Сквирт шампанского в лицо

Когда ты птица — все бесплатно

Надо бы скорректировать питание..

Опьяняйтесь.

«Всегда нужно быть пьяным. В этом все: это единственная задача. Чтобы не ощущать ужасный груз Времени, который давит нам на плечи и пригибает нас к земле, нужно опьяняться беспрестанно.
Чем? Вином, поэзией или истиной — чем угодно. Но опьяняйтесь!
И если порою, на ступеньках дворца, на траве у обочины, в мрачном одиночестве своей комнаты, вы почувствуете, пробудившись, что опьянение уже ослабло или исчезло, то спросите у ветра, у волны, у звезды, у птицы, у часов, у всего, что бежит, у всего, что стонет, у всего, что катится, у всего, что поет, у всего, что говорит, — спросите, который час; и ветер, и волна, и звезда, и птица, и часы ответят вам: «Время опьяняться! Для того чтобы не быть страждущим рабом Времени, опьяняйтесь; опьяняйтесь непрестанно! Вином, поэзией или истиной — чем угодно!»

Шарль Бодлер

меня самого раздражает слетающая буква й, но лень править

С Миланой мы спелись практически сразу. У нас были похожие комплексы, похожий темперамент и схожие вкусы в музыке. В первую ночь знакомства мы двигались исключительно на напитках, но уже во вторую (а мы встретились снова на следующий же день) я познакомил ребят с порошком. И, познакомив, обрел в их лице собеседников на ближайший год. 

Отныне, практически каждые выходные мы встречались, выпивали и ближе к середине ночи я уже заказывал порошок. Платил всегда я. Инициатива тоже как бы была моя. Ребята конечно извинялись. Им было неудобно. Но я настаивал. Теперь я уже не был так одинок как раньше. Деньги большого значения не имели. Значение имело общение, по которому я изголодался. Милана с Димой жили в Шанхае дольше меня на три года, знали город лучше и имели больше связей. Мой досуг стал разнообразнее.

К сожалению, вскоре пришлось ввести в нашу компанию и мою жену. Маша почуяла в Миланином лице конкурентку и настояла на своей с ней дружбе. Однако от кокаина жена в основном отказывалась, уезжала спать раньше. И все мои выходные ночи заканчивались одинаково: я сижу за старинным столом, на маленьком шатком и древнем стульчике в углу гостиной-спальни Миланы и Димы. Они сидят на полу, у проигрывателя. Я черчу полоски кокаина и приглашаю их к их же столу. По очереди, они подходят, кланяются и мы беседуем. 

Меня быстро отпускает. Меня всегда быстро отпускает, намного быстрее, чем ребят. Поэтому я, не без сопротивления, подговариваю их еще раз приложиться к столу почти каждые двадцать минут. Играет винил. Мы пьем пиво или смешиваем негрони. Ночь черна и уютна. Пакетик заканчивается, и я еще раз вызываю Турэя. Он приезжает в течении двадцати минут. Я накидываю куртку и выбегаю в промозглую улицу. Турэй ждет меня в такси. Я сажусь к нему на заднее сидение. Он командует водителю “Шифу, Ичизо!”, что переводится с китайского примерно как “Отец, езжай прямо!”. Турэй приветствует меня “Пита! Ма френ! Хау мач?”.

Турэй предупреждает меня, куда в машинах такси надо смотреть, чтобы обнаружить камеры. Не так давно камерами стали оборудовать все машины. Мы совершаем сделку, я прошу притормозить и выскакиваю. Обычно я выскакиваю на углу Nanchang road и Huaihai road. Широкий и такой загруженный днем Хуахай ночью очаровательно пуст. Как была пуста Тверская в редкие предрассветные часы в Москве. Думая о Москве и черт знает о чем еще я пешком возвращаюсь к ребятам. Ребята ставят новую пластинку. Я сажусь за маленький стульчик. Ночь по-прежнему черна и уютна. А как только появляются первые признаки рассвета, я спешно собираюсь и ухожу.

Может быть, только единожды или дважды ребятам удалось уговорить меня остаться после рассвета. Мы вышли на крошечный балкончик их жилища. Дима вручил мне стакан Лайфрога. И я залпом осушил его, получив в свой адрес вежливый упрек, дескать этот вискарь полагается цедить. Я не специально. Я автоматически. У ребят уютный балкон, но после восхода солнца все мои действия направлены на то, чтобы как можно скорее оказаться у себя в спальне, задернуть шторы, принять таблетку занакса и лечь спать. Рассветы я ненавижу.

