Кто-нибудь услышит? Непроницаемая тьма ли упадет утром, сгустятся ли сумерки жизни? Что черней, что белей, что страшней человеку. Существу думающему страшно жить в равнодушном царстве жизни одному, жутко думать об одиночестве ухода прочь в смертную тоску. Существо примеряет к себе бога. Сам себе придумал и разукрасил его. Мозг функционален. Он даже придумки сочиняет тому, кто уже сыт и доволен, тому, кто развращен радостью и любовью.
За крохотное пятнышко света, сверкнувшей искоркой мысли, за него хватается тот, кто отправится в утиль человечества, на свалку жизни. Такая малость надобна человечку.
Цена огромна, но конечна, забвение. Так тошно устроен человек жаждущий, ищущий, ему захотелось понять тайну. Пусть ему подскажет.
Лучше всех, пожалуй, распознают изнанку бытия поэты. За подкладкой жизни наощупь то, что необходимо нацарапать срочно 14 классических строк.
Бессмертья нет. А слава только дым,
И надыми хоть на сто поколений,
Но где-нибудь ты сменишься другим
И все равно исчезнешь, бедный гений.
Истории ты был необходим
Всего, быть может, несколько мгновений…
Но не отчаивайся, бедный гений,
Печальный однодум и нелюдим.
По-прежнему ты к вечности стремись!
Пускай тебя не покидает мысль
О том, что отзвук из грядущих далей
Тебе нужней и славы и медалей.
Бессмертья нет. Но жизнь полным-полна,
Когда бессмертью отдана она.
(И. Сельвинский)
Тот, кто хоть раз находит листочек со строчками, знает, что большего понимания произошедшего уже не будет. Кому-то утром загорятся строки сонета. Неважно - на мятой пачке "Беломора" драгоценная стихоза, или в треугольничке извещений казенные слова извещения "Ваш сын пропал без вести...".
Слово - сильнейший инструмент жизни. Если только безумия не посетит тебя и посвятит в беспросветный мрак животного естества. Слово сбережет рассудка. Но есть унижение интеллекта. В испанском есть слово "Инсульто" - оскорбление. В нем, этом языке боевых труб, есть понимание грубой правды жизни. И после окончания боевых действий мириад жадных взаимных поеданий, пожираний, лопающих себе подобных, не остановит танца смерти бытия.
К вершине Арарата, бросив якорь,
Пристал Ковчег, влекомый божьей волей.
И с облегченьем старый Ной заплакал,
Не в силах по волнам скитаться боле...
Мелело горе, отступало море,
И мнились виноградники в долинах,
И ворон, голубю пророчество проспорив,
Не знал, что делать с веточкой оливы.
Господь ковал заветные скрижали,
Был новый Мир, любовью увлекаем...
Но чьи-то руки на ковчеге начертали
Неубиваемое: "Здесь был Каин".
(с) О. Измайлов
И все-таки:
Вылетишь утром на воздух,
Ветром целуя женщин.
И снова-таки Сельвинский. В те годы он был юн и подрабатывал борцом в местном цирке.
Но на самом финише жизни поэт мучительно искал формулу спасения человечества. Ну, как формула - эскиз.
Что ни столетье - мир суровей,
Людишки мельче и хищней.
Земля пузырится от крови
Среди обуглившихся пней.
В пространства океанских вод
Кометы падают со звоном.
Куда история ведёт,
Когда наука служит войнам?
Философ, химик ли, матрос,
Шахтёры, школьники, поэты
Все задают себе вопрос:
Что будет с нашею планетой?
И с каждым годом всё ясней,
Что без идеи Коммунизма
Земля вращается без смысла
Навстречу гибели своей.
Илья Сельвинский написал это 19 марта 1968 года, за 3 дня до смерти