В конце 1980-х моя семья оказалась на грани разрушения из-за моей сумбурной жизни. Не проходило и дня, чтобы я не выпивал спиртное. Пристрастился я и к азартным играм. Потерял работу, друзей… Из-за этого страдали все мои родные. В глубине души я осознавал свое состояние, но был не в силах справиться с самим собой. Скорее всего я уже и привыкал к такому бытию. Как мне рассказывают, да и сам помню, я потерял человеческий облик, всё меня вокруг раздражало, и в какой-то момент я почувствовал себя лишним человеком. Тогда я и не искал никакого духовного пристанища, тем более в голову не приходило пойти в церковь, поскольку священнослужителей я тогда всерьез не воспринимал.
Так продолжалось бы еще долго, если бы в один прекрасный вечер старец Гавриил не зашел в тот пивбар, где я, допивая очередной бокал пива, готовился пойти на безрассудный поступок. Да, дорогие друзья, вы точно прочли: старец Гавриил зашел в пивбар!
А все это происходило следующим образом. В большом шуме я слышу четкий, громкий, разъяренный голос человека, требующего налить ему в самый большой бокал пиво с водкой, иначе «сердце у него разорвется», и он «заплатит любые деньги». «Деньги есть – прихожане пожертвовали», – повторял этот человек громовым голосом позади меня, а люди смеялись и с презрением переглядывались. Значения слова «прихожане» я тогда не знал, да и сидел спиной к сказавшему их, не особо интересуясь, кто он. Одно точно помню: в моем восприятии тот человек был высоким, круто одетым мужчиной, бунтарем, который, как и я, заливает горе алкоголем. Голос не замолкал, были слышны звуки глотков, какие-то вскрики – и вдруг «человек-бунтарь» начинает петь одну грузинскую песню, да так красиво, что я непроизвольно поворачиваюсь и вижу в центре пивбара священника в лохмотьях, небольшого роста, седого, который, разводя руками, будто пьяный, подтанцовывает словам песни.
Весь пивбар стих и смотрел на него. А он смотрел на меня большими необыкновенными глазами. В какой-то момент он приблизился ко мне, посмотрел мне в глаза и сказал: «Реваз, сожги то, что у тебя здесь, в кармане!» Он артистично ударил меня в грудь, воздел руки к небесам и за долю секунды перекрестил меня.
Это произошло так быстро, что люди даже не заметили, и многие, в том числе и я, подумали, что крестное знамение – какое-то танцевальное движение. Скоро, закончив свой танец, старец вышел. Его все проводили аплодисментами и фразами: «Какой хороший человек… Молодец, батюшка! Вот это да».
Я же стоял остолбеневший, со слезами на глазах. Плакал не потому, что сразу понял весь смысл действий старца Гавриила, а только потому, что меня будто током ударили его слова, и я удивлялся, откуда он мог знать, что у меня лежит в кармане. А в кармане у меня лежала написанная несколько часов назад предсмертная записка, в которой я прощался со своими родными. Да, тогда я собирался совершить страшный, непоправимый поступок. А старец Гавриил пришел по Божией воле и поставил для меня такой спектакль!
Самое удивительное было то, что со следующего дня я и слышать не хотел об азартных играх, а алкоголь бросил вместе с тем беспорядочным образом жизни, который вел на протяжении долгого времени.
Сожалею о том, что не смог найти того священника в Тбилиси. Спрашивал у многих, но получал ответ, что он сумасшедший, который не всегда появляется. Вскоре я обратился к Богу и к Церкви. И лишь спустя несколько лет, когда мы вместе с семьей пошли во Мцхета и зашли в монастырь Самтавро, на одной могиле, где толпились люди, я увидел на большой фотографии того самого священника, который спас меня и отрезвил. Я стоял на месте как вкопанный, на глаза у меня навернулись слезы. А батюшка улыбался мне с фотографии, и я тоже улыбнулся после того, как он подмигнул мне с фотографии… Будто спрашивал меня с юмором: «Ну, что, Реваз, пришел все-таки к “человеку-бунтарю”, старцу архимандриту Гавриилу (Ургебадзе)?..» К дорогому батюшке, который любим во всем православном мире, который своей любовью спасает многих людей. И спасет. По Божией милости!
Р.Б. Реваз
