Фокусировка | Психология

Почему говорят, что терапия не про счастье

И что продвижение и рост сопровождаются ощущением, что стало сложнее. Потому что рост и есть усложнение. Более сложные варианты реагирования, более сложное восприятие (многосоставное, цельное, в отличие от простого черно-белого мышления), более сложные психические защиты. Больше чувств удается замечать и выносить в своем собственном внутреннем пространстве, а не отщеплять их в других людей, не диссоциировать.

Дальше будет небольшая зарисовка про то, как может выглядеть прогресс в терапии (но как он поначалу совсем не ощущается прогрессом)

К примеру, мама не была хорошим контейнером, то есть не могла спокойно и доброжелательно выдерживать интенсивные переживания младенца и сочувствовать ему в его сложности (причин для этого масса, начиная от тяжелых нарциссических нарушений, заканчивая постродовой депрессией, но мы сейчас не про маму, а про результат). Быть рядом, слышать ужасный крик, видеть слезы, и не раздражаться, а возвращать ребенку его сырые переживания в удобоваримом виде («кажется, ты проголодался/замерз/испугался») — функция хорошего контейнера. Мама «берет в себя» сложное и невыносимое для ребенка и возвращает то, что он может вынести. Этот процесс называется контейнирование.

Вы можете представить себе этот эффект, если вспомните, как долго терзались чем-то не вполне понятным и тяжелым, мир казался ужасным и бессмысленным, а потом вы поели, и все стало хорошо. И теперь, когда вы голодны, то уже знаете, про что эти катастрофические переживания. Мир не рушится, это просто голод.

Если мама так делает более-менее регулярно, ребенок постепенно перенимает у нее эту функцию, и внутри вырастает собственный контейнер для переработки тяжелого и неясного в удобоваримое и понятное. Если у мамы не вышло, ребенок не научается безболезненно справляться со своими эмоциями самостоятельно. И дальше есть много разных прикольных (на самом деле нет) вариантов, куда можно девать свои невыносимые эмоции. Примерно про это все психические защиты. Эмоции можно «помещать в тело» (и там уж организм сам решит, что начнет отваливаться под влиянием стресса), отщеплять и «помещать в других людей» («какие-то все вокруг враждебные мрази») или хранить расщепление внутри себя (и тогда я, как и значимые другие впрочем, то полностью хороший, то полностью плохой) и кучу всего еще. Понятно, что все это имеет свои неприятные последствия: психосоматика, подозрительность, недоверие, тревожность, выбор ненадежных партнеров и прочие штуки.

И вот человек приходит на терапию в надежде, что его страдание куда-нибудь уйдет. А базовая техника работы любого психолога — угадаете, что? — то самое контейнирование. Быть рядом, выдерживать даже самые тяжелые переживания, связывать их с тем, что их вызвало, быть в этот момент доброжелательным и сочувствующим. Сверху могут накладываться самые разные техники, не суть, в данном случае не они главное, потому что фон и база должны быть именно про это.

Проходит время. Контейнер у человека укрепляется. Становится возможным замечать и вмещать в себя свои переживания, не отрывая их от себя и не стараясь избавиться (ну то есть стараться-то никто не перестает, нашли дурака, просто это не так уж хорошо подчиняется сознательным усилиям). И человек начинает чувствовать чувства. Как правило, не самые приятные. Становится очень тревожно (потому что заметил свою нуждаемость к другому и даже решился на близость, а другой ведь может в любой момент уйти!), страшно (потому что отследил, что и у тебя, и у другого есть сексуальность, которая всегда про нарушение границ, а оно в свою очередь ассоциируется только с насилием), больно (потому что столько непрожитого горя осталось запихнутым под лавку до лучших времен, читай: пока психика не разовьется до требуемого уровня).

И ты такой — какого фига? Я на терапию пришел за исцелением, а стало как будто только хуже! И сложно бывает поверить терапевту, что прогресс-то — вот он. Только за счет сложившихся терапевтических отношений в это время и выезжаем, конечно.

Потому что дальше открывается возможность свои потребности удовлетворять, новый корректирующий опыт приобретать, учиться неразрушительным для себя образом горевать и уже наконец идти дальше.

Зарисовка про эффект Даннинга-Крюгера

Человек говорит: я разбил вазу. Хорошая была, дорогая сердцу. А еще я думаю, что осенью нужно есть яблоки. Сосны вкусно пахнут, а в море холодно и страшно. Под одеялом снятся кошмары, выходит, нужно спать без него.

А я сижу и недоумеваю, как меня угораздило в какой-то момент (пару-тройку лет назад) подумать, что я уже все про психотерапию поняла и всячески в ней преисполнилась. И по этой причине даже на какой-то период от работы заскучать. Потому что в сказанном скорее всего есть какая-то связь, я ее сейчас чувствую, но в упор не вижу. И иду к супервизору, спрашиваю, как блин связаны море и яблоки? И почему про вазу мне не грустно, а одеяло страшно хочется навязать против желания, потому что ну как это — спать без него?

А супервизор говорит: здорово у тебя чувствительность работает. И еще что-то про расщепление и внутренний объект. Становится чуть более ясно (в моменте, потому что потом придется еще несколько раз мне это повторить, чтобы в голове уложилось).

Воистину, чем больше знаешь, тем меньше знаешь.

Человек думает, что про доказательность в терапии никому не будет интересно. Как же он не прав!

А вот и очередная часть статьи про "доказательность" психотерапии подъехала для тех кто следит:

https://telegra.ph/EHffektivna-li-psihoterapiya-10-07

Я не знаю смогу ли я закончить эту статью, или это как ремонт, который можно только прекратить.

Но, не смотря на огромное количество времени и сил, которые я затрачиваю на эту, походу, никому кроме меня не нужную деятельность, я вижу для себя как минимум два профита:

1. Навожу некоторую ясность с этим вопросом в своей башке
2. Разминаюсь перед диссером

Учиться новому сложно. Переучиваться еще сложнее. Познакомиться с ребенком на игровой площадке может быть смутительно, но все равно интересно. А вот если за плечами опыт того, что людям в целом доверять нельзя, потому что и дома особенно ничем душевным не поделишься, и в школе травили, новые знакомства будут приносить чаще негативные переживания. С таким грузом построить доверительные близкие отношения будет в разы сложнее. Но этого груза не видно, пока кто-то несколько раз не покажет на него пальцем. А потом его все равно не хочется учитывать и соглашаться с его наличием (потому что грустно, и зло, и больно). И только при наличии достаточных свободных ресурсов можно потихоньку думать, как его уменьшить.

