Стихи | Поэты | Факты Telegram Posts

— Что происходит на свете? — А просто зима. — Просто зима, полагаете вы? — Полагаю. Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю в ваши уснувшие ранней порою дома.

— Что же за всем этим будет? — А будет январь. — Будет январь, вы считаете? — Да, я считаю. Я ведь давно эту белую книгу читаю, этот, с картинками вьюги, старинный букварь.

— Чем же все это окончится? — Будет апрель. — Будет апрель, вы уверены? — Да, я уверен. Я уже слышал, и слух этот мною проверен, будто бы в роще сегодня звенела свирель.

— Что же из этого следует? — Следует жить, шить сарафаны и легкие платья из ситца. — Вы полагаете, все это будет носиться? — Я полагаю, что все это следует шить.

— Следует шить, ибо сколько вьюге ни кружить, недолговечны ее кабала и опала. — Так разрешите же в честь новогоднего бала руку на танец, сударыня, вам предложить!

— Месяц — серебряный шар со свечою внутри, и карнавальные маски — по кругу, по кругу! — Вальс начинается. Дайте ж, сударыня, руку, и — раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три!..

Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алёша,
В Болгарии русский солдат.

И сердцу по-прежнему горько,
Что после свинцовой пурги
Из камня его гимнастерка,
Из камня его сапоги.

Немало под страшною ношей
Легло безымянных парней,
Но то, что вот этот – Алёша,
Известно Болгарии всей.

К долинам, покоем объятым,
Ему не сойти с высоты.
Цветов он не дарит девчатам,
Они ему дарят цветы.

Привычный, как солнце, как ветер,
Как в небе вечернем звезда,
Как будто над городом этим
Вот так и стоял он всегда.

Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алёша,
В Болгарии русский солдат.

Мерцал закат, как блеск клинка.
Свою добычу смерть считала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалу.

Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
Они помогут нам!

А до войны вот этот склон
Немецкий парень брал с тобою,
Он падал вниз, но был спасён,
А вот сейчас, быть может, он
Свой автомат готовит к бою.

Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
Они помогут нам!

Ты снова тут, ты собран весь —
Ты ждёшь заветного сигнала.
И парень тот — он тоже здесь,
Среди стрелков из «Эдельвейс».
Их надо сбросить с перевала!

Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
Они помогут нам!

Взвод лезет вверх, а у реки —
Тот, с кем ходил ты раньше в паре.
Мы ждём атаки до тоски,
А вот альпийские стрелки
Сегодня что-то не в ударе…

Отставить разговоры!
Вперёд и вверх, а там…
Ведь это наши горы —
Они помогут нам!
Они помогут нам!

Грозной битвы пылают пожары,
И пора уж коней под седло…
Изготовились к схватке гусары —
Их счастливое время пришло.
Впереди командир,
На нем новый мундир,
А за ним эскадрон после зимних квартир.

А молодой гусар, в Наталию влюбленный,
Он все стоит пред ней коленопреклоненный.

Все погибли в бою. Флаг приспущен.
И земные дела не для них.
И летят они в райские кущи
На конях на крылатых своих:
Впереди командир,
На нем рваный мундир,
Следом юный гусар покидает сей мир.

Но чудится ему, что он опять влюбленный,
Опять стоит пред ней коленопреклоненный.

Вот иные столетья настали,
И несчетно воды утекло.
И давно уже нет той Натальи,
И в музее пылится седло.
Позабыт командир —
Дам уездных кумир.
Жаждет новых потех просвещенный наш мир.

А юный тот гусар, в Наталию влюбленный,
опять стоит пред ней коленопреклоненный.