Мы сердечно, кокаин их еще прет вовсю, прощаемся с ребятами. Я спускаюсь на улицу и заказываю такси до дома. В ожидании машины я избегаю смотреть в лица редким прохожим. Вы представляете, что это за люди, те что встают в пять утра? Это люди как минимум противоположные тем, кто в пять утра еще не ложился. Они ведь уже проснулись и живут в завтрашнем дне, а я застрял во вчерашнем. Мне надо поспать. 

Уже в машине меня начинает подгонять паранойя. Окружающая светло-голубая утренняя действительность кажется мне пугающей. А сам я, помятый, с блуждающим и будто бы наивно грустным из-за расширенных зрачков взглядом кажусь себе отвратительным. Было бы куда спокойнее, если бы вокруг все еще была непроглядная ночь. Быстрым шагом я добираюсь от машины до квартиры. Умываюсь, выпиваю стакан воды, задергиваю шторы и стараясь не разбудить жену, ложусь спать. Просыпаюсь около двух дня. Заказываю еду, делаю кофе и иду на балкон, пялиться на стадион.
#писанина

подумать только, все это происходит 9 лет назад.

Мы заканчиваем ночь вдвоем с Томом. Мы сидим в лапшичной на задворках улицы, где находится Шелтер, чуть поодаль от шумных пьяных толп. Время близится к трем. Мы берем себе по порции лапши с говядиной. В крошечном зале с зелеными стенами кроме нас и хозяина больше никого. В перерывах между возней с огромными кастрюлями и тестом, которое вскоре превратится в лапшу, хозяин, старый-престарый китайский дедушка, весь потемневший и скукожившийся от времени, смотрит какое-то народно-патриотическое кино. Телевизор висит посреди зала, поэтому мы тоже смотрим. На экране дети одетые в форму наподобие формы красной армии отправляются, видимо, на войну. Играет тоскливая, но торжественная музыка. Старики и старухи высыпали на улицы деревни и горестно провожают своих внуков туда, откуда вернутся далеко не все. Грузовики с детьми уезжают все дальше. Музыка звучит все громче. Я отворачиваюсь от экрана и вижу, как дед лапшичник утирает рукавом слезы. Другие города, другие страны — а пропаганда везде примерно одинаковая. Мы с Томом не доедаем свои огромные порции, прощаемся и рассаживаемся по такси. И не знаю как Тома, а меня таксист небывает юаней на пятьдесят.
#писанина

Мы набились в такси. Компания галдела, шумела, а я еще не привыкший к английской речи помалкивал и смотрел в окно. Мы неслись по надземной автостраде. Деревья, тротуары и люди были где-то внизу, а мимо нас проплывали небоскребы и крыши домов пониже. Я вцепился глазами в один из небоскребов. Облицованный золотым стеклом он смотрелся непривычно. Золотой небоскреб наплыл, затем отплыл от нас. Мне показалось, что я недавно видел его во сне. Почему-то захотелось позвонить бабушке. А мы все мчались и мчались по эстакаде. Мы ехали так долго, что уже начинали трезветь. Когда мы наконец попали на день рождения короля, мы вошли в огромный, практически концертный зал, и первым делом атаковали официантов с подносами игристого вина.

Бесплатное вино сработало, и остаток ночи превратился в слайд-шоу. Я вижу огромный квадратный зал плотно забитый людьми. У многих в одежде доминирует национальный голландский оранжевый цвет. Вдруг передо мной возникают две девушки и перекрикивая музыку кричат что-то мне по-голландски. Услышав, что я отвечаю по-английски, они оперативно исчезают с разочарованными лицами, не дожидаясь, пока я закончу фразу. Ну и хуй бы с вами, думаю. Удивительно, как я сегодня умудрился оказаться где-то еще более чужим, чем просто иностранцем в Китае. Еще игристого. Я теряю своих спутников и некоторое время смущенно слоняюсь из угла в угол зала, проталкиваясь сквозь людей в оранжевом, попутно хватая с подносов хрупкие бокалы. Вдруг Джули треплет меня сзади за плечи: “Это место тухляк, поехали в Шелтер”.

