Мишкины Рассказы

СИНГАПУР.

Сейчас, в век интернета, многие знают, что Сингапурский аэропорт Чанги, при проектировании и строительстве которого были воплощены самые передовые архитектурные и дизайнерские решения, является лучшим в мире. А тогда, в девяносто четвертом, это творение человеческих рук,естественно, привело и детей, и нас, взрослых, в состояние восторга, от которого мы долго не могли отойти.
На четвертый день нашего пребывания в Сингапуре в рамках экскурсионной программы планировалось посещение еще одного уникального места. Это был крупнейший в мире океанариум, расположенный на острове Сентоза. Добраться до него можно было по канатной дороге, протянутой над заливом от горы Фабер до острова на высоте шестидесяти метров с потрясающими видами. Кстати, капитан Чарльз Эдвард Фабер, в честь которого была названа гора, был одним из первых сингапурских инженеров, прославившийся тем, что не реализовал в жизнь ни один из своих многочисленных проектов.
Канатная дорога, к нашему разочарованию, в течение последней недели не работала. Поэтому пролив между островами мы пересекли на переполненном людьми пароме. Посещение океанариума входило в оплаченную программу поездки. Перед главным входом в парк развлечений стояла представитель агентства путешествий «Спутник» Татьяна Глубокая, которая раздала нашим туристам имеющиеся у нее билеты, но сама почему-то не спешила заходить внутрь.На ее лице читалась соответствующая фамилии озабоченность. Она с удивлением поглядывала на оставшийся в руке билет и время от времени крутила головой по сторонам.
- Ну, чего мы тут стоим? – раскрасневшийся на солнце Веснин начинал нервничать. - Дети в туалет хотят! Мы тебя там, внутри подождем!
Леха махнул Татьяне рукой.
- Постойте, Алексей! – прокричала в ответ Татьяна. - У меня остался лишний билет! Кого-то не хватает! У Вас все на месте?
Леха внимательно посмотрел сначала на меня, затем на прижавшихся к маме Стаса и Риту, перевел взгляд на Наташу, обнимающую Славку и Женю и с удовлетворением крикнул в ответ:
- У нас полный комплект!
Стас посмотрел на Наташу с детьми, задумался, перекатил к носу зрачки, вытянул трубочкой губы и, обращаясь во вселенную, спросил:
- А Жанна где?

СИНГАПУР.

Проход в салон первого класса загораживал своим телом старший команды бортпроводников. Я, как это сделал бы уверенный в своих действиях оператор Мосфильма, поправил на плече огромную кинокамеру, посмотрел в видоискатель на удивленное лицо стюарда, плавно отснял ракурсы слева и справа от его монументальной фигуры, сморщился от недостатка освещения и на пару секунд оторвавшись от камеры, с улыбкой сказал ему:
«Только без обид, товарищ! Портите картинку! Не нужно тут стоять, просто присядьте!»
«Стасик! Ты вернулся! Может быть, ты все же что-нибудь нам споешь?»
К моему удивлению, у шестилетнего Стаса уже завязались какие-то отношения с симпатичной стюардессой, которая широко улыбалась и махала нам рукой. Выполнявший роль охранника стюард понял, что поводов для беспокойства нет, и послушно сел на боковое кресло.
В салоне шла подготовка к съемке одного из эпизодов кинокомедии «Третий не лишний». Главные герои фильма -актеры Борис Щербаков и Михаил Кокшенов просматривали текст. Все остальные занимались своими делами, и на нас вообще никто не обращал внимания. Поэтому через некоторое время мы расположились в служебном помещении в носовой части самолета, где находились собравшиеся тут стюардессы, выразившие желание быть зрителями на концерте будущей звезды Instagram.
Стас уже преодолел барьер ненужного смущения, расслабился и запел:
«Я сегодня немного пьян
И не сяду уже за руль.
Закрывается ресторан,
Обнимает ночной июль……
Такси, такси. Вези, вези…..»
Дверь в кабину экипажа открылась. Из нее вышел строгий усатый молодой человек в белой рубашке, который посмотрел на меня и голосом Анатолия Папанова спросил:
«Такси на Дубровку Вы заказывали? – он загоготал от собственной шутки и, не дожидаясь ответа, скрылся в туалете».
«Сынок, подойди поближе! Здесь ничего не слышно! – улыбающийся во весь рот командир корабля приглашающе махнул Стасу рукой, и мы вошли в кабину экипажа».
Я с тревогой осмотрел ее стены, облепленные круглыми, похожими на циферблаты часов приборами. И, продолжая тему, заданную вторым пилотом, спросил:
- А где Михаил Иванович?
- Я за него! – еще шире улыбнулся командир, - Обстоятельства изменились. Снимать гипс будем сегодня! Присаживайтесь, товарищ! – и указал Стасу на расположенное справа от него кресло второго пилота.
Присутствие в кабине экипажа посторонних лиц, тем более допуск за штурвал ребенка, являлось грубейшим нарушением служебной инструкции. Но, очарованные фантастическим видом, открывавшимся из кабины пилотов, мы об этом даже не думали.
Изумрудная гладь Индийского океана плавно перетекала в голубой небосвод. Линия горизонта при этом отсутствовала. Стас сидел в кресле, держался за двигающийся штурвал и смотрел на эту картинку восторженными глазами. Наверное,в такие моменты у молодого человека должно возникать желание связать свою жизнь с авиацией.

