Алексей Алешковский. Дневник реакционера

(Продолж.рассказа "Школьные годы. Революционное.")

На меня он не обращал ни малейшего внимания. А когда я на школьной дискотеке набралась храбрости и пригласила Валеру на медляк. Он снисходительно отказал со словами:
- Профессорских дочек не танцую. Береги целку, детка. А то мама заругает.

Дома папа меня звал девочка-танк. "Нет" я понимала плохо. Мое тлевшее любопытство к "хулигану" отказ в медляке раззадорил и спровоцировал на действие.

В 14 лет меня как круглую отличницу в первых рядах приняли в комсомол. И поручили вести политинформации по интересным темама для 8 и 9 классов раз в месяц. На этот раз тема стояла про несостоятельность буржуазных философских учений по отношении к передовой школе марксистско-ленинской философии.

Я клянусь, что меня тогда сам черт толкал под микитки. Я взяла за основу доклада критику Фрейда со стороны марксистов и в качестве примера вытащила сюжет и ключевые цитаты из "Николай Николаевича".

Эти политинформации обычно были делом очень нудным. Я их уже провела две штуки до того, поэтому когда я проговаривала вступление про верности делу Ленина, Гурий Сергеевич, наш историк, потягиваясь, вышел из класса покурить и поприставать к географичке.

Ах, какая это была благодарная аудитория. Какая тишина была в классе. Какой неподдельный интерес к теме в глазах товарищей. Но именно эта тишина и сгубила все дело. Ибо не слыша обычной возни, которая стандартно сопровождало это унылое комсомольское мероприятие, Гурий сначала начал прислушиваться под дверью, а потом ворвался и с воплем прекратил это безобразие...

Ну я пострадала, да. Директор. Родители. Комсомольское собрание. Красный папа, который мямлил директору, что он не знает где я взяла такую книгу. Потом большой разговор с родителями дома, которые объяснили мне как могли, что за мои выходки они могут просто оказаться за решеткой, а я в детском доме. Мой рев, ибо в момент разговора секс меня уже не очень интересовал, все забивал ужас детдомовской жизни.

Но... Деяние дало свои всходы. Ибо, когда все успокоилось, я стала самой популярной девицей в старших классах нашей школы. Я пересказывала Алешковского за школой. Я авторитетно рассуждала о проблемах проституток в Бразилии. Я таскала книжки из второго ряда нашей библиотеки от Шаламова до Булгакова ребятам на ночь почитать. С Валерой мы два раза сходили в кино. Не взирая на весь свой хулиганский понт, про секс и отношения девочка-мальчик он знал намного меньше меня. Даже поцелуй был неумелый и слюнявый. Поэтому я сразу к нему и охладела. А он, бедняга, потом таскал за мной портфель до самого нашего переезда из этого района и этой школы. Но это уже совсем другая история. И вожди революционных преобразований редко сами успевают воспользоваться плодами своих деяний. Через год меня перевели в другую школу с отличным аттестатом и оценкой "уд" по поведению. В комсомольской характеристике сухо значилось:
Не справилась с проектом по подготовке политинформаций для старших классов.

ШКОЛЬНЫЕ ГОДЫ. РЕВОЛЮЦИОННОЕ.
(Рассказ-быль. Не очень серьезное, но очень личное.
Спасибо - всем поддержавшим детей ДНР, ЛНР, КУРСКА И БЕЛГОРОДА)

Однажды в детстве я устроила настоящую сексуальную революцию в советской школе с репрессиями и далеко идущими последствиями. Без какого-то серьезного идеологического задела. Без броневика. Без манифеста революционной партии. Мои отец и мать без сомнения были виноваты в этом потрясшем 515 СОШ г.Москвы событии, но вины своей при жизни так и не признали.