Шелтер оказывается буквально шелтером. Клуб оборудованный внутри бомбоубежища. Вход в него спускается с улицы. Ступени ведут по длинному узкому коридору освещенному тусклым неоном куда-то глубоко под землю. Не смотря на врожденную клаустрофобию — это место мне сразу понравилось. Я только пришел, а у же думаю о том, как еще вернусь сюда. Я всегда тянулся к гетто-эстетике, запущенным старым дайв-барам, грязным подвалам и прочим помойкам проверенным временем. Есть в них что-то настоящее, а если и не было, то с годами назрело. 

Внутри, в просторном помещении без намеков на окна находится танцпол и дальше по разветвленным узким коридорам – несколько сидячих зон. Герметичные комнатки, в них кожаные диваны вдоль стен под низкими полукруглыми сводами потолков. И повсюду большое количество пьяных иностранцев всех национальностей с изрядной примесью китайцев. Вообще все иностранцы, которых я сегодня встретил множество, производят впечатление людей беспечных. Пьющих отчаянно. Как дети без родителей. Как я позже понял, это такая Шанхайская особенность.

В туалете клуба висит крупная двуязычная табличка гласящая “no drugs!”. Прямо под табличкой опершись на стену пара китайцев курят джойнт. На выходе из клуба бродят ребята похожие на цыган из моего детства и предлагают купить травы. Всего в нескольких метрах через дорогу от них стоит большое количество полицейских машин и, собственно, находится полицейский участок. Но всем плевать. #писанина

В конце моей первой рабочей недели Джули пригласила меня на ужин в японский барбекю. Одно из тех заведений, где тебя просят снять обувь, и сидишь ты прямо на полу. К счастью, в ту ночь мои носки оказались без дырок.

Я, Дэн, Джули, тощий британский парень Том из соседнего отдела и друзья Джули, европейская гей-пара родом из Нидерландов — мы расселись вокруг стола. В центр стола был вмонтирован котел, где разгорались угли, а с потолка к котлу тянулась труба вытягивающая жар. Труба спасала от дыма, но не от запаха жаренного мяса. Проводишь в заведении несколько минут, и твои волосы и одежда всю ночь уютно пахнут костерком и копченым мясом.

Джули свободно разговаривала по-китайски и сделала объемный заказ за всех нас. Вскоре официант принес подносы с мясом. Джули подцепила несколько тончайших полосок говядины металлическими щипцами и разложила на решетке в котле. Мясо зашкварчало. Капельки жира падали на угли и превращались в язычки пламени. Принесли пиво. Японский драфт с замороженной пенкой сверху. Мы немного поговорили ни о чем, и тут началось.

— А как тебе Тэд, Питер? — обратилась ко мне Джули — Нравится с ним работать?

— Ну вроде ровный парень. — осторожничал я — Он, конечно, не сильно заинтересован в современных тенденциях, но я вижу как он целый день верстает эти свои коробки.

— Он дикхед! Опасайся его. — включился Дэн.

— Да, он постоянно пытается вести себя так, как будто наш начальник. — продолжала Джули — Тэд встречается с девочкой из отдела маркетинга, а та в свою очередь дружит с Майклом, вице-президентом. Тэд постоянно нам гадит. Мы с ним не общаемся. Будь с ним осторожен, Питер!

Я сказал, что буду осторожен. Чего мне еще оставалось им сказать. Меня больше волновало, как я расплачусь за ужин. Но вскоре выяснилось, что это такой “велкам диннер” посвященный, собственно, мне. Платят пригласившие, то есть Джули с Дэном.

После ужина мы отправились в клуб. В гей-клуб. Таким образом, первым клубом, который я посетил в Шанхае, был гей-клуб. На широких ступеньках у входа в клуб сидело множество красивых мужчин. Внутри их было еще больше. Некоторые посетители ходили по клубу с голым торсом и иногда задевали меня какой-нибудь его теплой потной частью. В общем-то весело. Но я не танцую. Поэтому я прибился к бару. Джули и компания куда-то исчезли. Я заказал виски колу. Шестьдесят юаней. Тут я сделал для себя открытие, что алкоголь в Шанхае намного дороже еды. Подошел какой-то парень. Долго смотрел на меня с другого угла бара, и вот подошел.

— Ты хендсом!

В последствии это было наиболее частым словом, которое я получал в качестве комплимента. Хендсом. Не красавчик, не горячий, а именно, что невинный очаровашка. Милый.

