Командировка на Маяк. Моё Гонзо.
Ну, знаете командировка как командировка. Не хуже и не лучше иных. Хотя Казанский отвратителен, насколько отвратителен бывает вокзал.
Ну так что, начнём. Русскому человеку не то что бы много надо. Есть три правила, и в случае их соблюдения, скажем, остальное простительно.
Первое — не быть смешным.
Второе — не быть красивым.
Третье — не растекаться как пиво по столу. А я что мне оставалось? — я сделал из горлышка шесть глотков и снова припал головой к окошку. Чернота все плыла за окном, и все тревожила. И будила черную мысль. Я стискивал голову, чтобы отточить эту мысль, но она все никак не оттачивалась, а растекалась, как пиво по столу. «Не нравится мне эта тьма за окном, очень не нравится».
А кому нравится? Верно. Чего говорить? Наш управдом, не брезговавши, съездил к трем вокзалам.
Мне думается, идея кинофестивалей ложна в своей основе. Допустим, вытащили бы меня из кровати и отправили на сцену. Иди, Сибирин, в одних трусах, объясняй свои стихи. Мне вчера хозяин выписал расчет. А что я могу объяснить? Сумма слов, немного трагедии, как говорил Лотман, филологическая витиеватость. А что сказать еще? Пожалуй, не сегодня.
А поезд был хорош. Насколько хорошим может быть поезд. Не дай вам Бог знать, как пьют киномеханики и Александр Робак. Пьют так, что в вагоне-ресторане не осталось водки к первому вечеру. К девяти.
Ну, как-то доехали. Отель как отель. Панорамные лифты, но слишком подозрительные охранники. Охранники в целом — оминималенные чекисты. Но вот геленджикские охранники, таких я не видывал. Так дотошно меня еще никто не разглядывал. Страшно сказать, даже ни одна женщина, что крайне обидно.
Охранники, отель. Далее кино. Главнейшее из искусств. Русский режиссер всегда следует интенции, и это очень странно. Первый — «брату», второй — Хамдамову, третий — Ренате, четвертый — Бог кому запретит сказать наследует.
Хочется подойти к русскому режиссеру, хлопнуть по плечу и сказать: А не хочешь попробовать быть собой? Ну, он конечно откажется, ибо русский режиссер следует интенции.
Понравилось ли мне кино? Ну, кино как кино. Да, честно понравилось. В особенности, два фильма: короткий метр «Хребет» и полный «Кончится лето». Два самых нативных фильма. Из журнала «Сеанс» меня бы уволили до конца практики. А что я могу сделать?
«Хребет» — это максимально христианское высказывание о невозможности выбора. Думаю, русские люди меня поймут. «Кончится лето» — максимально христианское высказывание о множественности выбора, пока ты не поймешь, что никакого выбора не было. А я, знаете ли, ходок до христианских высказываний. Ну, вот например:
«На рассвете взлетали голуби. Шагая в знобящих утрах призывной осени, он ощущал странную невесомость тела, которая сплеталась в его сознании с необъяснимостью всего, что он знал и чувствовал».
Советую вам ненавидеть искусство, потому что ничего хорошего оно вам не принесет.