Если быть до конца честной, то ни одна революция не делается чистыми руками, вот и в моих действиях присутствовали не одни только пассионарно-революционные порывы и жажда открыть глаза на правду жизни моим товарищам по восьмому "А" классу. Опытный юрист там несомненно бы выделил и предумышленную кражу книги из библиотеки родителей и распространение запрещенной информации в рядах несовершеннолентних и... Но мы так с вами далеко зайдем. Поэтому юристы могут удалиться. Тем более, что в базе преступных деяний лежала первая девичья влюбленность и непонимание основ мужского строения ума зрелой школьницей четырнадцати лет от роду.

Дело было в 1979 году и в книжных магазинах страны ты мог в свободном доступе купить много интересных и поучительных книг пера основоположников марксизма-ленинизма или захватывающую производственную повесть из жизни сталеваров-передовиков. (Тогда нам всем это казалось кошмаром. Сегодня я уже думаю, может так оно было и лучше, кто разберет?)

Мои же безалаберные предки оба трудились программистами в больших институтах и в ночное время, имея доступ к множительной технике, занимались в кругу друзей самиздатом более эмоциональной и полемичной литературы, чем книга "Цемент" товарища Гладкова.

Поэтому домашняя наша библиотека пестрела совершенно замечательными литературными произведениями того времени, которые не были рекомендованы к прочтению ЦК КПСС.

Трудно объяснить нынешним детям, но в конце 70-ых интересные книги были для нас подростков также труднодоставаемы и желанны как сигареты, спиртное и первый секс. (Про наркотики мы тогда в Москве и не знали вовсе.) И я страстно отслеживала каждую новинку в родительской библиотеке и немедленно ее прочитывала. Так я в 10 лет прочитала "Назову себя Гаттенбайн" Макса Фриша, а в 13 "Мы пасли ночь" Жоржа Амаду, что значительно меня подковало на сексуальной предреволюционной почве. Но настоящим моим откровением и мысленным залпом из всех пушек Авроры стала попавшая в мои любопытные лапки свежеотксеренная повесть Юза Алешковского "Николай Николаевич".

Нет. Ну потом. Намного позже. Когда стало можно практически всё и больше. Какие-то критики накатают, что ""Николай Николаевич" - история любви карманника и молодой исследовательницы-биолога, которые вместе работают над первыми опытами экстракорпорального оплодотворения в эпоху Сталина. Является ярким примером сатиры на советский строй и ...бла-бла-бла". Может быть. Может быть. Критикам виднее. Но тогда мой горячий мозг гормонально созревающей революционерки интересовали совершенно другие подробности этой великой книженции. Меня интересовали весёлые описания половых актов без купюр и стыдливого пафоса. Чего стоят только эти цитаты:

"...ему советовал дрочить хотя бы раз в месяц, День Красной Армии, 8 Марта, Первомай и по революционным праздникам, религию не трогаем, но он – ни в какую, потом попал в дурдом, его комиссовали."

"...Вы, батенька, возможно будете прародителем вновь зарождающегося человеческого племени на другой планете! Каждый ваш живчик пойдет в дело! В одном термосе - народ, в двух - нация! А может, наоборот. Сам черт не разберется в этих сталинских формулировках..."

Книжка была проглочена за ночь. Потом два дня в моем организме бродил замысел и настаивалась сама собой революционная закваска. А потом...

У меня в школе был мальчик, который сильно нравился. Был старше меня на два года. Голубоглаз и мускулист. И это был ПЛОХОЙ мальчик. Его оставили на второй год из-за приводов в милицию по хулиганке и это возводил его в моем девичьем воспаленном мозгу в ранг мушкетера Д'Артаньяна, не меньше.
(Продолж.след.)

Какие ж мать его стихи!!!