К чему это все. Если пилить себя за свои ограничения, сил на примирение и с ними и их разрешение остается сильно меньше. Парадоксальная теория изменений в гештальт-терапии гласит о том, что изменения не начнутся, пока ты не примешь текущую ситуацию. Метакогнитивная терапия говорит нам о том, что пока ты стараешься избавиться от симптома, он будет только усиливаться. Вопрос «что делать?» очень жизненный и по-человечески понятный, но ответ на него в подавляющем большинстве случаев совсем не нужен. Психика сама все сделает, если ее не торопить и дать достаточно поддержки. Надеюсь, кому-то этот текст ее подкинет.

Легко ли заметить гирю, привязанную к руке?

Например, если рука у вас сломана, сложно не заметить, насколько снижается ваша функциональность. Привычные действия, не занимающие много ресурсов, перестают таковыми быть. Одеваться, есть, мыться — на все это теперь нужно тратить дополнительные силы, которых может уже не хватать на более сложную деятельность. Сверхусилие становится заметным, хотя даже в этой ситуации человек может продолжать требовать от себя результатов здорового человека с полностью функционирующей рукой. Однако в том случае, когда ограничение налицо, его легче принять и учесть. Гирю видно. Гири не было вчера, а сегодня она появилась. Я еще помню, как это — без нее.

А теперь представьте, что ее не видно. Сейчас много говорят про то, что на фоне большого стресса не стоит ждать от себя тех же результатов, что были раньше, в ситуации условной нормы. Мне близок пример с эмиграцией. И мне правда очень не нравится то, что для меня сейчас большим успехом стало не значительное повышение заработка, новый крутой проект или увеличение накоплений, а банальный выход в ноль и жизнь по средствам. Два года у меня ушло на то, чтобы научиться в новых реалиях тратить не больше, чем я зарабатываю (и это мне еще повезло, у меня была финансовая подушка). Про снижение требований к себе сейчас говорят именно потому, что это далеко не очевидно даже в ситуации радикальных жизненных изменений. Ведь руки и ноги целы, работа есть, а что там в психике происходит, куда уходит тонна энергии и как интенсивно ты эмоционально и когнитивно вкладываешься, чтобы даже не двигаться вперед, а хотя бы оставаться на месте — этого невооруженным глазом не видно. Но все еще можно соотнестись с собой в прошлом, позамечать изменения и сделать вывод не о своей несостоятельности, а об огромной внутренней работе, которая сжирает все силы.

А теперь давайте усложним задачу тем, что гирю не только не видно, но она была всегда (или так кажется, и не получается вспомнить, как это — иначе). Вот здесь самая мякотка. Обычно она дополняется привычкой не учитывать свои ощущения, ориентироваться на прекрасный образ «лучшей версии себя» и сравнивать свой опыт и способности с другими. Принять наличие гири в этой ситуации довольно проблематично. Потому что тяжело быть не должно, а значит это я недостаточный, плохой, ленивый, трусливый, недостойный и тд. Не получается построить удовлетворяющие отношения, хорошо работать работу, приятно отдыхать, есть достаточно/не есть так много (в то время как у других людей с этим все замечательно).

А то, что к рукам привязаны гири — физическое, эмоциональное и сексуализированное насилие, алкоголизм кого-то из родственников, постоянный игнор эмоциональных потребностей, отсутствие безопасного места, инфантилизация через гиперопеку либо же преждевременное взросление без возможности опираться на другого, деструктивные модели поведения, отсутствие надежной привязанности и многое-многое другое — про это можно даже знать, но чтобы всерьез это учитывать и строить ожидания от себя на основании своих реальных возможностей и ограничений, должно быть проделано много внутренней работы.

Вы могли бы справедливо возразить: «Но Маша, здесь же нет окна!», и были бы совершенно правы. Но я поясню свою безудержную радость на фоне этого досадного обстоятельства.

Дело в том, что здесь есть один плюс, который перекрывает тоску по красивым деревьям и возможности безграничного доступа к свежему воздуху. Здесь есть ясные границы. А это то, что является обязательным пунктом терапевтической работы. Границы включают в себя наличие расписания в гугл-доке, ясные договоренности по гарантиям доступности рабочего места, правила внесения/переноса оплаты за аренду и снятие с меня обязательств по распоряжению ключом от пространства.

Больше не будет ситуаций, когда в моем кабинете, где я работаю в одно и то же время уже несколько месяцев, внезапно появляется необходимость самостоятельно отстаивать право оставаться там и дальше (потому что ничего ни за кем не закреплено). Больше не нужно будет в свои выходные/рабочие часы нестись через весь город отдавать/забирать ключ, потому что ключей этих на всех специалистов не хватает. Больше не нужно фоном выдерживать тревогу и вину, что я перенесла/отменила сессию за сутки/двое/трое до назначенного времени, потому что нет никакой договоренности про отмены, каждый раз это решается заново. А психологи, вопреки нарциссическим фантазиям, тоже люди, и из родительской семьи мне достались сложности с отстаиванием границ. Да, я это делаю, но нет, мне все равно нифига не легко.

Короче, все это так сильно перевешивает окно, что я, пожалуй, еще какое-то время просто порадуюсь этому.

Щепотка рекомендаций и объявлений

Во-первых, мой лучший друг с коллегой собирают терапевтическую группу. Я когда-нибудь тоже обязательно научусь их собирать, а пока можете залететь к нему (и заодно поздравить с др, который был вчера!)

Во-вторых, мой приятель и коллега Илья @psychology_kursk начал активно развиваться в терапии, вести канал и искать клиентов. Например, здесь он немного пишет про ролевые настолки (моя большая любовь). Можете зайти поинтересоваться.

И в-последних, я-таки нашла крутой кабинет в Ереване. Так что есть одно место для офлайн терапии по пятницам или субботам.

В целом все. На неделе похвастаюсь кабинетом!

