«- Хорошее лето стоит,- завязывал Бретшнейдер серьезный разговор.
- А всему этому цена - дерьмо! - ответил Паливец, убирая посуду в шкаф.
- Ну и наделали нам в Сараеве делов!
- со слабой надеждой промолвил Бретшнейдер.
- В каком "Сараеве"? - спросил Паливец.- В нусельском трактире, что ли? Там драки каждый день. Известное дело - Нусле!
- В боснийском Сараеве, уважаемый пан трактирщик. Там застрелили эрцгерцога Фердинанда. Что вы на это скажете?
- Я в такие дела не лезу. Ну их всех в задницу с такими делами! - вежливо ответил пан Паливец, закуривая трубку.- Нынче вмешиваться в такие дела - того и гляди сломаешь себе шею. Я трактирщик. Ко мне приходят, требуют пива, я наливаю. А какое-то Сараево, политика или там покойный эрцгерцог - нас это не касается. Не про нас это писано. Это Панкрацем пахнет.
Бретшнейдер умолк и разочарованно оглядел пустой трактир.
- А когда-то здесь висел портрет государя императора,- помолчав, опять заговорил он.- Как раз на том месте, где теперь зеркало.
- Вы справедливо изволили заметить,- ответил пан Паливец,- висел когда-то. Да только гадили на него мухи, так я убрал его на чердак. Знаете, еще позволит себе кто-нибудь на этот счет замечание, и посыплются неприятности. На кой черт мне это надо?
- В этом Сараеве, должно быть, скверное дело было? Как вы полагаете, уважаемый?..
На этот прямо поставленный коварный вопрос пан Паливец ответил чрезвычайно осторожно:
- Да, в это время в Боснии и Герцеговине страшная жара. Когда я там служил, мы нашему обер-лейтенанту то и дело лед к голове прикладывали.
- В каком полку вы служили, уважаемый?
- Я таких пустяков не помню, никогда не интересовался подобной мерзостью,- ответил пан Паливец.- На этот счет я не любопытен. Излишнее любопытство вредит.
Тайный агент Бретшнейдер окончательно умолк, и его нахмуренное лицо повеселело только с приходом Швейка, который, войдя в трактир, заказал себе черного пива, заметив при этом:
- В Вене сегодня тоже траур.
Глаза Бретшнейдера загорелись надеждой, и он быстро проговорил:
- В Конопиште вывешено десять черных флагов.
- Нет, их должно быть двенадцать,- сказал Швейк, отпив из кружки.
- Почему вы думаете, что двенадцать? - спросил Бретшнейдер..
- Для ровного счета - дюжина. Так считать легче, да на дюжину и дешевле выходит,- ответил Швейк.
Воцарилась тишина, которую нарушил сам Швейк, вздохнув:
- Так, значит, приказал долго жить, царство ему небесное! Не дождался даже, пока будет императором. Когда я служил на военной службе, один генерал упал с лошади и расшибся. Хотели ему помочь, посадить на коня, посмотрели, а он уже готов - мертвый. А ведь метил в фельдмаршалы. На смотру это с ним случилось. Эти смотры никогда до добра не доводят. В Сараеве небось тоже был какой-нибудь смотр. Помню, как-то на смотру у меня на мундире не хватило двадцати пуговиц, и за это меня посадили на четырнадцать дней в одиночку. И два дня я, как Лазарь, лежал связанный "козлом". На военной службе должна быть дисциплина - без нее никто бы и пальцем для дела не пошевельнул. Наш обер-лейтенант Маковец всегда говорил: "Дисциплина, болваны, необходима. Не будь дисциплины, вы бы, как обезьяны, по деревьям лазили. Военная служба из вас, дураки безмозглые, людей сделает!" Ну, разве это не так? Вообразите себе сквер, скажем, на Карловой площади, и на каждом дереве сидит по одному солдату без всякой дисциплины. Это меня ужасно пугает.
- Все это сербы наделали, в Сараеве-то,- старался направить разговор Бретшнейдер.»
Изучая новости вологодского Швейкбата и мы дальше продолжим публиковать роман. Напишите, как вам интереснее читать. Подряд или всё-таки отрывками где-то попадающими по новостной фон.
Подписаться на канал
Поддержать канал
Прислать информацию