посмотреть Ясную Поляну. И соседка — не по парте, по сиденью — скажет отчего-то: «Дочка, пусть всё у тебя будет хорошо». И почему-то простым этим и добрым пожеланием напомнит, как почти каждый день я писала такие же в тетрадке подруг.

И если бы кто-нибудь сейчас протянул мне такую тетрадь, я бы снова достала цветные ручки (у взрослых девчонок их тоже в избытке, мой читатель) и вывела бы аккуратно, нумеруя ответы.

1. Меня зовут: Лера.
2. Моё любимое блюдо: бабушкины пельмени.
3. Мой любимый сериал: «Как я встретил вашу маму»
4. Моя любимая певица: Эми Уайнхаус.
5. Мой любимый певец: всё ещё Сергей Жуков, доброго ему здоровья.
6. Чем я горжусь: недавно залезла на гору Тахталы, чуть не умерла, но доползла.
7. Моё хобби: есть блюда со странными названиями и вытаскивать игрушки из автомата.
8. Мои пожелания хозяйке анкеты: пусть всё у неё будет хорошо.

Кем бы она ни была и где бы сейчас ни читала этот текст.

———

Поддержать автора: 4276380189613123

И ты, мой читатель, заполняй эту короткую анкету из восьми вопросов в комментариях — что это, если не главное, в конце концов.

​​Кристина и Паша, которые с удовольствием и открытой душой делятся детскими воспоминаниями, показывая фотографии, где они ещё маленькие, а сердца уже большие.

Этот длиннючий пост должен был написаться именно сегодня — в день, когда у меня наконец-то получились самые пышные в мире оладушки.

Пока мы живы, пока есть ещё у нас эти рассветы, пока мы умеем болтать до пяти утра и до хрипоты в горле, пока мы можем обнимать и обжигаться чаем, пока мы можем говорить друг другу “Люблю”.

Меня зовут Лера, и я не знаю, чем заслужила вас.


Пусть тучи разогнать нам трудно над землёй,
Но можем мы любить друг друга сильней.

Мою маму зовут Женя. Каждый раз, когда я приезжаю домой, она забивает холодильник сырками Б.Ю. Александров, стирает мои вещи после похода до двух часов ночи, пока я отсыпаюсь, и всегда ведёт меня в местный Дом Быта за новыми одёжками, потому что скопила деньги в моё отсутствие в специальную коробочку “На обновки Лере”. И каждый вечер ждёт, когда я приду домой после прогулки, чтобы просто часок посидеть и поболтать.

Моего папу зовут Рома. Он никогда не умел говорить “Я тебя люблю” и никогда не оставлял меня в беде. Приезжал на один день в Москву, чтобы помочь мне с выбором машины, подкидывал меня в воде на море — и ломал ребро, потому что я размахивала ногами, садился со мной на гидроцикл — и ломал ребро, потому что я резко бросила газ, а одной кататься страшно.

Мою бабушку зовут Люда. От неё пахнет свежим хлебом и добром. Бабушка боится звонить мне по будням, потому что я работаю, и месяцами ждёт моего приезда, чтобы я пришла всего на один час. А если звонит, то обязательно напоминает, что у неё для меня отложены деньги на ремонт: “Ты забери, возьми ипотеку, а на мои мебель купишь!”. А ещё одна бабушка — Нелли — всё время за меня молится и покупает для меня хлопковые сорочки на рынке.

Моего парня зовут Дима. Он появился в моей жизни в момент, когда я курила по две пачки в день и спасалась от боли и пустоты только вокалом. Он не позволяет мне носить тяжести в руках и на душе и готовит вкусную еду из того, что попадает под руки. Искал по всему отелю обезболивающие, когда я обгорела до волдырей, всегда находит самые красивые полевые цветы и нужный момент, чтобы сыграть мне на гитаре леди гагу.

Моих сестёр зовут Ксюшка и Алёнка. Ксюшка всё детство прикрывала мои косяки перед бабулей, отдавала мне половину своих лисичек, чтобы я продала их на трассе и купила себе кассету в придорожной палатке. А у Алёнки всегда находилась бутылка вкусного вина и три часа времени, чтобы просто побыть со мной, когда мне плохо.


Мои соседки по общежитию, Маши, терпели мои депрессивные исчезновения на год — но всегда ждали, когда я вернусь. Одна из них недавно искала по всей Европе мои самые любимые трусы из HM, а вторая всегда находила мою глубокую боль, которую я прятала от близких годами — и пыталась помочь. А мои одногруппницы, Настя и Наташа, обожали мои мценские истории, которые я привозила с выходных, смотрели со мной “Любовь и голуби” и до сих пор всегда готовы поддержать, если худо.