Оказывается, если договориться, что мы вообще-то скоро завершаем работу, появляется много разных чувств, которые не разворачиваются, если завершить терапию одной сессией (или текстовым сообщением своему терапевту). А если основной запрос был именно на сепарацию/страх брошенности, то львиная доля возможного результата просто уходит в мусорку. Держу в голове, что могу быть излишне категорична, потому что говорю, исходя из своего личного опыта, и только начинаю на эту тему что-то читать.

Знаю, что дальше лично в моей очереди на расширение осознавания идет контекст всей целиком сессии и ее динамики — что говорит клиент сначала, что идет после, чем сессия завершается. Почему он вспомнил это именно сейчас, что было перед этим? Что позволило ему почувствовать себя определенным образом? Здесь тоже будут паттерны, темы и смыслы, связанные между собой. Дальше идет контекст нескольких сессий, потому что сказанное/не сказанное и сделанное/ не сделанное терапевтом может потом всплыть через долгое время, отразиться на процессе терапии, на чувствах и поведении клиента. Есть еще контекст всей терапии целиком. Это то, что я сейчас (очень медленно) учусь делать на супервизии.

А вот еще один аспект, который кажется мне почти магическим (ладно, я уже начинаю понимать, как это работает, так что магическая составляющая потихоньку рассеивается). Не только клиенту что-то внезапно приходит в голову, но и терапевт может "случайно" подумать о чем-то, что с первого взгляда кажется не относящимся к процессу работы. Что-то вспомнить, о чем-то начать переживать. И это, блин, тоже, оказывается, вплетается в поле работы, рождается из него, а значит может быть проанализировано и связано.

И это даже не интервенции в полной мере, в том смысле, что сам клиент этого отследить не сможет. Пока терапевт все это обдумывает, он может просто молчать, а внутренняя работа проходит колоссальная. С опытом и тренировками психическое пространство, в котором разворачиваются все эти процессы, расширяется, и терапевт может подмечать все больше, связывать эти феномены во все более сложные системы, видеть картину шире.

Короче, я просто в очередной раз понимаю, что очень люблю свою работу. Вот и текст вышел непривычно большим. Щас организую себе хороший офлайн кабинет, дождусь удобное кресло для онлайн-работы, и будет вообще сказка.

Про то, чем занята голова терапевта на сессиях и между

Пока ты учишься терапии (то есть всегда), твой рабочий аппарат расширяется. На большее получается обращать внимание, большее количество переживаний удается уместить внутри себя и не расплескать на клиента, внутри образовывается пространство, в котором можно думать, анализировать и связывать.

Когда я только начинала учиться, работа выходила максимально интуитивной, и лишь на супервизии, за пределами сессии, удавалось выдохнуть и подумать, а что же ты блин делала? На что были направлены интервенции? Зачем сказала вот это? Почему обратила внимание вот на это? К чему все это в итоге привело? Оказывается, что где-то ты работаешь на клиента (поддерживаешь осознавание, например), а где-то — на себя (торопишь его принять какое-то решение, потому что и сама себя торопишь, но не замечаешь этого).

Потихоньку расширяется осознавание, слой за слоем добавляются новые контексты — есть то, что говорит клиент. То, что он чувствует в процессе. То, как ведет себя его тело (телесность у меня просаживается почти всегда, особенно в формате онлайн, когда само тело почти не явлено). Дальше добавляется контекст терапевта — что думает, чувствует, ощущает, вспоминает терапевт, пока клиент что-то говорит/чувствует/ощущает? Это дополняет картинку, делает более объемной ситуацию и сложность, с которой клиент пришел. Можно увидеть и то, каково другим людям с клиентом, и то, что клиент из себя выталкивает, эвакуирует в другого (к примеру, говорит, что ему нужно быть идеальным, и не очень чувствует свой стыд, зато этот стыд чувствует терапевт, потому что он и сам не идеален; и хорошо, если чувствует, потому что если он его тоже вытесняет, начинается безудержное достигаторство с обеих сторон, когда оба не в контакте с реальностью).

Следующее расширение — историческая перспектива: а как такой способ функционирования/поведения сложился? Это еще и история про перенос/контрперенос. Кого видит сейчас во мне клиент? Кого вижу в нем я? Каким он чувствует себя рядом со мной, какой ощущаю себя я? Сюда же все штуки с отыгрыванием и разыгрыванием, когда вместо думания о чем-то мы можем только что-то делать: не сказать о своем недовольстве, а забыть про встречу, оплату, опоздать и так далее.

Отдельный фокус на то, чтобы клиент попадал в окно толерантности, или чтобы энергия была достаточной, или чтобы он не был излишне возбужден или заторможен, можно говорить разными словами, но это чисто физиологическое требование к обучению и запоминанию нового опыта.

И еще нужно отдельное место для каждой всплывающей темы. Если что-то в моей психике не осознано, остается белым пятном, я это и у клиента не увижу и не смогу ему дать продвинуться. Вокруг разных тем вертится огромное количество переживаний, установок, поведенческих паттернов, историй из личного опыта, которые просто не запускаются и остаются в рамках неосознанного, если эта тема не становится проявленной в терапии.

Если нет устойчивых границ, никогда не проявятся переживания, связанные с их наличием, с ограничениями (своими и чужими), с отказом, с договоренностями и ответственностью. Если нет идеи о завершении терапии, то и переживаний, с этим связанных, в достаточной мере не проявится. У меня сейчас новый опыт в личной терапии, связанный с более длительным завершением, а не как обычно в одну сессию, и я понимаю, сколько блин там всего есть. И главное - сколько там всего БЫЛО ВСЕГДА, но никогда и никем не анализировалось, просто потому что этот контекст в гештальт-терапии обошел стороной и меня, и моих терапевтов (причем из разных гештальт-школ, то есть это, видимо, общая беда).

Ждала, когда появятся силы на написание текстов. Ждать пришлось долго. За прошедшие месяцы я успела переехать и адаптироваться в новой стране, сильно заболеть, ухаживать за болеющим и разобраться в медицинской системе Армении (включая вызов скорой, пребывание в стационаре со всеми прилегающими процедурами и операциями), съездить в отпуск в Россию (плохая была идея, Маша, никогда так больше не делай) и тусить в Курске, ожидая готовности документов, под рев сирен и грохот пво, а также свалиться в отыгрывание и помочь вывезти из области нескольких брошенных животных. И вот только сейчас, когда в фоновых звуках мне больше не мерещится сирена, грохот на улице больше не похож на взрывы, а животные снова вызывают скорее позитивные переживания, у меня появляется чувство, что дела нормализовались. Мне снова интересно читать книжки, я взяла нескольких новых клиентов и сегодня (о чудо!) у меня появилось желание что-то сюда написать и разобраться внутри себя с каналом.