СИНГАПУР.

Громадный Ил-86 легко оторвался от земли. Командир, набрав необходимую высоту, лихо завалил самолет на крыло и уверенно выполнил левый разворот. Вероятно, карьеру пилота он начинал как летчик-истребитель. После очередной посадки в салоне практически не осталось пассажиров. Измученные нарзаном туристы, а их в нашей группе было около двадцати человек, разбрелись по салону, улеглись поперек кресел, заняв сразу по три места, и погрузились в легкий безмятежный сон.
В головной части самолета, там, где располагались места для пассажиров первого класса, наблюдалась какая-то активность. Группа профессионалов, одетых в одинаковую черную форму, распаковывала выставленные в проход перед дверью в кабину экипажа большие черные ящики. Один из них прошел по салону в нашу сторону, внимательно осмотрел спящие тела и задернул серую штору, отрезая происходящие там события от посторонних глаз.
«Надеюсь, это не террористы? – прошептала находящаяся под впечатлением недавно просмотренного фильма «Пассажир 57» прижавшаяся ко мне Татьяна».
Неожиданно шторы раздвинулись, и в них появилась растрепанная голова Стаса. Он вытянул губы трубочкой, собрал в кучу глаза, перекатив зрачки к носу и, качая головой, направился к нашим креслам:
- Будут снимать кино! Уже достают аппаратуру! – ребенок внес некоторую ясность в происходящие на борту события.
Несмотря на предпринятые попытки скопировать кривляния сына, я не смог ничего сделать со своими глазами и поэтому, превратив губы в подобие вантуза, строго спросил:
- Откуда информация?
- Стюардесса тетя Лена сказала! И ещё я САМ это видел! – с достоинством ответил Станислав.
«Так, Таня! Остаешься в салоне за старшего! А мы со Стасом должны в этом участвовать! – не предполагающим возражений голосом сказал я супруге и достал из-под сидения большую наплечную видеокамеру «PanasonicМ-3500»».

СИНГАПУР.