Андрей Дмитриев:

***
Это шахтный ствол, это клеть дрожит.
Это я спускаюсь, разинув рот,
в горном деле тёмный, что антрацит, –
услыхать струенье подземных вод.
Нам – довольно Пруста среди зимы.
Нам бы – лишь боярышника кусты...
Но придём к шахтёрам – просить взаймы,
исчерпав лексические пласты.
Чтоб, когда им скажут: «Всему хана.
Трепыхаться дальше – какой резон?», –
коногонки луч натыкался на
запредельный угольный горизонт.
Это мой Вергилий, седой шахтёр,
сапогами чавкая, месит грязь,
воспевая лаву и транспортёр,
лишь мужскою рифмою обходясь.
Горнякам знаком ядовитый газ
и взрывная взвесь распирает грудь.
Я хотел бы с ними нащупать лаз,
ускользнуть отсюда – куда-нибудь.
И когда всё станет огнём гореть,
их чумазый ангел проявит прыть –
на поверхность где-то поднимут клеть:
...и цветёт боярышник, так и быть

*
Шахтёрский город – поперёк пути кривого
из отмороженных варяг в худые греки.
Как всё запущено, дружок, как всё хреново.
И дым отечества теперь – не слаще редьки.
Ещё не убраны поля, но одиноко, – 
как если убраны уже. Скудеет личность.
Зато капустные ряды – само барокко.
Зато горняцкая среда – сама тактичность.
             ___
Я брёл по штрекам и сигал
                                            с каких-то сходней, – 
где люциферовым огнём грозит разруха,
сочится гибельный метан из преисподней
и мечет чёрную икру земное брюхо.
Я окончательно догнал: течёт недаром
конвейер угольный одним привычным руслом, – 
когда в чистилище стоял, объятый паром,
и кафель брал меня в расчёт – с мерцаньем тусклым.
И хохотали мужики в шахтёрской бане.
Им всё равно – что Элиот, что Эзра Паунд – 
и не приходится слова искать в кармане.
А забухать – хоть в огород, хоть в андеграунд.
Нам станет всем не до бумаг и фотографий,
когда степные города сойдут на убыль.
...И неразборчивый портрет впечатан в кафель,
как древний папоротник был впечатан в уголь.
 
Трубный завод
Разливы технических вод. 
Напутственный пар теплотрассы.
Стоял себе трубный завод.
На практику шли лоботрясы.
Стоял, как последний редут.
Злорадствовал голос из хора,
что варвары скоро придут – 
и трудно представить, как скоро!
С провинции спрос невелик.
Теперь и не вспомнится толком,
когда этот трубный возник
в степи за шахтёрским посёлком.
Казалось, он выдержит всех.
Подробности давят на жалость.
В громадный формовочный цех
подшефная школа вмещалась.
Пригодный для выпуска труб
железобетонных конструкций,
пейзаж убедительно груб – 
другие детали сотрутся…
И где протекает Коцит,
и что нам проблемы Гекубы, – 
донецкая степь насвистит
в железобетонные трубы.
На этом имперском ветру,
когда разлетаются карты, 
сидят и играют в буру,
к трубе прислонясь, практиканты. 
Сидят и не знают утрат 
печальней, чем гибель Патрокла…
Густой многослойный закат 
цехам размалёвывал стёкла. 
Такой был простор и размах,
такая случалась фактура,
что юность – на птичьих правах – 
чихала на бредни авгура:
о жутких размерах трубы
и в ней заседавших подростках;
о дальнем прицеле судьбы,
грядущих её отголосках.
                   *
Стоял, никому не мешал,
но вынесен был подчистую…
Кто мыслил: «кирпич и металл
исчезли, а я существую», – 
тому и поставят на вид,
насколько Юпитер рассержен,
когда арматура торчит
наглядней, чем внутренний стержень.