Вот знаете это чувство, когда ты во что-то был так сильно включен, так много всего сделал, а потом желание начало куда-то испаряться, и как бы ты себя ни пинал, уже не возвращается? Мерзкое чувство. Не хочется терять что-то, что приносило тебе так много позитивных переживаний. Так у меня произошло с Фокусировкой. В самом начале меня, как клиента, увлекала тема зависимостей, и поэтому было так много контента на эту тему. Потом я стала больше думать про травмы, опять же в личном ключе, и стала писать про это. Сейчас я наконец-то могу признаться себе, что меня больше не увлекает идея описывать какие-то психические процессы вне терапии. А то, что увлекает, как будто бы больше находится в сфере интересов специалистов.

Например, в текущий момент мои мысли кружатся вокруг терапевтических границ и сеттинга. Все эти штуки про оплату пропущенной сессии, про растягивание времени работы до полного удовлетворения клиента в моменте (недавно узнала, что некоторые специалисты могут сидеть и по два, и по три часа), и в особенности про завершение терапии (кто принимает решение о завершении? можно ли общаться после? сколько вообще требуется сессий, чтобы завершить долгосрочную работу?). Возможно, это будет интересно и клиентам, но я пока в этом не уверена.

Немного бесит, конечно, что нельзя раз и навсегда определиться со своими интересами, и больше никогда не попадать ни в какой кризис по этому поводу, не переживать про окончание чего-то одного, пока не начнется что-то другое. Злюсь на изменчивость. А с другой стороны, это ведь как раз про рост. Противоречивые чувства.

В общем, я вроде как вернулась и снова что-то пишу, но уже не уверена, для кого именно. Самой интересно посмотреть на результат.

Эффективность психотерапии
Часть 2

#от_лица_психолога

Ура, этот цикл постов, в отличие от прочих, не закончился на первом и имеет продолжение! (предыдущий пост лежит здесь) Дальше говорим об аспектах психотерапии, необходимых для ее эффективности. На самом деле, они все друг с другом связаны, как оно обычно и бывает.

2. Экспозиция

Это второй аспект работы психотерапевта, который прямо влияет на ее эффективность. Что это такое? Это активация и поддержание тех болезненных/травматичных/дезадаптивных паттернов переживаний, которые и составляют проблему, что делает их доступными для работы. Ну то есть если моя проблема в том, что все женщины кажутся мне опасными, критикующими и отвергающими, работа с экспозицией начнется в тот момент, когда моя терапевтка покажется мне именно такой, а я дам ей об этом знать. И, кстати, завершится эта работа ровно в тот момент, когда специалистка, напуганная той негативной ролью, что я на нее навесила, начнет меня уверять в своей теплоте и принятии. И тогда я, конечно, смогу постараться чуть более объективно смотреть на реальность вокруг себя, но моя внутренняя реальность скроется от осознанного переживания и перестанет быть доступной для вмешательства до следующего неясного (но скорее всего оценивающего!) взгляда извне.

Я напомню, что эти аспекты эффективности терапии — кроссметодологические, то есть верны для разных направлений. И в поведенческой терапии есть своя экспозиция (там они работают, к примеру, с симптомами фобии или обсессивно-компульсивными проявлениями), и в метакогнитивной терапии (где ты должен не избегать своих мыслей/чувств/ощущений, а отстраненно за ними наблюдать), и в EMDR, и вообще везде.

Единственное важное уточнение состоит в том, что любая экспозиция должна ложиться на базу из доверительных отношений с терапевтом и способности клиента к эмоциональной регуляции, потому что слишком сильное возбуждение тормозит процессы обучения и запускает систему реагирования на опасность. Об этом как раз следующая часть.

3. Уровень эмоционального возбуждения

«Как-то энергия в этом месте пропала» — часто слышала я на обучении гештальту. О чем-то вроде говорим, а эмоций никаких не возникает. «Нормальные» дела и «ничего особенного не чувствую» — показатели сниженного возбуждения. Причем часто бывает так, что человек вообще-то дофига всего переживает, но оно диссоциировано, отделено от его наблюдающей части. Фоновая тревога часто остается незамеченной. Стыд. Отвращение. Оно все, может, и есть, но сенсорная интеграция и осознание происходящего в теле нарушены. Поэтому такое большое внимание в гештальт-терапии уделяется развитию этой способности замечать переживания, прислушиваться к телу, связывать эти сигналы со своими желаниями и потребностями. Иначе энергии для изменений недостаточно и вообще непонятно, с чем мы имеем дело.

Если же возбуждение слишком велико, то работа по мыслительной обработке происходящего приостанавливается. Становится сложнее оставаться в наблюдающей позиции, сложнее проговаривать чувства словами. Если запускается травматическая реакция, появляется задача выжить, а для этого не нужна способность к ментализации и рациональность, для этого нужны простые, быстрые и менее энергозатратные реакции бей/беги (fight/flight), а в усложненном варианте добавляется еще несколько, включая диссоциацию. Тут уж не до обсуждения и не до обучения новым реакциям, тут главное выжить. Поэтому эмоциональная регуляция — необходимая часть любой терапевтической работы.

Десятки девушек обвинили психотерапевта в домогательствах

Даже до меня, крутящейся в проф сообществе очень сбоку, дошел скандал с эксплуатацией динамики власти со стороны питерского психотерапевта и преподавателя Вячеслава Яковлева. Несколько десятков женщин анонимно и неанонимно рассказали о домогательствах и сексуализированном насилии с его стороны, приложив скрины переписки. Эти женщины — его студентки и клиентки. А человек специализируется по работе с травмой и является соучредителем травма-ориентированных психотерапевтов (здесь должен быть эмодзи клоуна).