Вылет прямого рейса авиакомпании «Трансаэро» по маршруту Москва-Сингапур задерживался на два часа. Затем еще на два. А после появления в новостной ленте информации об авиакатастрофе А-310, летевшего в Гонконг, все рейсы, выполняемые на аэробусах, были отменены. Тем не менее службы организации перевозок аэропорта Шереметьево 2 оперативно справились с непредвиденной логистической проблемой. И уже вечером наши семьи в полном составе заняли все девять мест в двенадцатом ряду потрепанного жизнью широкофюзеляжного ИЛ-86 компании «Аэрофлот»следовавшего по более сложному маршруту: Москва – Ташкент – Дели – Сингапур.
Аэровокзал казавшейся мертвой воздушной гавани ночного Ташкента произвел на нас удручающее впечатление.Закрытые туалеты, пренебрежительное отношение пограничников, отсутствие какого-либо сервиса и невозможность купить даже воду не давали возможности настроится на позитивную волну.
Так или иначе, мы провели там три часа, и подъем на борт был как возвращение на Родину, где стюардессы воспринимались как близкие родственники. В самолете стало значительно свободнее. Основное количество летевших с нами пассажиров осталось в столице Узбекистана. А из вновь прибывших была лишь группа индийских кришнаитов в белых марлевых халатах. По прилёту в Дели они первыми покинули самолет, оставив за собой невообразимые горы мусора. Это, вероятно, было национальной индийской традицией, которая на основании определенного опыта учитывалась перевозчиком. Поэтому у трапа самолета стояла многочисленная группа уборщиков, вооруженных пакетами и метлами, с нетерпением ждущих выхода пассажиров.
«Стоянка два часа на уборку и дозаправку! – голосом водителя автобуса объявил старший смены бортпроводников. – Рекомендуем не оставлять вещи в карманах впереди стоящих кресел!»
Суть сказанной им фразы дошла до всех лишь после возвращения в салон ставшего уже родным авиалайнера. Мусора в нём, казалось, не убавилось. Зато карманы кресел везде были абсолютно пустыми. В связи с этим первые минуты дальнейшего полета прошли под слезы и всхлипы четырехлетней Маргариты, аккуратно сложившей в карман кресла перед выходом из самолёта в Дели альбом для рисования и набор новых фломастеров.

СИНГАПУР.

Мы сидели за большим обеденным столом на кухне квартиры Алексея Веснина, расположенной в Сыктывкаре, в доме по улице Кутузова, 5. Мы жили в одном подъезде, дружили семьями и часто ходили друг к другу в гости.
До нового 1994 года оставалось около двух недель, но сегодняшний ужин был организован без повода. Леха достал из погреба соленые грузди, запотевшие банки ярко-красных маринованных помидоров-пальчиков и хрустящих огурцов, нарезал переданного Юркой Угрюмовым, его одноклассником из Печоры , лоснящегося от жира малосольного хариуса, отварил кастрюлю рассыпчатой домашней картошки и понял, что есть это все одному просто не прилично. С этой оценкой согласились не только наша семья, но и семьи Капустиных и Бакалов. Правда, после увеличения числа едоков Лехе пришлось еще раз лезть в погреб, чтобы достать дополнительный штоф высококачественного самогона, который производился с добавлением меда и острого перца, а Наталье - месить тесто для выпечки.
Вечер проходил весело и непринужденно. На время смены сервировки, в ожидании чаепития с ягодными пирогами,участники вечеринки переместились в гостиную для деджистивов и танцев.
Алексей наполнил две рюмки прозрачной, как слеза,жидкостью, по цвету похожей на золотую текилу, посмотрел в окно и сказал:
- Мишаня, ты смотри, сколько в этом году снега навалило! Второй месяц мороз не меньше двадцати градусов!
- Не понял! Это что? Тост? Давай тогда лучше за любовь! – я поднял рюмку, чокнулся и проглотил  ее содержимое.
- Так и я об этом! – Леха выпил свою порцию, закинул в рот покрывшийся каплями рассола помидор и продолжил. – Надо своих баб вывозить куда-то в тепло!
В то время я еще не знал, что через несколько десятилетий одним из популярнейших вариантов для решения этой задачи будет поездка с семьей в Геленджик. И поэтому, глядя на улицу через покрытое замысловатым морозным узором балконное стекло, поежился и после некоторых раздумий предложил:
- Давай в Сингапур! Мне кажется, там точно не холодно!

На фотографиях: обложка альбома, директор шахты «комсомольская» Василий Авдеев, фото из лавы, мэр Воркуты Александр Сегаль, Глава Республики Юрий Спиридонов и почти полный состав нашего бюро,

Впечатленные пребыванием в Воркуте датчане стилизовали его обложку под угольную породу, так выглядит на срезе кусок антрацита.

ВОРКУТА.