Oни, oбнявшиcь, пили yтpoм чaй.
Eмy тaк xopoшo, чтo дaжe cтpaннo.
Oнa eгo cпpocилa нeвзнaчaй:
- A paccкaжи, кaкaя твoя мaмa?
A oн coбpaтьcя c мыcлями нe мoг:
- Oбычнaя oнa, кaк и вce люди.
Звoнит в нeдeлю paз: "Ты кaк, cынoк?"
Haвязывaтьcя никoгдa нe бyдeт.
И cкoлькo пoмню... cтpижкa пoд "кape",
Bceгдa мeня yчитьcя зacтaвлялa,
Bыpaщивaлa poзы вo двope
И кpacкy нa кaчeляx oбнoвлялa.
Oнa eмy oтвeтилa: - He гycтo.
A cкoлькo вac y мaмы? - Я oдин.
- Eй бeз тeбя, нaвepнoe, тaк пycтo!
Ты - ee вce... ee любимый cын!
И, cпoлocнyв пoд кpaнoм oбe кpyжки,
Пpивычнo cвoeй мaмe пoзвoнилa.
Oни вceгдa oбщaлиcь кaк пoдpyжки...
- Пpивeт, poднaя! Cepдцe oтпycтилo?
Ты нe зaбылa, в дecять нa пpиём.
Кaк oт вpaчa вepнeшьcя - пoзвoни.
Пoвepь зa чac нe yбeжит твoй дoм.
Oднa нa дaчy бoльшe нe xoди.
Ты мнe нyжнa здopoвeнькoй, ты cлышишь?!
Oчeнь пpoшy, пoбepeги ceбя!
Bcю жизнь paди ceмьи живeшь и дышишь!
Кoль нe ceбя, тo пoжaлeй мeня.
Xoчy xoть чacть твoeй бoльшoй любви
Bepнyть тeбe и oкpyжить зaбoтoй.
И нe cкyчaй, к Aнтoнoвнe cxoди.
Oнa тaм, кcтaти, cпpaвилacь c икoтoй?
Я нoмep eё в экcтpeнныx xpaню,
Bcё знaeт o жильцaм, c "пepчинкoй" дaмa.
Я вeчepoм eщё пepeзвoню.
Люблю тeбя, цeлyю тeбя мaмa!

Oн шёл к мaшинe, мыcли cлoвнo тyчи:
"A кaк мoя тaм? Я xoть paз cпpocил?
Здopoвa? Xyжe eй тaм или лyчшe?
He интepecoвaлcя. Пpocтo жил.
Зaпoмнил тoлькo cтpижкy пoд "кape"!
A кaк co мнoй мoтaлacь пo бoльницaм!
Пoдeлки дo cиx пop xpaнит в cтoлe!
Кaк бyлoчки кpoшили диким птицaм!
Кaк пoдapилa мнe вeлocипeд,
Я был caмым кpyтым в нaшeм двope!
И лyчшeй мaмы нe былo и нeт!
A кaк oнa пpимчaлacь в янвape,
Кoгдa Mишкинa мaмa пoзвoнилa!
Cлoмaл тoгдa ключицy нa гope,
Ee oт cтpaxa пpocтo кoлoтилo!
Bce cвoe вpeмя oтдaвaлa мнe!
Xoдили c нeй в кaфeшкy зa yглoм!
Oнa пoдoбнa coлнцy и вecнe,
Уютoм, cчacтьeм был пpoпитaн дoм!
Oнa мeня любилa в кaждoм днe...
A вeчныe пpocтyды... oнa pядoм,
Moй личный дoктop, cepдцa oбepeг!
И для ceбя eй ничeгo нe нaдo!
Caмый poднoй мнe близкий чeлoвeк!"
И пoтянyлиcь пaльцы к тeлeфoнy...
- Пpивeт! Maм, нe пyгaйcя, вce нopмaльнo.
Boпpocoв нaкoпилacь к тeбe тoннa,
Чтo для тeбя, нaдeюcь, нe фaтaльнo.
Ты кaк caмa тaм? Зaвeлa ли кoшкy?
И кaк твoe здopoвьe тaм, poднaя?
Bce тaкжe любишь пoдxoдить к oкoшкy
Зa дeткaми чyжими нaблюдaя?
Кoмy ты вapишь "cкaзoчный" гyляш?
Haкopмлeны ли бyлoчкaми птицы?
Bиcит ли y пopoгa кapaндaш,
Кoтopым мeтишь дaты и cтpaницы?
Cocкyчилcя! Пpиeдy к тeбe cкopo!
Cвoжy тeбя в кaфeшкy зa yглoм...
Oнa ждaлa тaкoгo paзгoвopa!
Oнa o нeм мeчтaлa дeнь зa днeм!
Bce paccкaзaлa, дaжe oпиcaлa.
Bce paны yлeглиcь. Иcчeзли тpeщины.
Oнa... кaк никoгдa ceйчac cиялa!
Тaк выглядят cчacтливeйшиe жeнщины!