Я только недавно закончила слушать подкаст-расследование «После школы», где описывалась история с сексуализированным насилием школьниц и выпускниц 57 школы и тусовки вокруг нее. Про то, как эта история покрывалась руководством школы и большинством работающих там учителей. Про то, как нынешняя директриса отказалась разговаривать с журналисткой о том, какие меры были приняты (и были ли?) для избежания подобного в будущем. И про то, что такое институциональное предательство (насилие и притеснения со стороны отдельных представителей системы и одновременное нежелание/неспособность самой системы на это должным образом отреагировать и пресечь его).

Поэтому после полнейшей фрустрации, связанной с этой историей, я почувствовала удовлетворение от того, как реагирует мое проф сообщество на актуальную ситуацию. Реагирует оно противоречиво, но почти сразу после огласки человека исключили из нескольких организаций, в которых он работал, и предложили студентам вернуть деньги за курсы, которые он преподавал. Есть, конечно, и защитники, куда без них. И некоторые их них апеллируют к этическому кодексу, который прямым текстом указывает на то, что психолог не должен своими действиями способствовать вытеснению коллеги из его сферы деятельности, и если вдруг психолог замечает непрофессионализм, то должен указать своему коллеге на него конфиденциально. В общем, призывают решать эту проблему на этической комиссии, а не выносить на всеобщее осуждение.

Я впервые за долгое время решила перечитать этот этический кодекс и готова заявить, что он устарел и не поспевает за нами. Его приняли на одном из съездов Российского психологического общества аж в 2012 году, а с тех пор уже многое произошло. Этический кодекс — всего лишь договоренности специалистов, которые они принимали в соответствии с вызовами своего времени. Сейчас время другое и нужно не цепляться за старое, а быть гибкими и отвечать на актуальную реальность. А реальность такова, что встряска сообщества и вынесение наружу из него информации об эксплуатации власти, домогательствах и сексуализированном насилии со стороны члена этого сообщества будет гораздо полезнее, нежели сохранение статуса-кво через замалчивание этого процесса и оставление всех пострадавших наедине с собой и своими переживаниями. К тому же, это прецедент, который и дальше будет влиять на происходящее вокруг. Смогут ли клиенты и пациенты психологов, психотерапевтов и психиатров говорить о насилии с их стороны, или они будут чувствовать, что обществу вокруг на них все равно, ожидая виктимблейминга? Короче, этический кодекс в этом месте нужно пересматривать, и в другой жизненной ситуации я бы хотела активничать в эту сторону, но сейчас я просто об этом пишу.

Еще раз: двойные отношения, пересечение контекстов отношений и тем более домогательства со стороны специалиста — это не нормально, этого не должно быть, и столкнувшиеся с этим заслуживают внимания, поддержки и признания ненормальности ситуации от кого-то со стороны.

Про то, как сильно эволюция не поспевает за изменениями во внешней среде

В книге «Нейробиология и лечение травматической диссоциации» под редакцией Ульриха Ф. Ланиуса описана природа диссоциативных механизмов. Опишу ее простым языком на примере ребенка. Вначале у него появляется потребность и запускается реакция «поиск», для того, чтобы заботящийся взрослый пришел и позаботился. При отсутствии взрослого подключается сепарационный крик, направленный на восстановление привязанности («услышь уже меня и приди покорми/обними/успокой»).

Если и это не срабатывает, развивается отчаяние, а после как будто отдаление ребенка от взрослого («не хочу уже с тобой ничего общего иметь»), даже если он уже вот он, пришел. В хорошем сценарии взрослый заглаживает косяки, восстанавливает связь и этот процесс не становится травмирующим для ребенка.

Эти этапы можно пронаблюдать в черно-белой документалке «Джон». Это старенькая запись из тех времен, когда активно развивали теорию привязанности. Очень драматичный фильм, особенно для тех, кому не удалось вкусить плоды надежной привязанности от своих опекунов.

В плохом сценарии, если заботящийся взрослый долгое время не отвечает на призыв и не замечает развернувшегося отчаяния, запускается диссоциативная реакция, у которой так же есть эволюционное значение. По гипотезе авторов, в этот момент усиливается работа эндогенных опиоидов (это наши внутренние анальгетики), что с одной стороны сберегает энергию и позволяет прожить подольше (вдруг мама все-таки заметит, что что-то не так?), а с другой стороны делает ребенка более беспомощным и готовит его к менее болезненной смерти, если его, обессиленного, поймает хищник (что? говорю же, эволюция за нами не поспевает).

Та же реакция, кстати, может появляться в ситуации насилия, где не сработали ни бегство, ни борьба, но появляется возможность прикинуться мертвым и даже чувствовать себя немного омертвевшим (феномены онемения, выхода из тела, «как будто не со мной» и прочие ништяки от психики).

Те же авторы говорят о связи между качеством привязанности в раннем детстве и силой диссоциативных проявлений, потому что опять же, эволюционно так сложилось, что более обласканные материнской заботой особи скорее всего будут более здоровы и защищены, а значит вероятнее выживут, чем брошенные и ненужные, шансы на выживание у которых стремительно падают вниз (поэтому вроде как полезно обеспечить им большую интенсивность диссоциативных реакций на этот печальный случай) .

Теперь про то, как эту информацию интерпретировать. Я в депрессивном состоянии такие тейки воспринимала как лишнее доказательство своей никчемности и еще больше сваливалась в деструктивные мысли. Сейчас же я могу видеть, что не только мысли/чувства/ощущения могут недостоверно отражать действительность вокруг нас, но даже и врожденные реакции (а диссоциация, как считают авторы, врожденная реакция организма, которой не нужно отдельно учиться) не определяют наши шансы на выживание. Потому что несмотря на сложности в детстве, нам дана — какой кайф — ответственность, а вместе с ней возможность повлиять и на наши реакции, и на нашу жизнь в целом.

В общем, организм часто драматизирует, и иногда, если вы уже готовы притвориться мертвым и быть сожранным, стоит себе напомнить, что это вряд ли произойдет.

P.S. Если вы стабильно не доверяете своим ощущениям и обесцениваете свои переживания, тейк выше не для вас.