Мэр Воркуты Александр Сегаль стоял в углу просторного кабинета на фоне развернутого красного знамени и даже без кожаного пиджака и фуражки был похож на героя революции и гражданской войны товарища Троцкого. Глядя на фотографию градоначальника в этом можно убедиться даже сейчас, посмотрев фильм с одноименным названием, где главного героя великолепно играет Константин Хабенский.
Хозяин кабинета улыбнулся и пожал руку каждому из присутствующих отдельно. В это время Авдеев выставил на стол пять бутылок коньяка. Сегаль посмотрел на похожую на звезду композицию, остался доволен увиденным, но все же спросил:  
- А закуска где?
- Что у тебя и закусить нечем? – изумился Авдеев.
- Ну ничего! Шахтеры коньяк не закусывают! – парировал мэр и ловко открыл бутылку.
В это время директор шахты хлопал дверцами шкафов в поисках посуды.
- Вася, да ничего ты там не найдешь! Пить будем из крышки графина! - уверенно заявил мэр и наполнил янтарной жидкостью перевернутый хрустальный колпак. – Совсем вылетело из головы, что секретарша на ночь рюмки закрывает в сейф.
- На хрена? – удивился Авдеев.
Сегаль хотел применить для объяснения более подходящее слово, но, посмотрев на Степанову, сказал, обращаясь ко всем:
- Не поверите! Воруют!
Проанализировав перевод беседы двух крупных руководителей, сделанный Ириной, Розенборг с ехидной улыбкой спросил:
- А кто же тогда обеспечивает сохранность главной святыни, находящейся в этом кабинете? – и махнул головой в сторону знамени.
Сегаль сделался серьезным, передал сосуд с напитком Авдееву, подошел к своему столу, уперся на его поверхность руками и заявил:
- А вот это уже зона моей личной ответственности! И здесь враг не пройдет!
Он потянул на себя выдвижной ящик и вытащил оттуда потертый временем пистолет ТТ.
- Ну и слава Богу! Значит, сейчас и мы в безопасности! – загоготал Авдеев. – За это и выпьем!
Неожиданно выяснилось, что до отправления поезда осталось двадцать минут.
«Какие двадцать минут? – удивился мэр. – Мы же еще даже не начинали!»
Он поднял трубку прямой связи с железнодорожным вокзалом и, дождавшись ответа, отдал короткую команду:
«Это Сегаль! Задержите Московский скорый на два часа, у меня люди!»
В Воркуте очень хорошо помнили нравы ГУЛАГа. Поэтому распоряжения вышестоящего руководства здесь не ставились под сомнение, а беспрекословно выполнялись.
«До отправления поезда осталось два часа двадцать минут! – голосом вокзального репродуктора произнес мэр. - Какие еще у Вас есть вопросы?»
Под легкое раскачивание купейного вагона и глухой стук колес Розенборг вспоминал события первого дня этой увлекательной поездки. Потомственный дворянин, ониспытывал чувство легкого стыда за неудобства, косвенно доставленные из-за него пассажирам этого скорого поезда,большинство из которых в это время уже спали. В коридор вышли Бьярн и Клауди. Датчане были одеты в белоснежное облегающее термобелье и белые тапочки. Дверь купе проводников приоткрылась, и оттуда послышались слова известной всем песни:
По тундре, по железной дороге
Где мчится поезд «Воркута – Ленинград»
Мы бежали с тобою от проклятой погони
Чтобы нас не настигнул пистолета разряд…
Бьярне Бидстед, хотя и не понимал дословного перевода, почему-то вспомнил воркутинского мэра с зажатым в руке пистолетом, посмотрел на стоящего рядом графа и сказал:
«Mister Rosenborg! You are very white and very sexy!»
Коридор наполнился дружным мужским смехом, на который, кроме проводников, отреагировала и высунувшаяся из купе Ирина Степанова, скомандовав почему-то по-русски:
«Мальчики! Быстро по койкам! Завтра тяжелый день!»
Печора встретила нас влажным ледяным туманом. Хотя географически мы переместились на юг, казалось, что здесь еще холоднее.
В гостинице я получил телеграмму о том, что у Татьяны умер отец и был вынужден вылететь в Сыктывкар. Для организационного обеспечения работы делегации вместо меня сюда прибыл Алексей Веснин. Но это уже совсем другая история. Леха еще только готовит к публикации свои мемуары.
Альбом о Республике Коми был распространен по Посольствам уже в середине декабря.

ВОРКУТА.