Моя подруга Кира рыдала вместе со мной 34 раза, на каждый мой день рождения заказывает самые красивые шары, поддерживает самые идиотские идеи, приводит в мою жизнь самых тёплых людей и никогда не держит на меня зла. А её муж Серёжа готовит самую вкусную шаурму и умеет говорить самые точные слова, когда они нужны.

Мой школьный друг Гриша проводил со мной бессоные ночи в автобусе Мценск-Москва, чтобы я подала на апелляцию и поступила на журфак, когда маму уже перестали отпускать с работы.

Моя подруга Оля приносила мне еду, когда дома было пусто, силой выгоняла из моей квартиры парня-мудака, сводила с музыкой мои стихи и на каждое “Оль, можно я приеду?” всегда отвечает “да”.

Мои друзья Алеся, Наташа и Вова прямо сейчас ухаживают за моей хомячихой, потому что я свалила жить на дачу и никак не сподоблюсь перевезти здоровенную клетку.

Мои бывшие коллеги Ярик, Оля, Ваня, Лёша и Дана знают о моей жизни больше, чем родители. Поддерживали, когда я решила заплести дреды, помогали найти верные решения и научиться кататься на электросамокате.

Удивительные Саша и Артём умеют часами болтать со мной у костра или молча слушать потрясающую музыку и обнимать в с самый нужный момент.

Мудрый друг Серёжа, который может молча слушать тебя, а потом сколько угодно давать ответ на любой твой вопрос — и всегда делится кипятком, хотя грел его на костре себе.

Настя и Саша, которые никогда не позволят скучать — и если только заметят лёгкую грусть, утащат танцевать под малиновую ладу до истерики и колик от смеха.

А ещё вот, смотрите, какая красота.

​​Про помады

У меня вообще-то, если честно, много помад. Одинакового практически цвета — такого, что при вечернем свете их друг от друга не отличишь. И вот таких помад у меня штук двадцать наберётся, тогда как крашусь я одной-единственной — если не спешу никуда и каким-то чудом умудрилась собраться вовремя.

Когда я приезжаю во Мценск, мама достаёт припрятанный каталог эйвон, который взяла у соседки. Потом мы всегда листаем вместе страницы, и я выбираю ещё одну помаду — такую же, как два десятка других — в надежде, что вот этот оттенок бежевого точно станет любимым.

Я во Мценске — и недавно ходила к бабушке. Я обычно, когда к ним хожу, всегда тортик покупаю или пирожные какие. И вот в этот раз зашла — тоже купила. Несу этот тортик, идётся ещё легко так, светло и тепло. С тортиком всегда так идти хорошо.

А как зашла, бабушке тортик протянула, стою жду. И знаешь, мой читатель, это очень страшно. Страшно, когда ты понимаешь, что вот этот плащ твой больше никто не снимет и на плечики не повесит, пока бабушка несёт торт в холодильник.

И никогда ещё так тяжело и больно я этот плащ не снимала.

И кресло — у деда удобное такое было — за столом займёшь. Бабушка скажет: «Дочь, ты садись сюда, на дедово». И ты сядешь, чтобы бабушка хотя бы на час забыла, что это кресло пустует. Сама ведь не смеет.

И ты жуешь самую прозаичную в мире запечёную куриную голень и думаешь только, что надо обязательно улыбаться и много всего рассказывать бабушке, и у тебя получается на каком-то внутреннем топливе — вопреки всему.

А уходить станешь, бабушка: «дочь, я провожу». И ты обычно отнекиваешься, мол, бабуль, да мне двадцать с лишним да мне почти тридцать да я спешу», а сейчас ждёшь стоишь спокойно, пока бабушка гуляльные штаны да курточку наденет и проводит тебя до угла дома медленно-медленно. Никуда не спешишь уже.

До дома дойдёшь, саднит и тяжко.
Мама на кухню позовёт помады в каталоге выбирать. А как выберешь, «дочь, я куплю, я сама оплачу, только ты приезжай забирать поскорее, цвета такие красивые. К отцову дню рождения клубника поспеет, мы с бабушкой три сорта высадили».

И вот эта помада бежевая — как ступени заросшего заводского клуба у дома. Как палатка с пирожками у торговых рядов. Как шум поезда, который слышно с Висельной горы. Как чудом висящий на плечиках плащ.

Не станет, и ты станешь чернее чуточку. Улыбаться сможешь, и даже куриные голени есть. Больнее только.


