«из меня ничего не выйдет».
голова шуршит металлом и бумагой, отбивает клочки строк от сердца и зудит шестеренками за ушами. тош наблюдает за собой со стороны.
это не происходит в мгновение. жизни раскладывается целиком вырванными страницами, разложенными на полу. где-то выжженная, где-то своими руками же вычеркнутая.
он умеет вспоминать, к сожалению тогда, когда совсем-совсем не хочется.
так было всегда.
вот он — обернутое в пальто тело, дождь моросящий и настроение дурацкое-хорошее — застывает над прилавком с фруктами и овощами, потому что мир, земля, люди вдруг движутся слишком быстро, а он превращается в воск.
мальчик выбирает самое сложное — не выбирает ничего. неосуществимость — победа на самом финише.
вот он — конечности, раскиданные по подушкам — смеется, и даже не в одиночестве, и даже не сквозь слезы, потому что все хорошо и прекрасно. а затем задыхается.
осознание неосознанности.
несостоятельность состояния.
по стене вьется солнечный луч, он ловит его пальцами легко и смело, так, как делают все, кто не знает, что стен можно еще как побаиваться. молча примеряет на кожу тепло. и кричит.
было и будет.
когда ответственность просыпается в самом безответственном — быть беде.
тош — человек беда.
мальчик-мечта — потухшая, пеплом присыпанная.
однажды тош просыпается под треск потолка, потому что над потолком — вода, а он так и не научился плавать.
может быть, пока он спал — в перерывах между разговорами с самим собой, костровыми плясками и языческими мантрами — кто-то нарисовал у него на лбу символ, который или благословение, или проклятье.
в квартире с пустым столом в центре комнаты нет зеркал.
было и будет.
тош звонит матвею. говорит — было и будет.
матвей на другом конце хрипит и зевает — в квартире с пустым столом в центре комнаты там, где были часы — корешки проводов, — просит не делать резких движений и обещает приехать, как только найдет собственный мозг под подушкой.
— скажи пожалуйста. а я — моя жизнь и я в ней — правда были?
матвей рассыпает остатки снов — своих и чужих — по рукавам.
— конечно были.
тош мажет ладонями стены. его ладони испачканы ночью и пылью.
так было всегда.
— и она — моя жизнь, но другая, потому что если не только была, значит изменится, ты прости, я от этого, наверное, проснулся, думал давно, хотя хотел не думать, а сейчас осознал, что такое осознать невозможно — будет?
на другом конце слышится щелчок выключателя. где-то — в трех кварталах отсюда — матвей щурится от яркого света. тош прячется под одеяло, вжимает голову в плечи.
— конечно будет.
тош плачет. матвей приезжает.
тош не пятится от шкафа к двери, но прокладывает маршрут кончиками пальцев по стенам. разрешает включить лампу в вытяжке, чтобы заварить чай. впускает кошку с балкона, она трется о щиколотки так, будто не обижается за все «было», когда тош ее прогонял. прижимается так, будто решает, что «будет» — его.
тош говорит — «у меня в столе стихи и рисунки», — и — «хочу солнце увидеть. ты говорил, с моего этажа оно красивое».
матвей говорит — «конечно», — хотя хочет сказать «я горжусь тобой». затем прижимает к своим плечам чужие запястья до рассвета.
в комнате со звоном и грохотом переворачивается стол. кошка оставляет первую царапину на обивке дивана. срываются шторы.
было и будет.
было и будет.
#ocs альтернатива от альтернативы