Охватившее всех напряжение ушло лишь наверху, в душевой. Бьярн Бидстед с улыбкой сказал Кристиану, глядя на черные струи воды, стекающие по его коленкам:
- Господин Розенборг, Ваше благородное тело впитало в себя слишком много редкоземельных металлов. Вряд ли вы сможете отмыть их остатки хозяйственным мылом. В связи с этим у Вас могут возникнуть проблемы при прохождении спецконтроля в Шереметьево.
- Да, господин Бидстед! Признаюсь, я впервые в жизни так извазюкался! – в тон ему ответил датчанин.
- Можете особо и не стараться! – продолжил Бьярн. – В Ухте мы планируем посетить поселок Ярега. Там применяется уникальный способ добычи тяжелой нефти - шахтным способом. Вот после ее посещения уже и помоетесь!
После этих слов душевая содрогнулась от дружного мужского хохота. Румяные, благоухающие дорогим одеколоном, утеплившиеся имеющимися у них комплектами термобелья, которое, наученные горьким опытом, они уже не снимали до конца поездки, датчане переместились в столовую.
Здесь, несмотря на отсутствие продуктов на полках Воркутинских магазинов, прошел вызывающе нескромный обед. Тут же состоялась и короткая церемония посвящения нас в шахтеры.
Мы пробыли на шахте почти 6 часов и уже не успевали до отъезда встретиться с начальником комбината«Печоршахтострой» Юрием Полетаевым. А он, обидевшись, отказался ехать в городскую администрацию.
Авдеев поднял трубку прямой связи с мэром и коротко доложил:
- Саша! Программу пребывания на шахте мы выполнили! Выдвигаемся к тебе! Времени в обрез! В 21.00 поезд!
- Все понял! Жду! Не волнуйся, Василий! Все успеем! Ты там захвати что-нибудь с собой, а то у меня тут ничего нет! – звучал из телефона голос Сегаля.
- Все уже взял! – сказал, как отрезал, Авдеев и положил трубку.
 

ВОРКУТА.

- Бляяяя! – ответил ему бригадир смены, выплеснув в крике накопившуюся боль и досаду. В переводе с монгольского языка на русский это значило: «Ну я же на каждой планерке говорю, что насосы нужно менять!»
«А это точно у нас? Или что-то с электричеством случилось наверху?» – бригадир вновь заглушил криком работающий комбайн.
Не дожидаясь ответа главного инженера, он оторвал от стены металлическую трубку внутренней связи, скорее похожую на отбойный молоток, чем на телефон, и,держа ее двумя руками, заорал в прижатую к губам мембрану:
- На седьмом участке в лаву не поступает вода! А у меня там перед комбайном пять человек иностранцев. Сейчас их там всех в фарш перемелет!
Казалось, что наверху его слышат и без телефона. Получив ответ, он с грохотом воткнул трубку на место и снова заорал:
«Проблема у нас! Наверху все нормально!»
Мой товарищ Сергей Морозов, мастер спорта международного класса по хоккею с мячом, известный в Сыктывкаре вратарь команды «Строитель» рассказывал, что при подборе голкиперов учитывается не только физическая форма, хорошая реакция, но и наличие у спортсмена громкого командного голоса, необходимого для управления игроками на огромной ледяной уличной площадке, в атмосфере шума и криков болельщиков. Вероятно, при подборе кадров среднего управленческого звена шахтеров на это тоже обращают внимание. Не знаю почему, но тогда,в атмосфере приближающейся катастрофы, мне пришла в голову именно эта аналогия.
Плотность угольной пыли уже затрудняла дыхание. Все мы стояли, вжавшись спинами в металлические переборки свода тоннеля и у с ужасом смотрели на трясущуюся приближающуюся машину. Пространство вокруг было наполнено грохотом и вибрацией. В состоянии экстаза находился лишь Клауди, продолжавший щелкать фотоаппаратом.
- Вырубай вспышку, долбоеб! – кричали снизу. Но комбайн уже проехал мимо Ирины Степановой, полностью перекрыв грохотом слова перевода и ее обращенные к фотографу взмахи руками. Было полное ощущение, что мы стоим на краю железнодорожной платформы во время прохождения по ней поезда с товарным составом. Еще раз вспыхнул свет, выхватив из темноты вгрызающуюся в окаменевший грунт головку комбайна, и сверху, словно из ведра, хлынул дождь.
 

