Откуда в нашем народе такая неизбывная любовь к Сталину? Неужели все дело в культе 9 мая и пиетете перед «сильной рукой»? Но ведь в нашей истории были и другие правители, которые одерживали не менее славные победы и уздой железной поднимали Россию на дыбы. Однако пузатый мужичок из глубинки купит себе футболку именно со Сталиным, а не с Петром I или Екатериной II.
Я думаю, обожание Сталина связано с тем, что он – в отличие от царей и императоров – воспринимается в низах как реальный «отец нации», как русский Ататюрк. Действительно, сталинскому режиму пришлось делать то, чем обычно занимается национальное государство: превращать миллионы вчерашних крестьян в современную нацию, объединенную общими символами и самосознанием. Именно при Сталине было осуществлено массовое русское нациестроительство – об этом есть хорошая книжка Бранденбергера «Национал-большевизм».
Положив конец засилью интернациональной идеологии в духе Троцкого, Сталин во второй половине 1930-х годов осуществил русский поворот в культурной политике. Руссоцентризм и воинствующий патриотизм были отличительными чертами зрелого сталинизма. Помпезное чествование столетия Пушкина в 1937 году, эпичный «Александр Невский» Эйзенштейна, Суворов, Кутузов и витязи-богатыри на плакатах, русские ученые изобрели примерно всё (Россия – родина слонов) – сталинская власть усердно потчевала этим коктейлем наших прадедов и прабабок, взращивая в них русскую идентичность.
Почему красно-коричневые в 1990-е годы выходили с портретами Сталина на патриотические митинги? Почему губернатор Филимонов, который назвал своих дочек Велеславой и Ладославой, и чья инаугурация проходила под «Небо славян», хочет воздвигнуть в Вологде памятник Сталину? Это такой извращенный способ заявить о русском национальном чувстве, показать фигу высшему начальству, которое заигралось в многонациональность.
В свою очередь, любые попытки критиковать Сталина, рассказывать о репрессиях, раскулачивании и массовом голоде, болезненно воспринимается глубинным народом как покушение «предателей» и «врагов Родины» на нашу национальную честь, как если бы вы в Турции кто-то принялся вытирать ноги о портрет Ататюрка.
Но беда в том, что Сталин не был русским Ататюрком. Он играл на русской теме исключительно в манипулятивных целях - он понимал, что русские не пойдут воевать за III Интернационал и интересы мирового пролетариата. Пришлось их мотивировать героическими образами национальной истории. Сталин ни в коем случае не хотел наделять русских политической субъектностью (вспомните «Ленинградское дело»), русские были для него не самоцелью, а ресурсом, с которым он обращался исключительно жестоко и расточительно.
Если Сталин – это и «отец нации», то это такой отец, который бил и насиловал своего ребенка. Ребенок вырос, он не хочет вспоминать, что с ним делал отец, он хочет им гордиться, ему неприятно, когда посторонние люди напоминают о реальных поступках отца. Это вытесненная травма. В преклонении перед Сталиным есть что-то глубоко нездоровое, как и в нынешнем двойственном и неопределенном положении русского народа в рамках российского государства.
Я думаю, обожание Сталина связано с тем, что он – в отличие от царей и императоров – воспринимается в низах как реальный «отец нации», как русский Ататюрк. Действительно, сталинскому режиму пришлось делать то, чем обычно занимается национальное государство: превращать миллионы вчерашних крестьян в современную нацию, объединенную общими символами и самосознанием. Именно при Сталине было осуществлено массовое русское нациестроительство – об этом есть хорошая книжка Бранденбергера «Национал-большевизм».
Положив конец засилью интернациональной идеологии в духе Троцкого, Сталин во второй половине 1930-х годов осуществил русский поворот в культурной политике. Руссоцентризм и воинствующий патриотизм были отличительными чертами зрелого сталинизма. Помпезное чествование столетия Пушкина в 1937 году, эпичный «Александр Невский» Эйзенштейна, Суворов, Кутузов и витязи-богатыри на плакатах, русские ученые изобрели примерно всё (Россия – родина слонов) – сталинская власть усердно потчевала этим коктейлем наших прадедов и прабабок, взращивая в них русскую идентичность.
Почему красно-коричневые в 1990-е годы выходили с портретами Сталина на патриотические митинги? Почему губернатор Филимонов, который назвал своих дочек Велеславой и Ладославой, и чья инаугурация проходила под «Небо славян», хочет воздвигнуть в Вологде памятник Сталину? Это такой извращенный способ заявить о русском национальном чувстве, показать фигу высшему начальству, которое заигралось в многонациональность.
В свою очередь, любые попытки критиковать Сталина, рассказывать о репрессиях, раскулачивании и массовом голоде, болезненно воспринимается глубинным народом как покушение «предателей» и «врагов Родины» на нашу национальную честь, как если бы вы в Турции кто-то принялся вытирать ноги о портрет Ататюрка.
Но беда в том, что Сталин не был русским Ататюрком. Он играл на русской теме исключительно в манипулятивных целях - он понимал, что русские не пойдут воевать за III Интернационал и интересы мирового пролетариата. Пришлось их мотивировать героическими образами национальной истории. Сталин ни в коем случае не хотел наделять русских политической субъектностью (вспомните «Ленинградское дело»), русские были для него не самоцелью, а ресурсом, с которым он обращался исключительно жестоко и расточительно.
Если Сталин – это и «отец нации», то это такой отец, который бил и насиловал своего ребенка. Ребенок вырос, он не хочет вспоминать, что с ним делал отец, он хочет им гордиться, ему неприятно, когда посторонние люди напоминают о реальных поступках отца. Это вытесненная травма. В преклонении перед Сталиным есть что-то глубоко нездоровое, как и в нынешнем двойственном и неопределенном положении русского народа в рамках российского государства.
