Чтобы помнили: записал еще в 2015 году в Зугресе, Иловайске и селах
Тогда удивлялись: в Иловайске неподалеку от многоэтажки— поле и оттуда укропские танки прямой наводкой били по домам. За полем стояли ГРАДы и они тоже лупили по этим же домам.
В Иловайске стояли карательные батальоны. Дальше цитаты людей:
— Спортзал в 14 школе весь в крови был, там держали пленных . В раздевалке для девочек была операционная, в раздевалке для мальчиков пыточная. У них даже оборудование было специальное. Людям кожу живьем сдирали, руки в тиски зажимали, ногти вырывали. Крики оттуда слышали часто.
— У нас женщина была, пожилая уже, раньше ревизором работала. Когда референдум проводили, она его организацией занималась. Когда фашисты приблизились, она успела уехать. Мужа за собой тянула. А он мужик уже 65-ти лет, говорит, та я ж ничего не делал, нигде не участвовал, чего я куда-то с дома поеду. Так его одного из первых "застучал" кто-то. Схватили и в школу. Долго пытали. Умер он под пытками. Труп во двор сначала выкинули, валялся там, черный весь был как уголь. Что они с ним делали, что он такого цвета стал, Бог его знает. Закопали его потом прям в школьном дворе. Позже, как наши пришли, его перезахоронили на кладбище.
— У нас 47 мирных иловайцев убили бандеровцы. Просто так. Они вообще не были ни в ополчении, нигде.
— Бандеровцы хоронили людей прям в ящиках из-под снарядов.
— У них ящик был компрессорный, весь железный. На улице стоял. Так они туда наших пленных ополченцев загоняли. До трусов раздевали и как селедку туда заталкивали. А дело ж прошлым летом было, жара. Ящик под солнцем нагревался, а представь, что там внутри было. И стояли они в этом ящике по много суток. Умирали медленно.
— Вначале, когда мальчики наши на блокпостах стояли, у них только палки и железяки были вместо оружия. Так мы, бабы. бегали к укропам и покупали у них гранаты. Та не, не дорого, по сорок гривен за штуку. А вот автоматы не продавали. Ну, хоть гранатами вооружили. А оружие у наших ребят уже потом появилось.
— У нас в селе 23 дня стояли эти самые из батальонов. Звери настоящие, над местными издевались. Местные — в основном бабки да деды. В подвалы их загнали и все время не выпускали. Как-то одна вылезла, говорит, солнышко увидеть захотела, так сидит это мордоворот, ножом ногти колупает и говорит, ну падлы, щас я вам каждому по гранате в руки дам и взрываться заставлю. Так она обратно и залезла. Ни еды не давали, ни воды. Что было в подвале, то и ели. После освобождения, на девятое мая, «День Победы» пели без паузы много раз, хором. Откуда в стариках сил столько взялось…
— У нас бандерлогов пленных в линейном отделе держали. Они город восстанавливали. А зима была, холодина, а у них все легкое из одежды. Таскали им и свитера и куртки. Еду приносили. Хотя у самих жратвы не было. А их 66 человек было. Так нормальный оказался только один, из Киева вроде. Говорит мне: «Иваныч, ты добра людина, алэ…», — и рассказывает, что эти люди, которых мы одевали и кормили, когда приходят в отдел, кроют меня и других последними словами и говорят, что мы сепаратисты, пособники и так далее. Вот же сволочи.
— Был тут у нас один пленный бандеровец, из Ивано-Франковска вроде. Его в нашем котле взяли. Пианино здесь настраивал в клубе, вроде как хороший музыкант был даже. Так его то ли обменяли, то ли так отдали. А потом мне один знакомый говорит, а помнишь, у нас пианист был? Помню, говорю. Так его опять в плен взяли под Дебальцево. Вот же мерзота. Добровольно, понимаешь, пошел.
— Нелюди они, нелюди. Мы для них враги. Их так воспитали. Они же в зверей кровожадных превращаются, когда нас видят живыми. Донбасс их бесит просто. Мы для них с детства москали, только раньше этого мы не замечали. А точнее, всерьез не принимали. Москаль, да и москаль. А вот что вышло.