ВОРКУТА.

Температура воздуха на глубине тысячи метров постоянная – больше нуля. Тем не менее все мы еще до окончания спуска основательно замерзли. Неотъемлемой частью системы газовой безопасности является мощная система вентиляции. С этой целью воздух в огромных количествах закачивается в шахтные туннели. Постоянный сквозняк является профилактикой от скопления метана. Для более-менее комфортной работы под землёй входной воздушный поток, конечно же, должен все время подогреваться. Но это требует огромных затрат на электроэнергию, и ради её экономии и снижения затрат воздух не греют. Знающие это опытные шахтеры надевают под спецодежду шерстяные пояса, свитера и теплые жилетки. Нам же об этом никто не сказал. Поэтому и мы, и члены иностранной делегации, вероятно, в воспитательных целях, все как один были одеты в соответствии с общепринятыми требованиями. А это – хлопчатобумажный комплект тонкого нательного белья и черная грубая роба. Поступающий сверху ледяной воздух в зимнее время превращал пустоты под землей в естественный холодильник. Поэтому внизу, после остановки лифта, в ожидании поезда все разделились по парам и принялись оттачивать на практике приемы борьбы нанайских мальчиков, экспертом в которой выступила Ирина Степанова. Слегка согревшись, мы разместились в металлических вагончиках, больше похожих на вагонетки для перевозки угля небольшого электропоезда, и с грохотом и тряской отправились в черную дыру идущего под уклон туннеля. Освещаемые нашими налобными фонарями его стены, обвитые паутиной проводов, и убогое состояние поезда полностью подтверждали мысли о том, что мы находимся в павильоне объединения «Мосфильм» на съемках трагикомедии «Кин-дза-дза», где выстроены декорации метро планеты Плюк.
Шлепая резиновыми сапогами по «чаче» - черной кашице из намокшей угольной пыли, мы, наконец, добрались до лавы. Здесь, в месте, где шла непосредственная добыча, при работе комбайна возникало огромное количество угольной пыли, которую в целях недопущения воспламенения осаждали путем распыления воды. Сфотографировать головку комбайна, вгрызающегося в окаменевшую породу,можно было и на обесточенной машине. Видеокамер с собой ни у кого не было, только фотоаппараты. Но,вероятно, для полного погружения в атмосферу и чтобы почувствовать себя настоящими шахтерами, решили, что комбайн при съемке должен работать.
Сейчас, после профилактики, он стоял внизу фронта добычи. Мы пролезли в лаву вдоль транспортерной ленты, мимо огромной, еще теплой машины. Расстояние от нее до укрепленного анкерами стены свода тоннеля было немногим больше одного метра. Я, имеющий в то время стройную фигуру, собрал животом толстый слой жирной угольной пыли. На расстоянии около трех метров выше комбайна Клауди расставил штативы со вспышками и приготовил фотокамеры. Получив от нас сигнал готовности к представлению, главный инженер перекрестился и включил пускатель. Воздух вокруг стал влажным. Отовсюду закапала мелкая водяная пыль. Еще через пару секунд туннель наполнился грохотом и вибрацией, в результате которой от угольного пласта с открытого участка начали падать на транспортерную ленту куски породы. Подобно огромной торпеде, комбайн полз вверх, как рубанком, срезая уголь, который тут же убирался двигающимся конвейером.
Неожиданно воздух в лаве стал сухим. Все вокруг заполнилось густой пылью, которая оседала на ресницах, забивалась в нос и как порошок, ощущалась на зубах. В это время нас озарила вспышка первой фотокамеры. Клауди крутил объектив, пытаясь найти пропавшую резкость . Пространство вокруг на миг наполнилось миллионом светящихся частиц.Мы находились как будто бы в космосе. Идеалистическую картинку нарушил крик главного инженера, перекрывший шум работающей машины:
«Бляяяя! Насос на подаче воды накрылся!»

ВОРКУТА.