Пейзаж назидательно строг.
За лишнее слово удавят. 
Разруха подводит итог. 
Быльём зарастает фундамент. 
Плацдарм для обильного зла
и варварских скудных наречий.
Наверное, карта легла
не так, как положено лечь ей.
Не самый смертельный исход:
развалины, рвы, арматура – 
летейских ландшафтов штрихкод,
суровая правда авгура. 
Очки торопливо протру:
на фоне закатной полоски,
к трубе прислонившись, в буру 
играют всё те же подростки…
 

Один пост навёл на мысль, что инстинкт самовыражения — это потребность в экспансии (чем бы она ни репрезентировалась — творчеством, бизнесом, сутяжничеством, промискуитетом или пассивной агрессией).

Жизнь как энтелехия зародыша. На этом и основан бизнес соцсетей. Другое дело, откуда берется характер репрезентации: гены, среда, воспитание? Почему одни — Пушкины и Гоголи, а другие — Бобчинские и Добчинские?

Мы ли меняем нашу квантовую реальность как наблюдатели, или сивок укатывают крутые горки, или одних ведет своя мысль, а других тащит чужая?

«То, что мы наблюдаем, — это не сама природа, а природа в том виде, который выявляется нашим способом постановки вопросов», — замыкает круг этих размышлений Гейзенберг.

Часть 2 из 2

В итоге кандидат, набравший меньшее количество голосов в общенациональном голосовании, всё равно может победить, потому что получит более «дорогие» голоса. Небесспорный дизайн, но главного они добились: вбросы голосов в такой системе имеют смысл, поскольку дают шанс повлиять на то, какая группа выборщиков будет задействована.

Повторюсь, в конституции эта процедура не закреплена, так что в принципе, она может измениться в будущем. Возможно, на этом основаны страхи противников Трампа: а ну как он вернёт коллегиям выборщиков оригинальный дизайн Отцов Основателей? Когда-то давно он даже высказывался против существующей системы. Предпочитает он, по всей видимости, прямые всенародные выборы — но Трамп дядька непредсказуемый, может и поменять мнение.

Возврат к «классике» вынудит демократов обновить электоральные сценарии. Сейчас они уверенно побеждают почти исключительно в тех штатах, где для голосования не нужно предъявлять удостоверение личности с фотографией, и у них с голосами образовалось порядочное гуляй-поле, что можно видеть на приведённом ниже графике. При переходе к «классическому» дизайну, логистика «креативного» голосования существенно усложнится.

Ну да это ладно. Как было отмечено, Отцы Основатели понимали про демократию гораздо больше, чем наши современники: система эта, красивая на бумаге, в реальной жизни вырождается в гнусную лицемерную пакость, так что необходимы какие-то фокусы, чтобы её продуктивно использовать. Монархия ими тоже не рассматривалась, поскольку опыт взаимодействия с британской короной был довольно паршивым. Только один из Отцов, Александр Гамильтон, хотел установления в Америке монархии, но его зашикали.

А зря.

С учётом того, что представительная демократия неизбежно коррумпируется и приводит к власти жульё, действующее по принципу «хватай и отбегай», а до функциональной анархии человечеству надо ещё несколько тысячелетий эволюционировать — монархия выглядит едва ли не единственным спасением. И возможно, до неё ближе, чем нам кажется.

Вопрос «благородной крови» больше не актуален. Долгие века промискуитета дали свои плоды, и к XXI веку царское происхождения стало массовым явлением. Например, знаменитый британский генетик Адам Резерфорд утверждает, что практически все коренные британцы происходят от короля Эдуарда III, который в XIV веке 50 лет правил Англией и, очевидно, не скучал.

У Трампа ситуация ещё оптимистичней. Он происходит от немцев, чья фамилия Друмпф превратилась в Трамп, и шотландцев из клана Маклаудов. Так что с одной стороны он наверняка сможет накопать родство с каким-нибудь Карлом IV Люксембургским (тем самым, чьим именем в Праге названы мост, площадь и университет), а с другой стороны — с Робертом I Брюсом (великим борцом за шотландскую независимость). Гербы у них почти идентичные, на обоих — задорные танцующие львы. Бери любой — не ошибёшься, легитимность бронебойная.