— Спасибо. — ответил я.
— Хочешь отсосу в туалете?
— Слушай, давай чуть попозже, я только пришел...
— А ты все же хендсом!

Подскочила Джули:
— Мы уезжаем в другое место, на празднование дня рождения короля Нидерландов, хочешь с нами?

— Поехали! — только и ответил я, про себя удивившись тому факту, что в Нидерландах есть король. #писанина

Муд

Мне нравятся местные станции метро. Некоторое время ушло на то чтобы почувствовать какие они старинные. На отдельных линиях поезда такие узкие, что кажется можно дотянуться руками от одной стены вагона до другой. Вагоны болтаются, гудят, гремят железками, а из тоннелей ветер гонит столетнюю пыль.

Сидим на одной из таких станций, ждем поезда. 14 минут. Мужичок слева от меня на скамейке пьет монстр энерджи. Сложно сходу дать ему определение, может трудяга, может бездомный. Лучше всего ему подходит слово «бедолага». С абсолютно славянской тоской в лице.

Девушка с которой я полчаса назад выпил полторы бутылки вина на веранде //бутылка белого в ведерке со льдом, но над головой тепловые лампы. Барменша шутит: «ужин с видом на шоу. Тут так каждый вечер» имея в виду долгое бодание полиции с шумным агрессивным психом через дорогу от нас// чуть веселее меня самого. Она все время роняет свою сумочку. На третий раз я переключаюсь с английского на русский: «да еб твою мать!» и бедолага слева резко поворачивает голову в мою сторону услышав родную речь.

"жизнь — это очень грустный бизнес"

"Квартира на Huaihai Middle road мне отчаянно нравилась. Квартира задавала тон фальшивому, но важному для меня образу. Она позволяла мне выглядеть в глазах гостей обеспеченным молодым человеком. Квартира, конечно, была мне не по карману. Я ведь платил за нее напополам с женой. Но об этом гости не догадывались, а я не спешил рассказывать. Какая такая жена? Та, которая улетела в Россию полгода назад и видимых следов ее присутствия в доме не было. Я их прибрал конечно, эти следы.

Я носил светлые шорты, льняные рубашки, замшевые лоферы, серебряную цепочку на запястье, душился преимущественно парфюмами от Тома Форда, жил в необычной и просторной квартире, в самом сердце города и закатывал у себя вечеринки до девяти утра. О своих реальных карьерных достижениях я много не болтал. Никому в общем-то не было интересно знать, чем конкретно я занимаюсь. 

Съехав с квартиры на Huaihai Road, поддерживать образ великого Гетсби, конечно, будет труднее. Но съезжать надо было срочно. Меньше всего мне хотелось дожидаться в этой квартире возвращения жены, с ее последующими попытками затянуть меня обратно в вязкую трясину брака. Надо было сваливать."

После Хуахая было еще много домов и квартир. Но здесь порыв с которым я сел записать эту заметку улетучивается. Мне лень. Скажу только, что присутствие этих мест я ощущаю почти постоянно. И связь моя с ними настолько прочная, что сложно поверить в то, что их больше не существует нигде кроме точки в пространстве и времени моего сознания.

Это похоже на то, когда сидишь один в тишине в пустой квартире. И слышишь приглушенно чью-то речь. Будто за стенкой разговаривают мужчина и женщина. Или работает радио. Речь слышна, но слова разобрать невозможно. Вот только ты точно знаешь, что за стенкой никого нет. Ты слышишь чьи-то чужие воспоминания.

За свою жизнь я сменил множество квартир. Некоторые из них мне запомнились. От других в памяти остались только какие-то куски пространства вокруг.

Например угол улицы на перекрестке Yanan Road / Maoming Road в Шанхае. Я стою на нем в пол первого ночи. Над головой проносятся машины. Я стою и прислушиваюсь как под порывами ветра от проезжающих авто поскрипывает пластиковое ребристое полотно ограды отделяющее шумную эстакаду от тихой улицы внизу. Мелодичный тихий скрип, больше даже похожий на свист птиц. Эстакады поют.