В кабинете на несколько секунд установилась тревожная тишина. Затем раздался грохот опрокинутого кресла и нечеловеческий рев Авдеева, который уже в коридоре перешел на, видимо, привычный и понятный всем мат:
- Деркачев!!! Где этот мудак, которого мы поставили к электро-щитовой? …………………………………………………………………………………………а у вас тут никого нет!
- Василий! Пойми, приспичило человеку, отошел в туалет, – пытался объяснить ситуацию заместитель директора.
- Вы что меня перед иностранцами позорите! – снова взревел Авдеев. – Простой вопрос решить не можете!...................................... Ведро ему тут поставьте! И скажите, что свою годовую премию он сегодня в полном объеме спустил в унитаз!
В это время в кабинете с искрами и треском включились растровые светильники. Позицию у рубильника на некоторое время занял заместитель директора шахты по коммерческим вопросам.
Интервью заканчивалось. Предстоял спуск в шахту для фотосъемки. Планировалось пробраться в лаву и снять процесс работы комбайна, вскрывающего породу.
В то время «Комсомольская» была самой глубокой угольной шахтой России. Глубина залегания пласта колебалась в районе тысячи, тысячи ста метров, а протяженность горных выработок под землей составляла более ста километров. Шахта эксплуатировалась почти двадцать лет и,естественно, требовала технического перевооружения. Из-за высокой концентрации метана Ростехнадзор неоднократнопытался приостановить добычу.
- Господин директор! Может быть, нам не стоит пользоваться при съемке фотовспышками, раз уж там,внизу, на отдельных участках наблюдается высокая концентрация газа? Технадзор, вероятно, будет категорически возражать, - перевела речь фотографа Ирина Степанова.
Авдеев насупился, покраснел и безапелляционно заявил:
- На шахте я хозяин, а не Гостехнадзор! Поэтому берите с собой любую необходимую аппаратуру, чтобы снова туда не возвращаться!
Еще через двадцать минут мы, одетые в шахтерские спецовки, резиновые сапоги и каски с налобными аккумуляторными фонарями, шагнули на открытую площадку грузового лифта, который со скрежетом начал проваливаться в преисподнюю. Совершенно непроизвольно все собрались в центре вокруг длинного, похожего на пилон фотоштатива.
«Если сейчас выпасть из клети (никто из шахтеров не называл эту грузо-подъемную машину лифтом), то до нижней точки не долететь, – сопровождавший нас главный инженер подмигнул слегка встревоженной Степановой,указывая на шершавую стену ствола за перилами лифта, – за тысячу метров все тело, как наждаком до костей сотрет».
Дальше, после перевода этой фразы на английский, спускались молча.

ВОРКУТА.

Через час, уже в сумерках, вездеход подъехал к зданию управления шахтой. Встречающий нас заместитель директора шахты пригласил гостей к себе в кабинет, где заставил выпить по полстакана коньяка. Только после того, как цвет наших носов начал менять окрас с бледно-голубого на розовый, а язык и отмерзшие губы стали формулировать понятные всем слова, нам позволили проследовать в помещение, где проходила встреча с Генеральным директором шахты Василием Авдеевым.
Кроме самого Авдеева в кабинете находились журналисты, переводчик и инвесторы проекта Бьярне Бидстед и Кристиан Розенборг, который, как выяснилось впоследствии, оказался представителем Датской Королевской фамилии, имеющим наследственный дворянский титул. Руководитель шахты, широко расставив ноги, словно готовясь к броску, сидел в дорогом кожаном кресле, которое явно выбивалось из общего совкового интерьера. За его спиной во всю стену располагалась карта залегания пластов антрацита в Печорском угольном бассейне. В ее правом верхнем углу красовался жирный черный штамп: «СЕКРЕТНО». Глаза директора горели яростью. Его красного цвета лицо покрылось испариной.Правой рукой он плотно прижимал к уху эбонитовую трубку внутренней телефонной связи и, несмотря на включенные диктофоны, орал на невидимого абонента матом, используя слова, отдельный смысл которых не понимал ни я, ни наш высококвалифицированный переводчик Ирина Степанова.
Дело было в том, что за время часовой встречи в кабинете генерального директора семь раз отключалась электроэнергия, и добрая половина интервью прошла в кромешной темноте. Поэтому убедительный рассказ о том, что всё здесь самое-самое и аналогов этому нет, после очередного отключения начал вызывать ехидные улыбки все понимающих иностранцев.
- ……………ну так какого хера я с тобой базарю? Ты разобрался, в чем проблема? – руководитель немного успокоился и перешел на более-менее литературный язык.
Он жадно выпил стакан воды, отлепив от уха черную трубку, из которой слышалось:
- Автомат в распределительном щите выбивает, а заменить его сейчас нечем!
- Так поставь возле рубильника шахтера! Если нужно,сними кого-то со смены! Пусть стоит и смотрит за этим автоматом!
Довольный тем, что решение проблемы найдено, он шумно выдохнул, повернулся в нашу сторону и, широко улыбнувшись, спросил:
- Ну что, удалось сделать хорошие фотографии?
- Это будет видно только после проявки пленки. Но я бы не стал надеяться на что-то особенное. – ответил Клауди и подошел к установленной на штатив фотокамере. - Давайте сейчас сделаем Вашу фотографию!
Авдеев расправил плечи и сделал волевое лицо. Нащелкав достаточное количество кадров, датчанин оторвался от камеры и спросил, ткнув пальцем в штамп «СЕКРЕТНО»:
- А с этим проблем не будет?
Директор словно в первый раз посмотрел на карту, затем на Клауди и сказал:
- А это при проявке пленки уберите!
В это время за дверью что-то щелкнуло, и в кабинете снова стало темно.