Oднaжды вы иx нa pyки вoзьмeтe
И влюбитecь... и этo нaвceгдa!
Paди peбeнкa миp пepeвepнeтe!
Ceгoдня... зaвтpa... и чepeз гoдa!

Бывают на свете
Несчастные дети.
Ребенок — ведь он человек.
Веснушек у Боба
Ужасно как много,
И ясно, что это навек.

Ресницы и брови
Краснее моркови,
Глаза, как желток. А лицо —
Сплошная веснушка,
Как будто кукушка
Большое снесла яйцо.

Кто зло, кто без злобы
Смеется над Бобом.
Соседская лошадь — и та,
Впрягаясь в тележку,
Скрывает усмешку
Особым движеньем хвоста.

И Боб, это зная,
Робеет, хотя и
Ни в чем остальных не глупей.
Он первый из школы
Усвоил глаголы
И нрав десятичных дробей.

Ведь как бы иначе
Решал он задачи
Для девочки с ближней скамьи
Для маленькой Дороти
С бантом на вороте,
Из строгой-престрогой семьи.

И Дороти, ради
Ответа в тетради,
Сулит ему дружбу по гроб.
Но после урока
Домой одиноко
Уходит веснушчатый Боб.

И думает: кто же
К нему расположен,
Понятно, из тех, кто не слеп.
Как выбиться в люди,
И как же он будет
Себе зарабатывать хлеб.

И, лежа в постели,
Грустит,— неужели
Он так-таки в цирк не пойдет,
Где звери и маги,
Которые шпаги
Глотают, как мы — бутерброд…

Но как-то на крыше
Прочел он афиши,
Что фирме Дринкоутер и Грей
Нужны для рекламы
Мужчины и дамы
С веснушками, и поскорей.

Пришел он последний.
Все стулья в передней —
Все занято было сплошь, но
Напрасная проба,—
С веснушками Боба
Тягаться им было смешно.

Дринкоутер и Грей
Поглядел из дверей
На Боба и был восхищен.
Другие веснушки
Шепнули друг дружке,
Что, видно, прием прекращен.

Условия были:
Помесячно или
Полдоллара в день и еда
Из лучшей колбасной.
Спросили: «Согласны?»
И Боб им ответил, что да.

И профили Боба
По ниточке строго
В длину разделили, как флаг.
Один для контраста
Намазали пастой,
Другой же оставили так.

И стало понятно,
Что рыжие пятна
Теперь уже снега белей.
«Леченье приятно,
Образчик бесплатно
На складе Дринкоутер и Грей.

Поверьте успеху!»
И вот на потеху
Всем людям и всем лошадям,
Решимости полон,
Двухцветный пошел он
По улицам и площадям.

Не каждый умеет петь,
Не каждому дано яблоком
Падать к чужим ногам.

Сие есть самая великая исповедь,
Которой исповедуется хулиган.

Я нарочно иду нечёсаным,
С головой, как керосиновая лампа, на плечах.
Ваших душ безлиственную осень
Мне нравится в потёмках освещать.
Мне нравится, когда каменья брани
Летят в меня, как град рыгающей грозы,
Я только крепче жму тогда руками
Моих волос качнувшийся пузырь.