Прочее — технические мелочи. Мантия готова, осталось кое-что отрезать, кое-что подшить, кое-где прострочить оверлоком — и можно носить.

Многая лета божиею милостию пресветлейшему и державнейшему великому государю и великому князю Дональду всея Чёрныя и Белыя и Флюидныя Америцы самодержцу! Виват!

Часть 1 из 2

Американская избирательная система довольно занятно устроена, и самое интересное в ней — даже не устройство как таковое, а то, как мудрые Отцы Основатели понимали работу демократического общества.

Конституция свежесозданного государства и механизмы выборов властей разрабатывались в 80-е годы XVIII века. С законодательной властью всё было ясно: прямое народное голосование. А вот с президентом дело обстояло сложней.

Поначалу у них вообще не было уверенности в том, что президент необходим. Можно ведь завести что-то вроде назначаемого Конгрессом коллегиального правящего органа; именно такую систему учредили впоследствии в Швейцарии. Однако в конечном итоге Отцы пришли к пониманию того, что в большой и разнородной стране необходима сильная центральная власть.

Вопрос о процедуре избрания этого президента был не в пример заковыристей. На столе было два варианта: прямые всенародные выборы президента и назначение президента Конгрессом. Собственно, весь остальной мир до сих пор эти варианты и использует. Но Отцам Основателям было совершенно очевидно то, что всему прочему миру до сих пор невдомёк: оба способа — говно, поскольку народ, в подавляющей массе своей, бестолочь и жулик.

Прямые выборы приведут к власти популистов, которые наплетут красивой ахинеи развесившему уши электорату, а Конгресс можно тупо купить (американцы особенно опасались, что это сделают иностранцы). Кроме того, всенародные прямые выборы были крайне сложны технически — из средств связи тогда существовали только почтовые дилижансы — и лишали мелкие штаты ощущения своей значимости.

Поэтому в результате интенсивных мозговых штурмов Отцы пришли к идее «коллегий выборщиков» (слово «коллегия» появилось позже, но чёрт с ним, не полезем в дебри). Изначальный дизайн выглядел так: каждый штат должен был определить небольшую группу авторитетных людей, которым будет доверено голосовать на выборах президента от лица всего штата. Такая двухступенчатая модель: сначала народ выбирает своих «доверенных лиц», а уж потом эти последние выбирают президента.

Количество выборщиков должно было соответствовать количеству конгрессменов от штата, и с этим тоже хватало проблем. Логично было установить число выборщиков пропорционально населению штата, но страна была заселена очень неравномерно, что порождало риск фактического исключения малонаселённых штатов из процесса выборов. Кроме того, в южных штатах 40% населения составляли рабы, и было непонятно как их считать (в итоге сошлись на коэффициенте 3/5, т.е. пять рабов = три свободных человека). В конце концов договорились.

А вот по поводу процедуры назначения выборщиков Отцы к единому мнению так и не пришли. Поэтому процедуру эту в законодательстве просто не прописали, оставив её на усмотрение штатов. Где-то выборщики избирались прямым голосованием, где-то их назначали локальные парламенты. Выходило как-то чересчур заморочено, но главное — система эта сильно осложняла фальсификации: мало протащить на выборах толпу своих людей, надо ещё этих людей организовать.

Поэтому к середине XIX века в целом утвердилась нынешняя процедура: ни народ, ни парламент не назначают коллегию выборщиков, этим занимаются политические партии, а народ голосует непосредственно за кандидатов в президенты. Та партия, кандидат от которой победил в штате (неважно, с каким перевесом), отправляет своих выборщиков представлять весь штат, ну а выборщики дружно голосуют за своего кандидата. Так это работает в 48 штатах и округе Колумбия. В двух малонаселённых штатах эта система работает слегка иначе, но заметного влияния на исход выборов это не оказывает.