Эффективность терапии
Часть 1

#от_лица_психолога

Я сейчас много размышляю о методах психотерапии, разных подходах, гибкости и фокусировке на разных аспектах. Мой личная терапия — в гештальте, супервизия — в психоаналитическом подходе, а психиатр практикует метакогнитивную терапию. И я начинаю видеть, как оно может дополнять друг друга, хотя часто все еще путаюсь, что и где лучше использовать.

Эти мысли исходят в том числе из желания определить, что именно приносит терапевтический эффект. Федя Коноров и Женя Андреева (обоих очень люблю еще с гештальт-интенсивов) недавно читали замечательную лекцию про факторы эффективности психотерапии. Хочу сохранить эту информацию здесь, расскажу своими словами в нескольких постах.

1. Терапевтические отношения

Еще давние исследователи, изучая отличия между эффективностью в разных подходах, основным фактором называли не техники, а наличие терапевтического альянса. Этот фактор все еще является базовым. С кем-то можно установить рабочий альянс за несколько сессий, для кого-то работа по созданию безопасности в отношениях может занять пару лет, а с кем-то отношения постоянно трещат по швам и их нужно раз за разом восстанавливать обратно, но игнорировать этот аспект никак нельзя.

Ирвин Ялом любил в начале сессии спрашивать у своих клиентов, как они сейчас видят их отношения, что изменилось за неделю, влияет ли на них что-то из прошлой встречи. Некоторые методы заточены на этот аспект работы больше других. Как кого клиент воспринимает терапевта? Как врача, который его сейчас вылечит? Как учителя, который расскажет ему, как надо жить? Как маму, от которой так нужно одобрение, а иначе она уйдет? Об этом обычно можно поговорить на самой терапии. А вот как кого терапевт воспринимает клиента? И какие это накладывает ограничения на работу?

Я много лет в своей практике сталкивалась с одним большим ограничением. Рационально я знала, что недовольство клиента по отношению к терапевту — большой ресурс для работы, исследования и претворения изменений в жизнь, потому говорила всем, что злиться на меня можно, и если почувствуете что-то такое, пожалуйста, не стесняйтесь. Тогда никто особенно не собирался этого делать, и я не понимала, почему.

Только спустя время я вижу, что мне было очень сложно стать для клиента «плохим» объектом: не рассказать что-то личное, когда меня спрашивают; поставить условие о том, что терапия не проходит в кафе, и значит сессию мы проводить не будем; не ставить сессии в свои выходные, только потому что для человека это чуть более удобный вариант. А если я все время старательно остаюсь «хорошей» и верчу границами терапии (и своими) как угодно, разозлиться на меня крайне проблематично. Ну и пользы от этого, конечно, тоже было меньше.

Остальные пять факторов опишу позже, а пока продолжу болеть и читать про роль эндогенных опиатов в развитии травмы, там все тоже очень интересно.

Хочу поделиться радостью. Мой любимый тренер, которого я ждала несколько лет, следующей весной начинает вести 3 ступень, обучение супервизии и ведению групп. Этот проект идет четыре года (!), что позволяет простроить перспективу, которой так не хватало все это время.
Наконец-то можно будет шагнуть вперед и работать не только с клиентами, но и с супервизантами. Я прям горю в эту сторону и потому безмерно рада.

А еще у нас зацвела сирень, и это создает ощущение дома 🌿

Пост-знакомство

Привет, я Маша. Гештальт-терапевтка с базовым образованием по клинической психологии и уже довольно длительной аналитической супервизией. Полтора года я в эмиграции, сейчас это Армения. Что еще из важного? Люблю черный чай с лимоном и сахаром.

Я тут вчера пробежалась по каналу и выбрала наиболее симпатичные и интересные (на мой взгляд) тексты, с которых можно начать (или освежить) знакомство со мной.

Из общего: о работе психолога вы узнаете на канале по тегу #от_лица_психолога , а о моих личных клиентских историях — #от_лица_клиента .

Из полезного: когда стоит дойти до психиатра, как запрашивать поддержку, про то, что такое психотравма, сепарацию, важность агрессии и разочарования, и небольшая зарисовка про контрзависимость.

Кроме того, я часто делюсь тем, что вычитываю в книжках. К примеру, вот мой любимейший текст про то, как Ганс Селье обнаружил влияние стресса на крыс. Здесь начинается описание истории изучения психотравмы под влиянием политических событий в трех частях по книге Джудит Герман. Это текст про стадии развития морали и нравственности за авторством Лоренца Колберга, которые увлекли меня еще в вузе. А здесь — описание терапевтической работы Карла Бриша с клиентами, имеющими зависимый и пограничный опыт.

Вот еще пара очень трогательных отрывков из сериала, показывающие кусочек работы в ДПДГ и особенности переживания зависимого опыта.

Помимо этого я очень люблю настольные ролевые игры, и здесь лежит статья, которую мы писали вместе с моим другом и коллегой про возможности исследования себя через игру.

Для первого знакомства, думаю, достаточно. Хорошего вам дня, а я пошла заваривать чай 🍋

#Психочтения

Продолжаем читать с другом книжку про формирование характеров, основанную, в том числе, на теориях развития личности. Хочу поделиться теорией, мне она кажется любопытной. Тут важно сказать, что к любого рода типологиям нужно относиться с большой осторожностью, потому как помимо полезного (помощь в формировании гипотез) можно не заметить вредящего (шаблоны, которые не подходят конкретному человеку, а приложить их ужасно хочется). Но если это учитывать, может получиться неплохо. Вообще, узнавание себя в глазах другого, даже если это книжка, приносит большое удовлетворение. Ты сам, может, даже не вербализировал свой опыт, не осознавал его в полной мере, а кто-то взял и написал про это — приятно. Ну и еще важный дисклеймер — никакое описание типа не будет полностью подходить отдельному человеку, но кое-что может помочь заметить свою сложность или подобрать слова к переживаемому опыту.

Конкретно эта типология мне нравится тем, что описываются не только особенности личности, но и переживаемый опыт, легший для них в основу, а так же возраст, в котором этот опыт мог иметь место. Потому что воспоминания о событиях раннего детства доступны далеко не всегда (да они и не так важны по большому счету), но по основной проблематике личности, по ее убеждениям, по характеру близких взаимоотношений можно строить гипотезы о том, что и когда происходило с этим человеком. Довольно обще, но для терапии этого достаточно, потому что большую часть информации можно получить от самого клиента.