Так хорошо тогда мне вспоминать
Заросший пруд и хриплый звон ольхи,
Что где-то у меня живут отец и мать,
Которым наплевать на все мои стихи,
Которым дорог я, как поле и как плоть,
Как дождик, что весной взрыхляет зеленя.
Они бы вилами пришли вас заколоть
За каждый крик ваш, брошенный в меня.

Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же боитесь бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.

Но живёт в нём задор прежней вправки
Деревенского озорника.
Каждой корове с вывески мясной лавки
Он кланяется издалека.
И, встречаясь с извозчиками на площади,
Вспоминая запах навоза с родных полей,
Он готов нести хвост каждой лошади,
Как венчального платья шлейф.

Я люблю родину.
Я очень люблю родину!
Хоть есть в ней грусти ивовая ржавь.
Приятны мне свиней испачканные морды
И в тишине ночной звенящий голос жаб.
Я нежно болен вспоминаньем детства,
Апрельских вечеров мне снится хмарь и сырь.
Как будто бы на корточки погреться
Присел наш клён перед костром зари.
О, сколько я на нём яиц из гнёзд вороньих,
Карабкаясь по сучьям, воровал!
Все тот же ль он теперь, с верхушкою зелёной?
По-прежнему ль крепка его кора?

А ты, любимый,
Верный пегий пёс?!
От старости ты стал визглив и слеп
И бродишь по двору, влача обвисший хвост,
Забыв чутьём, где двери и где хлев.
О, как мне дороги все те проказы,
Когда, у матери стянув краюху хлеба,
Кусали мы с тобой её по разу,
Ни капельки друг другом не погребав.

Я всё такой же.
Сердцем я все такой же.
Как васильки во ржи, цветут в лице глаза.
Стеля стихов злачёные рогожи,
Мне хочется вам нежное сказать.

Спокойной ночи!
Всем вам спокойной ночи!
Отзвенела по траве сумерек зари коса…
Мне сегодня хочется очень
Из окошка луну…

Синий свет, свет такой синий!
В эту синь даже умереть не жаль.
Ну так что ж, что кажусь я циником,
Прицепившим к заднице фонарь!
Старый, добрый, заезженный Пегас,
Мне ль нужна твоя мягкая рысь?
Я пришёл, как суровый мастер,
Воспеть и прославить крыс.
Башка моя, словно август,
Льётся бурливых волос вином.

Я хочу быть жёлтым парусом
В ту страну, куда мы плывём.

Помнится, была весьма забавной
Наша комсомольская любовь.
Члены волостного комитета,
Ехали на съезд мы. Вижу вновь
Красный тот вагон и пар морозный…
Мы укрылись шубою одной.
Черт возьми, тогда-то показалась
Ты такой мне близкой и родной.
Было то в крутом году — в двадцатом.
Кто из нас не помнит той зимы?..
Тут же ты картошки наварила,
И одною ложкой ели мы.
Помню, как мы весело смеялись,
Словно закадычные друзья.
Целовались иль не целовались —
Этого никак не вспомню я.
Резкий ветер дул из каждой щели,
Забирался и за воротник.
Ты о коммунизме говорила,
Что из головы, а что из книг…
— Тяжело еще пока живется,
Трудною дорогою идем.
Но победы все-таки добьемся,
Вот увидишь — заживем потом!
Коммунизм — великая эпоха,
Счастье человечества всего.
Мы с тобой увидим непременно
Ленинской идеи торжество.
Пусть нам нелегко, — ты говорила,—
Одолеет все рабочий класс.
Этому учил и Маркс когда-то,
Этому и Ленин учит нас.—
И стучавший в дверь вагона ветер,
И метель за ледяным окном
Звали нас к борьбе неутомимой,
Как и ты, твердили об одном.
В это время нашим фронтом были
Битвы против бунтов кулака,
Были штабом той борьбы великой
И райком и грозное Чека.
Помню, ты на съезде выступала
С гневной речью против кулаков,
Защищала яростно комбеды,—
Ты была душою бедняков.
А когда домой мы возвращались,
Ты, устав, ко мне прижалась вновь.
До чего ж тогда была смешною
Наша комсомольская любовь!
Волосы моей щеки касались…
Все точь-в-точь, как было в первый раз.
Целовались иль не целовались —
Точно уж не помню я сейчас…
Все точь-в-точь, как было в первый раз.
Целовались иль не целовались —
Точно уж не помню я сейчас…
Времени прошло с тех пор немало.
Светлые сбываются мечты:
Строим мы ту жизнь для человека,
О которой говорила ты.
К ней, моя хорошая, идем мы,
Трудной закаленные борьбой.
В той борьбе очистили сердца мы,
В ней и ум оттачиваем свой.
Поровну тепло и хлеб делили
Мы с тобою в пору той зимы.
И друг друга и страну любили
Настоящею любовью мы.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Потому, что я с севера, что ли,
Я готов рассказать тебе поле,
Про волнистую рожь при луне.
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.
Потому, что я с севера, что ли.

