Гранд-канал

Атомный гриб над лагуной — записала я как-то в 2022-м в блокнот видений и тревог. Сегодня же в газетах пишут, что один крупный местный чиновник предложил построить в Маргере атомный реактор. Будущее Венеции, конечно, предрешено, но очевидно некоторые акторы стремятся добавить альтернативных сценариев судного дня. (Или Венеция через них сама выбирает свой уход?)

Читаю презанимательное исследование Ютты Сперлинг Roman Charity. Queer Lactations in Early Modern Visual Culture. Это первая попытка анализа иконографии знаменитого смущающего сюжета о «римском милосердии» — проявлении высшего долга перед отцом. Дочь кормит грудью отца, спасая его от голодной смерти в тюрьме. Сперлинг трактует этот сюжет как революционный, подрывающий основы патриархального общества и патрилинейности — дочь наделяется абсолютной родовой властью через свое молоко; очевидная альтернатива кровному родству по мужской линии. «Римское милосердие» изображалось и в откровенно порнографическом ключе, где дочь — почти что доминатрикс, низводящая отца до регрессивной зависимости, но были и диаметрально противоположные трактовки ее образа как «жалкой жертвы кровосмесительных требований уберпатриарха»; наконец, существовал не только распространенный кросс-гендерный вариант, но и гораздо более редкий, «женский» — дочь кормила мать (см. в тч Боккаччо «О знаменитых женщинах», наконец переведенных и грустно-незаметно изданных на русском и «Книгу о граде женском» венецианки по рождению Кристины Пизанской, которую издадут в Individuum). Сперлинг подробно исследует иконографию «римского милосердия» во всех изобразительных жанрах и — дополнительно — литературные и медицинские источники практик взрослого грудного кормления, queer lactations; к счастью, есть иллюстрации, некоторые из которых вы просто обязаны увидеть.

«План стихотворения» Осминкина vs «Способы написания стихов» Данильченко.

Игорь Булатовский — ангел-хранитель независимого книгоиздания в России.

Не всех авторов перечислила в предыдущем посте; исправляюсь и любуюсь.

Девятнадцатый номер «Носорога» собирался и складывался примерно год — как и предыдущий восемнадцатый (тот стал первым выпущенным после начала войны). При этом уже в конце 2021 года стало необходимо что-то переиначить в журнальном устройстве; «Носорогу» тогда же дали премию Андрея Белого, и над нами нависло подведение итогов. Сделать этого мы не успели, нить оборвалась, но — по разным причинам — чуть больше, чем через год после 24 февраля, мы все же собрали еще один выпуск; думаю, это была какая-то надежда на терапевтический эффект — после довольно затяжного и мучительного молчания удалось немного поговорить в привычной форме. Но форма — очень чуткая и ранимая штука; плохо, когда ее используют по привычке. 
Мы с Игорем, возможно, чуть позже сформулируем что-то более развернутое, пока лишь делимся новостью об окончании текущей истории журнала «носорог» и анонсом 19-го номера и устраиваем себе грустный праздник — такое количество благодарностей за журнал мы не получали еще ни разу. значит нынешний «Носорог» мы отпускаем в правильный момент.
И если вдруг кто-то запутался в сущностях, то: речь идет о журнале и только, одноименное издательство, в которое уже давно перерос журнал, еще как продолжается и вот буквально сейчас экспериментирует с формами и видами бумаги, на которую ложатся слова и прочая дичь.

Ну а пока — все же новый номер. Внутри, как мы это сформулировали, путь от внутреннего к внешнему, к поверхности. Ограничусь несколькими важными для меня текстами: моя давняя мечта — фрагментик из грез/научных размышлений состарившегося Казановы, засевшего в богемском замке — утопия о мире в центре земли и его обитателях-мегамикрах; затем еще одна давняя мечта — переводы на русский коротких рассказов любимейшей Леоноры Каррингтон (сама мечтала, сама и перевела); ну и еще одна давняя мечта — в «Носороге» наконец опубликовался и Игорь Гулин (прочие редакторы, т.е, Стас и я уже отмечались; замечу, кстати, что этот номер собирался без Стаса, ранее он вышел из редакции); наконец, все это заедается солнцем — обложка работы художника по фамилии Батай (не Жорж, увы). Можно рассказать чуть больше об этих и остальных великолепных текстах, но, как у нас заведено, мы предлагаем читать, а не говорить. Чтобы иметь такую возможность, вам сюда.

Комментарии объявляются открытыми.

Очень нравится, что на сайте Центра политического анализа переводы из Агамбена сопровождаются фотографией автора в образе апостола Филиппа из пазолиниевского «Евангелия от Матфея». Наш венецианский дед вечно молод.

Это могло быть продолжением моего сна о России, но это Америка. (Кадры из «Миграции» Дуга Эйткена)

#этомоглобытьмоимсном

Любимая ведута из серии идеальных городов.

Ренессансные ​​ведуты «идеального города» при длительном рассмотрении в музейном пространстве, само собой, смахивают на антиутопию. Посмотрела оригинал самой известной из них, из Урбино. Далее, на городском автовокзале встретила ее репродукцию, живущую полной жизнью; ее довольно аккуратно дополнили миниатюрным палестинским флагом, надписью Figlio di Putana и несколькими нрзб именами.

Публикация и чтение текстов Павла Кушнира сейчас — не умаляю их литературного значения — в основном ритуальны. Вспомнилась глава из романа Антуана Володина «Писатели», та, где «самый непризнанный писатель» сочиняет/ читает вслух свое единственное произведение — список расстрелянных на Бутовском полигоне в день его появления на свет. Обращение к текстам к Кушнира сейчас, после его гибели, как воззвание к именам тех, перед кем навсегда виноват самим фактом своего рождения володинский писатель. (Но конечно, и сам Кушнир — абсолютный персонаж этой книги Володина.)