Я накидаю несколько коротких описаний первых трех типов, а если вам будет интересно подробнее про какую-то проблематику, я раскрою пошире.

1. Ребенок, которого ненавидели. Большое количество холода и отвержения со стороны заботящегося взрослого в самые первые месяцы жизни, нежелание существования ребенка, неспособность справляться с его живыми проявлениями может приводить к страху уничтожения. Переживания и ощущения, с которыми зачастую сталкивается такой человек — нереальность, отсутствие принадлежности к миру, механистичность себя и мира вокруг, много страха, но в основном эмоции подавляются, т.к. быть живым — капец опасно. Убеждения о том, что «со мной что-то глубоко не так», «мир опасный, сложный и холодный».

2. Брошенный ребенок. Многократное переживание покинутости (физической и эмоциональной), утрата материнского объекта, недостаточное удовлетворение потребностей ребенка приводит к тому, что у человека не формируется «доверчивое ожидание» (когда есть вера в том, что другой обязательно придет, пусть даже и не сразу). То есть опыт хорошего отношения у ребенка уже есть, в отличие от предыдущего варианта, но этот рай «материнской» любви и заботы пропадает раньше, чем ребенок к этому готов. И тогда человек отказывается от своих потребностей (точнее, пытается это сделать), т.к. желания и нужда делают очень больно. Тут основной конфликт между большим голодом и столь же большим страхом снова быть оставленным в самый неподходящий момент. Убеждение о том, что «если сильно нуждаться, меня бросят».

3. Присвоенный ребенок. Здесь проблема возникает на этапе сепарации, то есть быть нуждающимся — это как раз окей, по сути — это единственное, что не вызывает страха, потому что как раз желание отличаться, не соглашаться, быть отдельным вызывает большое опасение и дается крайне сложно. Происходит это потому, что попытки отделения оказывались заблокированы взрослым или же чрезмерно наказывались. Инициатива и независимость сворачиваются, не успев развернуться. Здесь конфликт состоит в желании одновременных контакта и автономии, потому что кажется, что «либо я с другим, но теряю себя, либо утверждаюсь в собственной идентичности, но теряю хорошего другого (он либо отказывается от меня, либо злится и наказывает меня, становясь плохим)».

Про нарциссизм
#от_лица_психолога

Потихоньку у меня систематизируются знания по нарциссизму. Удалось уловить и выделить это переживание: то, какой ты есть — неправильно, и нужно быть другим. Собственно, мои недавние инсайты на тему своей нормальности — в ту же степь, о той же проблематике. Под неправильное может попасть вообще все, что угодно, в зависимости от раннего опыта: желание внимания и заботы или автономности, выражение обиды и злости или нежности и страха, громкий голос, тихий голос, предпочтение ярких или серых цветов в одежде, быстрая или медленная речь, сильно или слабо выраженная сексуальность во внешнем виде, сильное или слабое желание, большая или маленькая скорость различных процессов и вообще все, что может прийти вам в голову.

Пока писала, появилась ассоциация с буллингом, когда травить могут за буквально противоречивые вещи, и для столкнувшегося с буллингом человека это чистой воды лотерея. Так же и ребенок, взрослея в своей семье, автоматически вытягивает билет нарциссических ожиданий своих значимых взрослых. Причем для взрослых эти ожидания обусловлены их прошлым опытом, а вот для ребенка они совершенно случайны, как будто бы с потолка взяты. Просто вдруг почему-то то, как я звучу — это слишком громко, а то, что я не хочу есть, вызывает раздражение и злость. И ребенку ничего не остается, кроме как подстроиться.

Такая нарциссическая адаптация в той или иной форме встречается практически повсеместно. Большие части личности человека в итоге нарекаются ненормальными, блокируются и останавливаются в развитии и реализации. Мне вот сейчас интересно, насколько яркую и экстравагантную одежду я бы носила, если бы не блок стыда и страха отвержения. С волосами мне экспериментировать давали (поэтому я красила волосы во все цвета и сейчас снова планирую заплести дреды), а вот то, как я одевалась, никогда не оставалось без оценки.

Хорошее место, в которое можно прийти — как раз вот это ощущение нормальности: мне это прям надо, я вот такой человек, я чувствую вот это — и это нормально. Делается это в контакте с другим, при наличии поддержки и искреннего интереса со стороны этого другого.

Под конец делюсь цитатой Стивена Джонсона (из книжки про психотерапию характера), которая меня и вдохновила на этот текст:

«Когда нарциссическая личность перестанет использовать других для поддержания своего фальшивого self и начнет прибегать к ним, чтобы обнаружить self настоящее, она начнет свой путь домой».

Ребятки, вопрос такой. Я, похоже, нашла квартиру в Ереване и одновременно с тем успела очень сильно соскучиться по живой работе. Пока хочется индивидуальной терапии в кабинете, но, как чуть адаптируюсь, буду думать, как организовать что-нибудь и в групповом формате. Было бы здорово, если бы кто-то из вас жил здесь!

В общем, ткните ёлочку, если живете в Армении. Или сердечко, если желаете мне успешного переезда

Про изменения в долгосрочной терапии

#от_лица_психолога #от_лица_клиента

Вообще, конечно, чтобы заметить глубокие, системные изменения в психотерапии, нужно время и порой большое. Мне нравится сравнивать терапевтические изменения с возрастными кризисами: сначала долго-долго как будто бы ничего не происходит, а потом случается качественный скачок, и вот ты уже каким-то образом можешь реагировать иначе — количество переходит в качество. Это в возрастной психологии называется новообразование.

К примеру, сначала значимый другой (партнер, друг, родитель) расщепленный: если удовлетворяет мои потребности, то я его идеализирую, что подкрепляет зависимость от него; если не дает нужного и необходимого, то мне легко свалиться в аффект, где все хорошее сразу забывается и появляется уверенность, что он на самом деле не любит (а может, и не любил никогда). Но вот ты в терапии. Долго и муторно пытаешься эти два образа между собой связать, в моменты раздражения видеть ценное, а в моменты счастья помнить про ограничения и разочарование, не сваливаясь в идеализацию. И потом (о чудо!) уже и в аффективное состояние попасть не можешь в, казалось бы, привычном месте: вот же, снова не спросил, буду ли я чай, подлец, но уже не кажется, что не любит, эмоции сбалансированы, а потому появляется возможность в аффект не провалиться.