Таким образом, сейчас у них утвердилась причудливая смешанная система, в которой народ вроде бы голосует непосредственно за президента, но голоса жителей разных штатов имеют разный вес из-за непропорционального распределения выборщиков. Скажем, в Калифорнии один выборщик представляет 721 тысячу жителей, а в Вайоминге — 192 тысячи. Значит, голос ковбоя из Вайоминга чуть ли не в 4 раза «дороже» голоса калифорнийского айтишника.

Пробабилизм — хоть имя дико, но мне ласкает слух оно

Прочитал, что юбилей Пахмутовой — реабилитация совка (угадайте, гневное или слюноточивое). Посмеялся. Это дань, которую мы отдаем честному человеку и прекрасному композитору. Песням, которые победили годы и расстоянья, оказавшись сильнее советской и антисоветской власти. Нашим культурным кодам. Тому, что нас объединяет. Помню, как за то же четверть века назад либералы громили «Старые песни о главном». Ну и кто виноват, что о главном до сих пор — только старые? Как говорил киногерой Авербаха, «может быть, писать надо лучше?..»

Всё, что минимизирует бессмысленные жертвы, хорошо. А что их минимизирует, нам неведомо. Люди, радующиеся или причитающие по поводу событий, смысла которых не понимают, вызывают удивление или сожаление. Если не можешь исправить реальность, принимай ее как погоду.

Если бы из истории извлекали уроки, ее течение прекратилось бы. Смысл и назначение истории — в эксплуатации человеческой глупости. Человечество обречено повторять сценарий изгнания из Рая. За Древо познания мы принимаем грабли, а за свободу — то, что можно сожрать.

Революция – самый надёжный способ превращения буревестников в пингвинов

😎

Русская интеллигенция никогда не сойдется в трех вопросах: что класть в оливье, чем заливать окрошку и как делать революцию

😎

На словах ты Лев Толстой, а на деле – зеркало русской революции

😎

Прежде, чем жрать своих детей, революции пожирают мозги своих родителей

😎

Революция – диалектический процесс превращения полезных идиотов в бесполезное говно нации

😎

Драматургия истории: в завязке о музыке революции мечтают поэты, а в финале её исполняет лагерный оркестр.

😎

Модус операнди русской интеллигенции - рождение трагедии из духа музыки революции

😎

Ничто не примиряет с действующей властью лучше, чем революционно мыслящая интеллигенция

😎

Парадокс: ни одна революция не способна превратить рабов в свободных людей

#fbmot

Досмотрел второй сезон сериала The Diplomat: так сказать, deepstate для чайников. Очень своевременно, хорошо драматургически и геополитически познавательно. Да и снято отлично. Дальше могут быть спойлеры, хотя попытаюсь обойтись общими словами.

Эта история о том, как практика заговора спасает демократию (точнее, нерушимый военный союз англосаксов) от свободы. О том, как подставляют русских (которые тоже оказываются в выигрыше, которых боятся и с которыми в принципе хотят договариваться, а не воевать).

О том, что цель оправдывает средства и сопутствующие жертвы. И о том, как эти жертвы рационализировать. Очень полезно для розовых пони с сохранным когнитивным аппаратом. Помогает наглядно прояснить, что происходит вокруг и почему мы живем, как живем.

Собственно, и всегда так жили, просто война была где-то на периферии. А потом она пришла к людям, которых гуманистические юберменши назвали другим биологическим видом. История с малайзийским боингом после этого сериала тоже может стать понятней.

Симптоматично, как у господ либералов меняется концепт. На Украину им всегда было глубоко насрать — ровно до того, как США начали делать из нее таран против России. И тут же селюки-националисты, которые им были глубоко омерзительны, превратились в их лучших друзей. И даже демократы, которые разрушали США, оказались для них привлекательнее Трампа, который хочет сделать их якобы любимую Америку снова великой.

