папосынский момент мэтта и кея
[экстра-продолжение этой главы]
– кей всихихикивает – хрипло и как-то невесело: «пиво, пап! пиво мне еще нельзя, а ребенка уже можно»
– он лежит, спрятав лицо в диванных подушках. мэтт гладит его меж лопаток, чувствуя, как ребра ходят ходуном
– что тут, блядь, скажешь, чтобы не усугубить? вот поэтому мэтт молчит и позволяет ему пережить истерику без комментариев
– он руками чувствует, как смех переходит во всхлип, и ладно, с него хватит. он тянется, разворачивая к себе лицом и сгребая сына в неудобные объятия, продолжая опираться коленями о мягкий ворс ковра
– «что я наделал», – хрипит он
– блядь
– черт возьми
– «ребенка. ты сделал ребенка. это страшно, но хорошо. поверь мне»
– кей ничего не говорит с минуту, дрожь проходит по его телу крупными волнами. он снова кажется маленьким и хрупким в руках, и о, черт возьми, мэтт понятия не имеет, как сделать это – признать, что ребенок вырос. принять это ощущение
– они сидят так, молчаливо сопя друг другу на уши. пока кей не отрывается, стыдливо пряча глаза. неловко кашлянув, буркает: «это странно. мне ведь не пять»
– мэтт замирает, не отстраняясь полностью. не отрывает руку от его локтя: «ты мой ребенок. я знаю, что тебе не пять. но ты мой ребенок и тебе страшно. если я могу сделать что-то, чтобы помочь, и это что-то – объятия, кому нахрен какая разница, странно ли это? с каких вообще пор для тебя это странно?»
– кей, секунду подумав, дёргает плечом в жесте неопределенности
– мэтт вздыхает, поднимаясь на диван рядом с ним
– он взрослый. высокий. черты лица заострились, почти приобрели мужественные черты. не осталось и следа от детской припухлости щек, а мэтту он все равно кажется маленьким. все еще слишком свежи воспоминания, как он впервые взял его на руки в больничной палате. невероятно пугающе со всей его тогдашней хрупкостью, но абсолютно потрясно
– он улыбается воспоминанию, уставившись на свою ладонь. надо же. он мог в ней удержать чуть больше половины его тела
– «я, знаешь, вообще нихрена не понимал, что делаю, когда появился ты. ни у кого из наших детей еще не было, так что... я действовал наугад. дэн тоже. ты был беспроблемным. не знаю, как нам так повезло с тобой, но даже так я умудрялся лажать. надел однажды тебе подгузник шиворот-навыворот и удивлялся, что ты через час уже весь сырой. до этого еще надел мамин. ну, знаешь, послеродовой»
– «пап, ты че?» – наконец фыркает кей. губы изгибаются в улыбке, нагло спертой у дэн. он весело взглядывает, а потом снова меркнет, пряча глаза
– «в свое оправдание скажу, что они лежали рядом с твоими на пеленальном столике! – пытается задержать его улыбку мэтт. не получается, но, по крайней мере, дыхание кея медленно выравнивается. уже лучше. – дэн тебя спасла, но долго смеялась надо мной и ворчала, чтобы я ее не смешил. а еще у тебя была какая-то сыпь на щеках, потом на заднице, потом разбирались с синехиями крайней плоти. короче, весело. понятно, что педиатры для того и нужны, но мне все равно порой хотелось, чтобы родители помогли. может, подсказали что-то. не знаю. а они не могли. я был на няне почти с рождения. они понятия не имели. отец так вообще... – он притихает, не уверенный, что хочет как-то комментировать поведение папы перед кеем. – я просто говорю, что я есть у тебя. мама есть у тебя. ты все еще наш ребенок. у которого будет ребенок. мы в любом случае поможем тебе в этом, насколько сможем»
– кей кивает, хмурясь
– мэтт приобнимает его за плечи, поглаживая по руке: «эй, все будет нормально. то, что тебе страшно, – признак ума, а не наоборот. значит, ты понимаешь, что это большая ответственность. я лет с двадцати знал, что хочу однажды стать папой, но все равно был напуган до усрачки, когда у нас наконец получился ты»
– «тебе было не восемнадцать», – буркает кей
– «точно. на десять лет больше, а я все равно был напуган»
– «никогда нельзя быть готовым полностью?»
#mpregau