———

Автору на помады: 4276380189613123

Мне 5.
Бабушка забирает меня из сада: ведёт домой, конечно, через магазин. Всегда покупает мне Альпен Гольд с изюмом и орехами в фиолетовой упаковке — и мы быстренько бежим домой: скоро начнётся бабин бразильский сериал, опаздывать нельзя.

А как закончится серия, я ей: «Ба, расскажи как я была маленькой». Бабушка станет рассказывать, как в детстве я оторвала все крутилки от газовой плиты и спрятала, а я стану хохотать: мол, надо же, до чего дурная была. Сейчас-то умная. Деда Коля дверь тихонько приоткроет: глянуть нас. А мы с бабой хором: «Деда, у нас тут женские разговорчики».

Бабушка расскажет мне, как дед в детстве её дразнил писклёй, а потом вернулся из армии — и женился, потому что баба стала уже совсем не пискля, а красавица.

А деда в это время достанет японский магнитофон с полки, сядет на кухне да включит Высоцкого. Голову на руки положит и слушает: песню за песней. Пока мы с бабой на кухню не вернёмся и не попросим его Кадышеву поставить: вместе танцевать будем.

Мне 10.
Я иду из школы на остановку у старого маслозавода, неразлучная с пачкой клинских сухариков с дымком. Сегодня четверг: по четвергам я часто встречаю бабу с дедой на остановке. Четверг у них — рыночный день.

Дед позади бабули тащит две тряпичные сумки с бабушкиными любимыми конфетами, чайными батонами да мясом. Встретимся на остановке, деда сумки поставит: «Лер, ты погляди, какую мы бабушке шляпу купили». А я киваю, мол, да, шляпа красивая, а сама не понимаю, зачем вообще эти шляпы. Странные они, эти шляпы. Дед бабушку под локоть аккуратненько возьмёт да скажет на ухо еле слышно: «Ну-ка выдели ребёнку». Бабушка без разговоров залезает в кошелёк и вытаскивает заветную бумажную десятку: на мороженое.

Мне 14.
Случилось страшное: 1 апреля меня бросил первый парень, а я всё надеюсь, что пошутил. Хороший был: целовались даже. Деда Коля гладит по голове, пока я лежу щекой в кухонный стол. Дед говорит: «Настоящая любовь другая, настоящая любовь не приносит боли». Я ему не верю, конечно, потому что а что это, если не настоящая любовь, когда я этому Сашке купила уже на день рождения две серёжки разных на рынке — и в коробочку в форме сердца упаковала.

Мне 17.
Я готовлюсь к поступлению на журфак: то и дело бегаю к деду за книгами и уже шучу, что мне там пора заводить карточку и формуляр. А дед говорит: «Это всё твоё. Каждая книга. Это тебе всё, дочь. Вот помру — ты забери». Говорит плохо после двух инсультов, но я всё понимаю. Хохочу: «Дед, ты никогда не помрёшь, потому что мне столько книг ставить некуда, ты уж поживи».

Мне 25.
Я еду домой из Москвы. Часто стараюсь привезти деду какую-то книжку в подарок. В этот раз везу свою. В чёрной твёрдой обложке, вышедшую, благодаря сервису самиздата. С кучей опечаток. С иллюстрацией из фотобанка на обложке. Дед берёт, смотрит, улыбается: увидел, что на обложке маркировка про мат. «Хулиганка ты». Книгу он прочтёт: и потом поставит на полку: не боком, лицом. Рядом с фотографиями внуков и правнуков. Как будто это ещё одна фотография. Я это дело потом запримечу, порадуюсь. На книги засмотрюсь, а дед снова: «Это тебе всё, дочь. Вот помру — ты забери». А уходить стану, принесёт куртку, подержит, чтобы руки в рукава удобнее было. На прощание погладит по голове и похлопает по спине: мол, ты, дочь, всё правильно делаешь, я с тобой.

Мне 28.
Я прошу бабушку поехать жить к родителям. «Лера, никуда я не поеду. Врачи говорят, тяжёлый, но стабильный. Я его из больницы буду дома ждать. Он из дома уехал и домой приедет. А знаешь ещё: соседка заходила. Говорила, а что это, мол, с твоим мужиком, чего его на скорой увезли. Я, Лерочка, сказала ей: у меня не мужик, у меня муж. 53 года он меня от всего защищает».

Мне 28, и я обещаю тебе любить, как ты: без остатка отдавая всё, что есть.

Мне 28, и я обещаю тебе прожить свою жизнь так же честно и с достоинством, как ты прожил свою.

Мне 28, и у меня всё ещё нет такой большой полки для твоих книг, дед. Но я обязательно заберу, как обещала.

Это же всё мне.

Ребят, взломали канал