На самом деле, они и украинских националистов, репрезентируемых Катей Марголис, по-прежнему презирают — хотя бы потому, что те прекрасно знают цену их любви. Их сокрытый двигатель — ненависть и ресентимент. И дело не в отношениях с властью: святые 90-е показали, что лизать ей жопу либералы умеют страстно и вдохновенно. Вероятно, и не в кормушке (или не только в кормушке, к которой многие, в отличие от либерального актива, не были и допущены).

Сегодня у меня появилась очень простая разгадка: она в образе врага, от которого можно отстраивать собственную самоидентификацию. Она в отсутствии субъектности, которое этим образом врага компенсируется. И в попытке эту субъектность обнаружить. То есть, восстановиться в статусе прорабов духа. Но демократизация интеллектуальной сферы в соцсетях сыграла в судьбах либеральной интеллигенции роковую роль: если раньше ее голосом был голос разума, то теперь — голоса бобчинских и добчинских.

Эти люди долго твердили о чужой отрицательной селекции, не замечая, что описывают самих себя. То, что раньше считалось общественным мнением, стало описываться психологией толпы. С ними произошло то, что происходит с любой сектой, — а сектантство интеллигенции было диагностировано еще «Вехами» сто лет назад. Нападая на авторов сборника (который воспринял как манифест кадетской партии), Ленин еще в 1909 году прозорливо замечал: «либерал сочувствовал демократии, пока демократия не приводила в движение настоящих масс, ибо без вовлечения масс она только служила своекорыстным целям либерализма, она только помогала верхам либеральной буржуа­зии пододвинуться к власти».

Историческая ретроспектива наглядно показывает, что массы и сейчас интересуют либералов в единственной ипостаси: «двуногих тварей миллионы для нас орудие одно». Пока массы были за перестройку и Ельцина, можно было быть с массами. Когда власть кинула массы, можно было быть с властью. Как только власть повернулась к массам лицом, им можно было снова показать жопу. Разумеется, предварительно засунув голову в песок. Можно мечтать о свободе Украины, которая должна быть достигнута ценой войны до последнего украинца. Наверное, они затруднятся ответить на вопрос, в чем смысл этой свободы — и такой свободы, — учитывая, что до 2014 года Украина была вполне свободна. Потому что путь от добра к добру вымощен исключительно благими намерениями.

Можно мечтать и о свободе России, смысл которой они тоже вряд ли сформулируют (ну разве что в категориях карго-культа). Они не могут простить, что их свобода заканчивается там, где начинается свобода Другого. Субъектности нет, когда нет цели. Когда вместо пути есть сдвиг мотива на цель. Ресентимент как вечное возвращение к травме вместо ее преодоления. Национальные интересы эта публика противопоставляет общечеловеческим ценностям, при этом считая общечеловеческими исключительно свои. То, что интересы других наций она готова считать превалирующими — совсем другое дело: последовательность в число ее ценностей никогда не входила.

Грета Тунберг обнаружилась в Тбилиси на акции протеста против итогов парламентских выборов. Похоже, дипстейт прислал грузинам черную метку третьей степени. Второй — это уже Бернар-Анри Леви. Черная метка первой степени с печеньками — Виктория Нуланд 😱

В американских соцсетях интересный тренд. Много заявлений представителей традиционных сексменьшинств (это геи и лесбиянки) о том, что они жалеют, что десятилетия назад выставили свои сексуальные предпочтения на политические флаги и превратили все это в злой цирк. Защита прав превратилась в агрессивную пропаганду новых девиаций, типа операций по смене пола. И мол их жизнь от этого стала только хуже. Ссылки на публикации накидаю в комменты. Хочется думать, что пошел некоторый в этом общественном отклонении, которое на самом деле очень сложно объяснить рационально. Мы с вами обсуждали разные примеры, когда агрессивная пропаганда ЛГБТ+ (с акцентом на последних буквах) создавала проблемы американской и вообще западной дипломатии. Когда их структуры с этой темой приезжали в Африку, мусульманские страны. Собственно, это основная претензия антизападных режимов - навязывание сексуальных девиаций детям. А теперь оказывается, что и самим этим деятелям происходящее транс-фрик-шоу не по душе.

