Грузинский блокнот
* * * *
Боже мой, как же я хочу музыки, классической музыки, да не по ю-тьюбу, а в зале с колоннами и сияющими люстрами. Как война началась – какая уж тут музыка, а до того был ковид – в общем, ужасный музыкальный голод образовался. И надо же – священник Александр Бертош, с которым мы когда-то виделись в Питере, приехал в Тбилиси и предлагает встретиться и сходить на концерт – оказывается, сейчас тут в консерватории фортепианный фестиваль.
Место встречи – «Воды Лагидзе», Руставели, 24. Прихожу – никаких вод, на вывеске красуются хачапури. На углу стоят двое полицейских – гамарджоба, скажите, пожалуйста, тут где-то «Воды Лагидзе»… – Да вот же они! – Как же так, написано – хачапурная. – Да, но все же знают, что это «Воды Лагидзе»! – О, да, это Грузия.
За столиком вместе с о. Александром сидит японка Ефросинья, известный филолог-русист. То есть в Японии она, конечно, Санами, но в крещении Фрося. Санами-Фрося такая миниатюрная, что в нее влезает от силы пару кусочков хачапури, остальное приходится завернуть с собой. Оказывается, она прекрасно знает переводчицу, переложившую на японский мой стишок «Мама, мама, война, война!» – как же тесна Япония, однако. А мы с отцом Александром вспоминаем Питер и мою старую квартиру, куда он давным-давно приходил. Поболтав и подкрепившись, мы поднимаемся наверх, в консерваторию.
Маленький пожилой пианист очень старается, но Гершвин выходит бледноватый. Появляется молодая крепкая певица в мини-юбке и пестрых рюшах – у нее хороший голос, но с ее английским выговором явно что-то не так – кто-то научил ее очень странно артикулировать и при этом строить страшные гримасы. Мы тихонько переглядываемся, сверяя впечатления – они у нас явно одинаковые, но мне все равно хорошо – большой красивый зал, рояль, как давно этого не было.
* * * *
В Тбилиси приехал Вадик Жук – представлять свою новую книгу, вышедшую у героического Георгия Урушадзе во Freedom letters. Выступления будет два – сначала в нашей неизменной Аудитории, а потом на квартирнике у Маши Батовой. А пока надо его хоть немножко прогулять по городу – он, правда, не большой любитель прогулок, а я, наоборот, и от меня не ускользнешь, так что мы тащимся, несмотря на жару, через мост, потом вверх по парку и выползаем на Руставели. – Хорошо! – фальшиво радуется Вадик, а сам поглядывает на часы: кому гулянье, а кому чемпионат Европы по футболу. У нас заключен пакт – он обещал совершить подвиг и погулять, а я обещала совершить подвиг и зайти в какой-нибудь бар с большим экраном – посмотреть за компанию матч, сегодня как раз грузины играют, героически вышедшие в плей-офф.
Мы возвращаемся к парку, обходим его слева, а вот и бар – ура, здесь смотрят футбол. Народу полно, очень много женщин с детьми, но и нам находится свободный столик у стенки. Я уже морально готова проскучать полтора часа, да и телефон со мной – почитаю что-нибудь, в конце концов, а потом пойдем есть хинкали.
Но почему-то мне не читается. Почему-то я все время смотрю на экран, где бегают по зеленой траве люди в красной форме. Вообще-то я принадлежу к клубу болельщиков имени Хоттабыча – дать бы всем по мячику и разойтись с миром. Но эти люди в красном… Что мне до них, в конце концов, но как-то глаза сами начинают за ними следить. А люди в белом, между прочим, довольно противные, и что-то они все время толкают людей в красном – разве это по правилам? Вадик, старинный болельщик, кивает – в общем, да, хотя это и правда довольно жесткая манера.
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ВОЛЬТСКОЙ ТАТЬЯНОЙ АНАТОЛЬЕВНОЙ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ВОЛЬТСКОЙ ТАТЬЯНЫ АНАТОЛЬЕВНЫ 18 +