Я в шортах и по моим ногам дует горячий летний азиатский ветер. Слева от меня высоко в небо уходят башни бизнес центров. Опустевшие и почерневшие на ночь. Их верхушки в небе подсвечивают никогда не гаснущие прожектора. Справа от меня Maoming lu уходит на пересечение с Julu lu. Я могу пойти направо в сторону баров или налево, в сторону дома. Но в памяти сохранился только этот кусок пространства на перекрестке, может быть даже несколько прохожих навсегда застрявших на нем, а все что вокруг обрывается в непрозрачное ничто.

Отматываю память еще на несколько лет назад. Мне двадцать семь и я только что переехал в Шанхай. Снял квартиру на окраине района Сюджахуэй. Улица называлась Zhongshan Xi lu. На пересечении с Caoxi Bei lu. Это были первые китайские слова которые я выучил, так как местного убера еще не существовало и чтобы добраться куда-то на городском такси нужно было назвать водителю перекресток двух улиц.

Время от дома до офиса с утра измеряется одной остановкой на хорошо кондиционируемом поезде метро. А вечером пешей прогулкой и двумя бутылками пива.

Маршрут проходит через оживленный и ярко освещенный Xujiahui. Идти по нему приятно. В то время этот район олицетворял собой будущее и время новых надежд. И "олицетворял будущее", это не пошлое преувеличение. Район построенный в конце девяностых выглядел именно так как современные люди представляли благополучное и высоко технологичное ближайшее будущее. Это увидел не только я, но и режиссер Спайк Джонс, который снял в этом и других районах Шанхая половину своего фильма "Her".

Я глазею по сторонам и протискиваюсь через яркую толпу. Пиво постепенно выходит из меня вместе с потом. Я прохожу мимо бесконечных ресторанов и баров. Мимо экспатов в синих пиджаках, с розовыми англосаксонскими лицами поглощающих пиво и бургеры в заведениях для белых. Некоторые из их рож мне знакомы, мы работаем в одной башне. Прохожу мимо салонов грязного массажа, где в ядовитом фиолетовом свете ламп у входа дежурят свободные китайские девочки в ультра коротких юбках.

Скорее всего я улыбаюсь. Мне нравится этот город, мне нравится этот климат. Мне нравятся мои новые друзья и компания в которую я приехал работать. Я полон надежд неплохо подзаработать и хорошенько повеселиться. Получилось и то и другое.

Того Сюджахуэя действительно уже нет нигде кроме моего сознания. Изменилась политика и изменилось время. Уехали экспаты, закрылись бары и массажные салоны. Кое где на стенах правда до сих пор остались пыльные очертания букв massage. В Шанхае, к слову, множество таких отгремевших районов.

Я же пять лет и три квартиры спустя переехал на Huaihai Middle road. Тут реальность опять странно пересекается с сознанием. Переехав, я обнаружил у себя на пинтересте фотографию дома, в котором поселился. Я сохранил ее лет за 7 до этого. Когда про Шанхай вообще ничего не знал. На фотографии присутствовали даже мои окна.

Квартира принадлежала архитектору. Он хитро перестроил пространство под себя. И это была одна из лучших квартир в которых я жил. Одной стороной она смотрела высокими окнами на эстакады и небоскребы делового центра района Jingan. Другой стороной выходила на центральную Huaihai Lu. Через дорогу был недорогой бар Windows. И каждый вечер я слышал веселые крики толпы студентов. А позже вдоль дороги на тротуаре высаживались пьяные девушки. Они разбрасывали свои сумочки и телефоны а друзья пытались привести их в чувства и засунуть в такси.

В квартире этой был один минус: моя жена. Так я описываю тот период в своей, простите, первой книге:

У меня есть в телефоне папка с скриншотами из книг, без подписей само собой. И не всегда сразу вспоминаешь, кто это написал. Парижский период Миллера самый лучший. То есть все полторы книги. Остальные я не дочитал.

жанр чисто: мужики на саламерии полчаса нюхают сосиски приговаривая "ле сизон де сосисон! у ля ля!"

кайф https://www.youtube.com/watch?v=FvmYaYCZBvw

Всю жизнь хотел чтобы появился волшебный человек и увез меня куда-нибудь далеко. Никто конечно так и не появился, зато я вывез уже двоих

Германия это на моей памяти первая страна где в отеле с тебя берут деньги за оставление чемодана в лобби перед заселением. А заселение в 3(!) дня. Как по-немецки будет «крохоебы»?

очень хочется заняться организованной преступностью где-нибудь в азии https://youtu.be/zSLlX4czsZA?si=2NVah-K0cVD99Nq8