За что боролись, на то и напоролись

Не могу определиться — болеть за Трампа или Камалу: всё такое красивое 😁 Поэтому — за победу! За НАШУ победу! 😁

Прогрессивная интеллигенция до сих пор варит кашу из топора, к которому в позапрошлом веке она звала Русь.

Восемью годами раньше или позже вы это заметили, но привычный мир рухнул, и сейчас в любую минуту может взлететь на воздух. Рассказы о ядерной панике Карибского кризиса я помню по рассказам матери, а сегодня легкое беспокойство начинают проявлять только инициаторы очередного спора славян между собою. Зато его заложники полны ожидания побед.

На самом-то деле рухнул не мир, а дискурс. Мир в этом говне жить и не прекращал. В отличие от прибившихся к секте золотого миллиарда бедных родственников. Ноосфера-то делится на метрополии духа и колонии подлежащих зомбированию расходных материалов. А в бедные родственники пускают не всех расходников — только тех, с кем можно дружить против конкурентов.

Рухнул европейский дискурс, в соответствии с которым есть Великая Западная Цивилизация, объединяющая всех людей доброй воли представлениями о лучшем в мире государственном устройстве, самой прогрессивной культуре, самой гибкой морали и самом эффективном гуманизме. И есть противостоящие ей ошметки человечества с их дорогой в мрачное никуда.

Когда дым карго-культа рассеивается, дураков на строительной площадке будущего не остается (хотя со временем неизбежно нарождаются новые). Если метрополии духа и существуют, то не в стадах баранов, призванных не рефлексировать, а распространять. Даже если эти бараны привыкли пользоваться всеми благами цивилизации. Мысль — это способ связи с реальностью.

Проблемы рухнувшего дискурса были связаны с отсутствием мыслей и смыслов. Беда общества потребления не в богатстве товарного ассортимента, а в убогости интеллектуального. И не то чтоб общество дефицита демонстрировало его избыток (хотя в СССР — как теперь уже можно констатировать — с пресловутой духовностью было явно побогаче, чем в эпоху свободы).

Последние тридцать лет нам не была интересна страна, в которой мы живем. Со времен перестройки все заняты белыми пятнами прошлого, а не настоящего. После того, как с грохотом упал железный занавес, штурмовать осталось только границы приличий. Политическая конфигурация мира стремительно меняется, а состояние умов остается на уровне высокодуховного советского инфантилизма.

Политика с духовностью — к сожалению или к счастью — ничего общего не имеет. Ею движет совершенно грубый и циничный расчет (тем более, безопасность прекраснодушных гуманистов способен обеспечить только он). Экзистенциальный ужас розовых пони — следствие судорожных попыток цепляться за иллюзии — в реальности, которая давно требует трезвого взгляда.

Раньше было достаточно делегировать руководству золотого миллиарда решения, в соответствии с которыми назначались те, за чей счет обеспечивались необходимые кондиции нашей духовной жизни. И определялись характеристики господствующего дискурса. Симфония интеллигенции и власти очень даже возможна, как показали святые 90-е. Просто власть не должна раскачивать корабль дураков.

А уж где находится центр этой власти, если ее окружность — нигде, — не так и принципиально. Когда уютный внутренний мир внезапно взрывается, эффект от этого получается как от бомбежки. Наверное, мы все — беженцы от самих себя, идущих по собственному следу, — как сумасшедший с бритвою в руке. Главное — не путать дискурс хозяев духовной жизни со статусом жертвы.

2022

К Хэллоуину вспомнил любимый шотландский тост: «За то, чтобы умереть как мой дедушка: тихо и мирно, во сне, — а не крича от ужаса, как его пассажиры!»