Вид на шахту «Комсомольская» через пелену ледяного тумана и вездеход Васильича.

ВОРКУТА.

В Воркуте были запланированы встречи с руководством шахты «Комсомольская», генеральным директором объединения «Печоршахтострой» и с мэром города. Вечером поездом Воркута – Москва группа должна была выехать в город Печора. До поселка, где располагалась шахта, было чуть больше двадцати километров. Пейзаж вокруг ведущей туда дороги был совершенно апокалипсическим. За окнами автомобилей наблюдалась сплошная ледяная пустыня.
- Майкл, а что же здесь снимать? – со слезами на глазах через каждые десять минут спрашивал меня фотограф.
- Не волнуйся, Клауди! Снимать будем людей! – я старался морально поддержать расстроенного профессионала, понимая, что время для съемок выбрано крайне неудачное.
- Ну а хотя бы панораму самой шахты снять у нас получится? – спросил я у представителя «Воркутауголь».
- В принципе, да! Хорошие снимки получаются со стороны тундры. Но заехать туда можно только на вездеходе. Температура воздуха здесь сейчас около минус пятидесяти градусов. Техника стоит, завести ее невозможно. В поселке есть один мужик, у него свой, собранный из металлолома танковый тягач, работающий на неизвестном топливе. Но его еще нужно найти! И лучше трезвым!
Хозяин этой чудо техники, крепкий невысокий мужичок, одетый в ватные штаны, валенки и длинный овчинный тулуп ответственного работника НКВД, был первым, кто встретил нас при прибытии на место.
«Васильич! – представился он. – Если хотите что-то сфотографировать, то нужно торопиться. Через час будет темно!»
Он открыл железную дверь похожего на танк без пушки гусеничного транспортного средства. Получив информацию о возможности фотосьемки, Клауди схватил сумки с аппаратурой и, как опытный танкист, юркнул в распахнутый люк. Я не смог показать такого же проворства и пролез внутрь, изрядно оцарапав затылок.
Внутри вездеход был полностью металлическим. На его промерзших, покрытых жирным инеем скамейках можно было производить шоковую заморозку пельменей. Даже в отсутствие градусника было понятно, что температура внутри значительно ниже, чем снаружи.
Дверные петли противно заскрипели, и входной люк с грохотом закрылся. В полной темноте, широко расставив ноги, мы с Клауди слились в композиции, которая могла бы стать прообразом монумента, подтверждающего, что сексуальная революция, преодолев искусственные барьеры,все же добралась из Дании до северных зырянских  земель.Клауди вздрогнул от звука еще одного закрывшегося люка.Вездеход взревел и рванулся вперед, а мы по инерции второй раз за день рухнули вниз, под лавки.