Я готов рассказать тебе поле,
Эти волосы взял я у ржи,
Если хочешь, на палец вяжи —
Я нисколько не чувствую боли.
Я готов рассказать тебе поле.

Про волнистую рожь при луне
По кудрям ты моим догадайся.
Дорогая, шути, улыбайся,
Не буди только память во мне
Про волнистую рожь при луне.

Шаганэ ты моя, Шаганэ!
Там, на севере, девушка тоже,
На тебя она страшно похожа,
Может, думает обо мне…
Шаганэ ты моя, Шаганэ.

1924 г.

Вашу мысль,
мечтающую на размягченном мозгу,
как выжиревший лакей на засаленной кушетке,
буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:
досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий.

У меня в душе ни одного седого волоса,
и старческой нежности нет в ней!
Мир огромив мощью голоса,
иду — красивый,
двадцатидвухлетний.

Нежные!
Вы любовь на скрипки ложите.
Любовь на литавры ложит грубый.
А себя, как я, вывернуть не можете,
чтобы были одни сплошные губы!

Приходите учиться —
из гостиной батистовая,
чинная чиновница ангельской лиги.

И которая губы спокойно перелистывает,
как кухарка страницы поваренной книги.

Хотите —
буду от мяса бешеный
— и, как небо, меняя тона —
хотите —
буду безукоризненно нежный,
не мужчина, а — облако в штанах!

Не верю, что есть цветочная Ницца!
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница,
и женщины, истрепанные, как пословица.


1

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,
было в Одессе.

«Приду в четыре», — сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.

Вот и вечер
в ночную жуть
ушел от окон,
хмурый,
декабрый.

В дряхлую спину хохочут и ржут
канделябры.

Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце — холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское.

И вот,
громадный,
горблюсь в окне,
плавлю лбом стекло окошечное.
Будет любовь или нет?
Какая —
большая или крошечная?
Откуда большая у тела такого:
должно быть, маленький,
смирный любёночек.
Она шарахается автомобильных гудков.
Любит звоночки коночек.

Еще и еще,
уткнувшись дождю
лицом в его лицо рябое,
жду,
обрызганный громом городского прибоя.

Полночь, с ножом мечась,
догнала,
зарезала, —
вон его!

Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.

В стеклах дождинки серые
свылись,
гримасу громадили,
как будто воют химеры
Собора Парижской Богоматери.

Проклятая!
Что же, и этого не хватит?
Скоро криком издерется рот.
Слышу:
тихо,
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
И вот, —
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
четкий.
Теперь и он и новые два
мечутся отчаянной чечеткой.

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

Нервы —
большие,
маленькие,
многие! —
скачут бешеные,
и уже
у нервов подкашиваются ноги!

А ночь по комнате тинится и тинится, —
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.

Двери вдруг заляскали,
будто у гостиницы
не попадает зуб на зуб.

Вошла ты,
резкая, как «нате!»,
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете —
я выхожу замуж».