Мне кажется, этими терминами про новообразования и кризисы из возрастной психологии можно пользоваться и в психотерапии, потому что процесс какой-то похожий. У себя замечаю такое новообразование: появилась возможность оценивать совершенно рандомные проявления себя как нормальные. Ну то есть если раньше случалось, что я рыдаю ужасно, и на следующее утро выгляжу как побитая, опухшая панда (и чувствую себя соответствующе), то нет-нет, да упрекну себя поутру: ну вот, ты же знала, что лицо опухнет, что голова будет болеть, ну зачем было так сильно плакать, и вообще можно было не истерить. Или вот еще: у здоровых, проработанных людей образ родителей цельный, не расщепленный, вне зависимости от того, какую дичь они творят (комментарии в твиттере на тему «нужно с родителями поддерживать теплый контакт; они тебя атакуют, а ты будь мудрее» усиливали это требование к себе, хоть и бесили неимоверно).

А нынче появляется вариант воспринять все это как норму и дать валидацию самой себе. Это нормально, что сильно плакала, и естественно, что после такой ночи чувствуешь себя вот так и выглядишь вот так. Это накладывает некоторые ограничения, но и это тоже ок. Это нормально, что в ответ на сильное агрессивное воздействие образ значимого другого расщепляется на хорошего (там, в прошлом) и плохого (сейчас), это не ты недостаточно проработанная, это воздействие было настолько экстремальным. Как говорится, травма — это нормальная реакция на ненормальные события (наконец-то эта фраза мной именно прочувствовалась).

И такая нормализация себя стала повсеместной, то есть включается она даже в тех местах, про которые я с терапевтом не разговаривала. Радуюсь безмерно. Думаю еще, что так долго это заняло (а в терапии я уже восьмой год), потому что была у меня фишка заканчивать работу с одним психологом после двух лет. Так повторялось дважды, и такое же желание появилось уже в работе с текущим специалистом. Но в этот раз у меня было достаточно ресурсов, поэтому я решила не сваливать к какому-нибудь прекрасному психоаналитику (которого еще и идеализировать можно за счет того, что никогда у меня такой терапии не было), а остаться со своим гештальтистом. Есть смешная мысль, что в терапии мне, по ощущениям, три годика. «Уйди, но останься; и вообще, я лучше знаю, как меня лечить, делай вот это и вот то, а вон то не делай; и вообще, ты бесишь (не обижаешься же, да?»

А еще открылось улучшение «понимание смысла религии», что для человека, избитого палкой принудительного православия, конечно, офигеть какое достижение.

Про похороны

#от_лица_клиента

Впервые я встретилась со смертью и похоронами, когда человек, которого я знала, с которым дружила и в кого какое-то время даже была влюблена, погиб почти сразу после выпуска из школы. Помню, как меня пришибло этой новостью, и на мой вопрос «можно ли не идти на похороны?» мама сказала «нет». Это был плохой опыт, и мне очень жаль, что рядом не оказалось кого-то, кто мог бы побыть в тот момент со мной для меня. У меня закрепилась уверенность в том, что похороны - ужасное мероприятие, и непонятно, зачем их нужно посещать, потому что там становится только хуже. Но почему-то отказаться нельзя.

Вторая смерть - мой дедушка, с которым мы почти не общались и который не вызывал у меня особенно никаких чувств. В тот раз уже я сама стала для моего племянника тем поддерживающим человеком, который был мне нужен ранее. Я была рядом, защищала его от нападок старших родственников, разъясняла ситуацию и отвечала на все детские вопросы, связанные со смертью. А еще я привела туда своего тогда еще мужа, чтобы он был со мной для меня. Сохранилось ощущение, что это все какая-то ужасная сложность, с которой нужно справляться живым, где всем нужно друг друга поддерживать и защищать.

Третьи похороны случились в университете, погибла моя однокурсница. И это был первый раз, когда я сознательно выбрала не приходить. Думаю, что именно этот опыт помог мне принять свою свободу в этом вопросе, потому что нельзя на что-то свободно согласиться и прожить это, если у тебя нет свободы отказаться. И отказаться-то я отказалась, но некоторая мутная, тревожная незавершенность осталась.

И вот мы здесь. 1 марта был день, когда я впервые в своей жизни, ощутив огромную поддержку и валидацию со стороны других людей, имея в голове вариант никуда не идти и ничего не делать, почувствовала желание следить за процессом похорон, сходить на местный мемориал, возложить цветы и побыть среди других скорбящих людей. А после мне стало легче. Удалось пройти весь процесс без сопротивления и проститься с человеком. Как будто мне наконец-то открылась какая-то базовая опция, которая должна быть встроена по умолчанию, но раньше была не доступна.

Знаю, что многих сейчас сильно шатает. Большая поддержка всем тем, кто тоже в этом процессе
🖤

Воля и желание

Читаем с Машей книгу Стивена Джонсона «Психотерапия характера». Там он рассказывает про навязчиво-компульсивный характер и его особенности (блокирование спонтанных форм экспрессии, жесткая замкнутость на принципах и т.д.).

И там есть ссылка на Шапиро, который пишет об очень важной вещи: «…волевая направленность оказалась лишена наиболее присущего ей смысла как продолжение и, если можно так выразиться, репрезентация чьих-то желаний и оказалась поставлена в главную позицию по отношению к этим желаниям, стремясь даже к распоряжению ими».

Шапиро в этом отрывке говорит о дисбалансе между волей и желанием. В идеале воля как бы дополняет желание, по сути, являясь той силой, что вечно совершает благо которая необходима для его осуществления. В навязчиво-компульсивном характере воля направлена на сдерживание своей экспрессивности. Парадоксальным образом она пытается контролировать желание.

Шапиро, осмысляя этот внутренний контроль, приводит в пример образ внутреннего «управляющего, отдающего приказы, распоряжения, наказания, предостережения и кары». Очень хороший образ, говорящий, как у Чехова. Я прямо представляю эти скупые, отточенные движения, подозрительный взгляд, сухую усмешку и большую печать «Не одобрено».

Ваше желание не одобрено. Пожалуйста, придумайте более приемлемое желание.